Асессор фон Вильденфельс, а также и прокурор самым учтивым образом отказались от любезного приглашения графини отобедать в замке и предпочли перекусить в деревенском трактире. После чего прокурор, пожелав асессору успеха, отправился обратно в город.
Никто из коллег не знал, как дорога была Лили молодому асессору. Он вообще был скрытен и не любил открывать кому-либо свои тайны.
Графиня под впечатлением ужасного происшествия, казалось, совершенно забыла свою ссору с Бруно и через управляющего предложила ему на время следствия занять несколько комнат в замке. Однако Бруно отказался и от этого приглашения, сказав, что имеет на то особые причины.
Вскоре причины эти стали ясны любому более-менее проницательному человеку: Бруно и секретарь в сопровождении управляющего отправились в домик лесничего и попросили разрешения разместиться наверху, в мансарде.
— Нам здесь вполне удобно, — заверил Бруно. — Никто не мешает, и мы никому не станем мешать.
Здесь же он намеревался выслушивать и свидетельские показания.
Самого Губерта не было дома.
Старая вдова очень удивилась такому странному желанию господ и начала убеждать их занять любую комнату внизу. Но Бруно вежливо сказал, что предпочитает занять три верхние комнатки. В первой он намеревался устроить приемную для свидетелей, во второй решил поселиться сам, а третью — отдать секретарю.
Добрая старушка засуетилась, принялась убирать комнаты и устанавливать там кое-какую мебель. За короткое время все было приведено в порядок, и Бруно поселился в домике лесничего, поблагодарив управляющего за его любезность.
Фон Митнахт вернулся в замок не в духе. Несмотря на все старания, ему так и не удалось выпытать ни у Бруно, ни у секретаря, кого они подозревают в злодеянии.
Тем временем в замке, деревне и окрестностях быстро разнеслась весть о прибытии судебных властей.
Из своего убежища Бруно украдкой наблюдал за обитателями домика лесничего. От его внимания не укрылось странное беспокойство матери Губерта и его сестры. Но он решил пока не придавать этому значения и действовать без предубеждения, не принимая в расчет ни личных чувств, ни внешних впечатлений, и обращать внимание только на факты.
Прежде всего он собирался допросить Губерта — не только потому, что встретил его вблизи того места, где совершилось преступление, но, главным образом, потому, что хотел узнать, насколько Губерт осведомлен о случившемся и имеет ли какие-нибудь подозрения относительно личности преступника.
Мысль о причастности к преступлению самого Губерта асессор отогнал сразу. Он знал, что лесничий пользовался расположением и полным доверием Лили и, следовательно, не имел никакого повода совершить убийство.
Губерт вернулся домой только к вечеру. Весь день он пропадал в лесу.
Мать первым делом сообщила ему о прибытии судебного следователя из города, но для него это уже не было новостью. Когда же она прибавила, что тот поселился у них наверху, Губерт сильно вспылил.
— Здесь, у нас в доме?! Что это значит? Неужели не нашлось другого места?! — кричал он так громко, что старушка и София не на шутку испугались, что его услышит господин асессор. — Много они знают! — добавил Губерт таким тоном, будто сам знал больше других.
По всей вероятности, Бруно слышал голос лесничего, так как через минуту появился Ленц и объявил Губерту, что господин асессор просит его к себе. При этом он взял у старушки несколько свечей, за которые тотчас же и заплатил.
Губерт пошел наверх.
Он был мрачен. Со следователем говорил отрывисто и раздраженно.
— Пойдите сюда, Губерт, — сказал Бруно. — Сядьте вон там. Мне необходимо задать вам несколько вопросов. Вы, вероятно, уже знаете, что я прислан сюда в качестве судебного следователя?
— Господину асессору лучше бы не встречаться вчера вечером с молодой графиней или, по крайней мере, следовало бы проводить ее домой, — злобно отвечал Губерт. — Тогда она осталась бы жива, и не понадобилось бы следствия. Все равно никто ничего не узнает…
Сдерживая досаду на грубый тон лесничего, Бруно сухо проговорил:
— С этой минуты, Губерт, я для вас не асессор Бруно фон Вильденфельс, а судебный следователь, поэтому потрудитесь отвечать на мои вопросы. Почему вы сказали, что никто ничего не узнает?
