— Дезмонд! — Мальстен шагнул в его сторону.
— Богами и людьми! — повторил тот, развернувшись и бросившись бежать, не разбирая дороги.
— Проклятье, — прошипел Мальстен, собираясь пуститься в погоню.
— Пусть идет, — тихо произнесла Аэлин.
Мальстен повернулся к ней и внимательно посмотрел на нее. На щеках Аэлин играл здоровый румянец, глаза были живыми, движения прежними. Лишь во взгляде читалась растерянность, страх и бездонная грусть.
— Бесы с ним, — согласился Мальстен, покачав головой. — Аэлин, я ведь чуть не потерял тебя навсегда. Прости меня! Я причинил тебе столько боли. — Он опустил взгляд. — Ты, должно быть, больше не желаешь меня знать и жалеешь о том дне, когда мы встретились?
Аэлин посмотрела на него усталым, замученным взглядом.
— Забавно, — тихо сказала она, — моей последней мыслью было: «Прости, Мальстен. Я проиграла эту войну».
Данталли поморщился.
— То, что сотворил Теодор… — Он покачал головой. — Я не представляю, что сказать и как искупить свою вину перед тобой за все, что тебе пришлось из-за меня пережить.
Аэлин коснулась его щеки.
— Ты меня, что, совсем не слушал? — устало усмехнулась она. — Знаешь, мне, кажется, надо было раньше подумать о бегстве от тебя, если уж я пожалела бы о дне нашей встречи. Мне… было очень больно, когда умер отец. И больно до сих пор. Честно сказать, первое время я не могла в это поверить. Потом злилась на тебя, но все это время думала только о том, как вернуть тебя в этот мир. Точнее, как укрыть и позволить тебе вернуться в него самостоятельно. Как ты считаешь, Мальстен, с тем, кого ненавидят, будут так поступать?
Он прижал ее к себе и поцеловал в перепачканные землей волосы.
— Мне так жаль Грэга, — прошептал он. — Аэлин, я…
— Я знаю, — перебила она. — Я знаю.
Они долго стояли молча. Ярко-рыжий закат тринадцатого дня Сойнира постепенно перешел в сизые сумерки. Усиливающийся холод загнал обманувших смерть данталли и охотницу в хижину убитого аггрефьера. Там они решили переждать ночь.
— Что будем делать дальше? — осторожно спросил Мальстен.
Аэлин уставшим взглядом смотрела в темнеющий лес за окном.
— Сочтешь меня монстром, если скажу, — спокойным голосом ответила она.
— Вряд ли, — хмыкнул Мальстен.
Аэлин повернулась к нему.
— После всего, что произошло, спокойной жизни нам не видать. А я хочу пожить спокойно, Мальстен. Мне это очень нужно. Я хочу многое осмыслить. Ты понимаешь?
— Могу лишь постараться, — кивнул он.
— А я, честно говоря, не знаю места, куда сунутся с меньшим энтузиазмом, чем жилище аггрефьера. Ты понимаешь, к чему я клоню?
Мальстен удивленно приподнял брови.
— После всего ты хочешь… остаться здесь?
— Я не в восторге, — покачала головой Аэлин, обняв себя за плечи. — Но, согласись, ни в одном другом уголке Арреды нам сейчас не укрыться. Временно мы можем осесть здесь. Хотя бы пока все не уляжется. Охотиться можно в лесу. Иногда выбираться в ближайшие города, чтобы разузнать обстановку.
Несколько мгновений Мальстен молчал, затем вопрошающе кивнул:
— Я пока не услышал ничего, что делало бы тебя монстром в моих глазах.
Взгляд Аэлин Дэвери помрачнел.
— Я это исправлю, — сказала она. — Из трупа аггрефьера, что лежит во дворе, я хочу сделать пугало. — Брови охотницы угрожающе сошлись к переносице.
Мальстен примирительно приподнял руки.
— Может, лучше просто сожжем?
***
Окрестности Говерна, Везер
Шестнадцатый день Сойнира, год 1490 с.д.п.
— Приготовься, — тихо шепнул Даниэль Конраду, найдя в перелеске в окрестностях Говерна оленя.
На сегодняшней охоте к ним присоединилась Цая, и, как ни странно, это решение было одобрено всей группой. Даниэлю это не нравилось, однако после того, как он с трудом оправился от раны, остальные начали всерьез опасаться за него. В пользу присутствия Цаи на охоте настойчивее всего высказывалась Рахиль, а если она в чем-то упорствовала, переспорить ее и сохранить нервы в целости практически не представлялось возможным. Даниэль решил, что будет проще уступить.
Однако сейчас, когда посреди охоты Цая вдруг начала отвлекать его, он пожалел о своем решении.