— Что подумал, то и сказал.
— А почему так подумали?
— Каждый может думать, как ему заблагорассудится.
— Вчера вечером, во время грозы, вы слышали крик. Во всяком случае, сказали об этом управляющему. Где вы находились в тот момент?
— Неподалеку от того места, где встретился с вами.
— Вы выглядели чрезвычайно расстроенным и не ответили на мои слова. Почему?
— Не знаю… Верно, на то были причины.
— Что вы делали так поздно в лесу?
— Я лесничий, и находиться в лесу — моя обязанность, которую я исполняю в любой день недели и в любое время суток.
— Лес так велик, каким образом вы очутились именно в том месте?
— Я и сам не знаю.
— Вам встретилась молодая графиня, когда она возвращалась домой?
— Да.
— Где именно?
— По дороге от трех дубов к замку.
— В каком месте?
— Если бы я встретил ее там, у обрыва, убийства не произошло бы.
— Больше вы не встречали молодую графиню?
— Нет.
— Вас видели в лесу и позже. Управляющий и рабочие замка встретили вас у меловых утесов. Вам поручили возглавить одну из поисковых групп. Что вам удалось обнаружить?
— Ничего.
— Вы дошли с вашей группой до трех дубов?
— Нет, до дубов мы не дошли. Мы услышали голоса и крики и подумали, что другая группа нашла молодую графиню.
— Вы поспеваете, господин Ленц? — обратился Бруно к секретарю.
Тот утвердительно кивнул, перо его продолжало летать по бумаге.
— Значит, вы полагали, что у трех дубов вам нечего делать, и решили повернуть назад, к известковым утесам?
— Может быть… Точно уже не помню.
— И вы там ничего не нашли?
— Нет, было слишком темно.
— Значит, вы утверждаете, что молодой графини больше не видели?
— Нет, не видел, — ответил Губерт.
Он не решался признаться, что Лили отказалась взять его в провожатые, прогнала его. Да и кому признаться — счастливому сопернику, которого Лили предпочла ему, Губерту, и который, по его убеждению, и был виновен в смерти девушки. Потому как не будь этого свидания у трех дубов, ее не застигла бы гроза и не подкараулила бы смерть у меловых скал.
— Итак, вы не сочли нужным обыскать всю дорогу, по которой молодая графиня возвращалась в замок, и присоединились к другой группе, которая обследовала дорогу возле известковых скал, — продолжал Бруно. — Почему же вы так внезапно исчезли?
— Сам не знаю, только я не мог оставаться там.
— Странно. Было бы вполне естественно, если бы вы принимали живое участие в поисках. Ведь молодая графиня всегда благоволила к вам, полностью вам доверялась. Вы, хоть и были старше, росли вместе с ней, были, так сказать, товарищем ее детских игр. И вот в этом трагическом происшествии, вызвавшем сочувствие людей гораздо более далеких, почти чужих, вы не только не принимаете участия, но преспокойно удаляетесь, не сказав никому ни слова. Как это прикажете понимать?
— Я должен был уйти, я не мог более оставаться у обрыва! — воскликнул Губерт. — Странно, право, но я не понимаю, почему вы мне задаете подобные вопросы? За что мне такая честь?
— Вы скоро сможете убедиться, что не один вы подверглись допросу. Будут допрошены и многие другие свидетели, словом, все, кто имел какое-либо отношение к молодой графине или к самому происшествию.
— В том числе графиня и другие высокопоставленные лица?
— Непременно. Перед судом все равны, никаких исключений быть не может.
— Тогда я удовлетворен.
— Имеете ли вы, Губерт, что-нибудь добавить к вашим показаниям?
— Мне больше нечего сказать.
— В таком случае вы можете удалиться, — закончил допрос Бруно.