— Дани, посмотри, — позвала она.
Даниэль отмахнулся от нее, однако Конрад перевел на нее взгляд, отвлекшись от оленя. Животное услышало переговоры данталли и поспешило ускакать прочь.
И зачем только я позволил ей идти с нами? — буркнул Даниэль про себя. Однако высказать Цае свое негодование не успел: она, увлекая за собой Конрада, решительно направилась в глубину перелеска. Наконец Даниэль понял, что привлекло ее внимание.
Нити.
Кролик, за которым следовала Цая, был связан нитями данталли. Поняв, что за ним проследили, кукольник попытался скрыться, тут же втянув нити, но расплата помешала ему. Болезненное шипение донеслось до Даниэля и его спутников.
— Эй! Ты кто? Мы тебя не обидим! — крикнула Цая темноволосому молодому мужчине, испуганно выглядывавшему из-за дерева. При ближайшем рассмотрении стало очевидно, что спутанные темные волосы окрашены и светлеют у корней, а на лице пробилась неаккуратная светлая бородка. Он выглядел так, будто вынужден был сорваться с привычного места и долго скитаться, не зная дороги. Затравленный взгляд, потрепанная одежда, грязные руки…
А еще внешне он отдаленно напомнил Даниэлю кого-то.
— Мы такие же, как ты! — снова обратилась к незнакомцу Цая, делая к нему осторожный шаг.
Даниэль рукой отстранил ее себе за спину и приблизился к затравленно глядевшему на них кукольнику.
— Меня зовут Даниэль Милс, — представился он. — Это Конрад и Цая. Как тебя зовут?
Незнакомец помедлил с ответом, но все же отозвался.
— Дезмонд Нодден.
Даниэль с трудом не выдал себя.
Нодден? Как Гарретт? — переспросил он про себя, но вслух этого произносить не стал. Оставалось лишь дивиться тому, как тесна Арреда. До невозможности похожий на Дезмонда данталли с той же фамилией был ему знаком. Именно его мечтой было собрать группу данталли и держаться вместе, чтобы быть в большей безопасности. Даниэлю казалось, что он даже слышал от Гарретта Ноддена, что тот отправил свою жену и сына за Большое море.
— Ты здесь один, Дезмонд? — дружественно улыбнулся Даниэль. — Откуда ты? У тебя такой вид, будто ты беглец. Тебя преследуют?
— Я… — Он покачал головой. — Нет. Меня никто не преследует.
Остальные вопросы он проигнорировал, и Даниэль терпеливо еще раз поинтересовался тем, что волновало его больше всего:
— Откуда ты?
— Из Малагории, — осторожно ответил Дезмонд.
Цая и Конрад переглянулись.
— Что там произошло?
— Кто-нибудь выжил?
— Говорят, царь Малагории пропал!
— До вас добрались люди Культа?
— Как ты сбежал?
Цая и Конрад расспрашивали Дезмонда наперебой, а тот лишь переводил растерянный взгляд с одной на другого и выглядел все более напуганным. Даниэль покачал головой и приподнял руку, обрывая поток вопросов.
— Прости наше любопытство, — сказал он. — Мы много дней пытаемся собирать по крупицам вести с того берега Большого моря. Хотим выяснить, что стало с Мальстеном Ормонтом. Мы волей-неволей оказались на его стороне в новой войне…
Услышав имя анкордского кукловода, Дезмонд вздрогнул и отступил на шаг. Даниэль примирительно приподнял руку.
— Тебя что-то пугает? Дезмонд, поверь, прошу, мы не причиним тебе вреда.
Он не лгал. Этот данталли был для него особенным — в память о Гарретте и о той жизни, которую Даниэль вел до того, как стать палачом в Сельбруне.
Гарретт Нодден встретился ему совсем ненадолго, но эта встреча оказалась для него знаменательной и многое перевернула в его сознании. Гарретт удержал его от глупости — от попытки выручить попавшихся людям родителей.
Родители Даниэля оба были данталли и оба обладали поразительной способностью скрываться среди людей на самом видном месте. Отец Даниэля входил в городской совет Данмарка в Станне. Своего сына он всю жизнь учил, что данталли должен приобретать любой навык, который подвернется под руку, и напоминал, что навык, которым любой кукольник должен владеть в совершенстве, — это грамотно скрываться. Однако сам он сделать этого не сумел: обвал старой крыши трактира, где он сидел с приятелями из городского совета раскрыл его перед людьми. Точнее, разоблачил его процесс разбора завала и помощи попавшим в беду. Тогда-то слишком проникшегося добротой к своим приятелям данталли и выдали ссадины и раны на руках.
