Черт возьми, он чувствовал себя обманутым.
Почему это была его вина? Как он все испортил? И что именно это было, до того, как они затронули эту тему? Эд понял, что напился по собственной воле, а все остальное было логическим завершением. Вся эта неловкость и непонимание. Вот в этом и была проблема. Это не было непонимание. Он на самом деле чувствовал что-то к Лори. Не совсем ясно сформулировал для себя, что именно, но да: все, что Лори сказал, что он говорил ему… да.
Каждое красивое слово. Каждое слово. Каждое долгожданное прикосновение. Которые он до сих пор, даже после того, как Лори рассказал ему, не мог вспомнить.
Вдруг всего стало чересчур. Слишком много. Черт возьми!
Они стояли на светофоре на пересечении Данвуди и Линдейл позади Центра искусств. Глядя в окно, Эд рассматривал траву, побуревшую и умирающую на ноябрьском холоде, пространство, открытое и манящее, и… вот оно.
Повинуясь внезапному порыву, он открыл дверь машины, выскочил из нее и убежал.
Он бежал и слышал, как Лори кричит ему сначала встревожено, потом рассерженно, но продолжал бежать. К этому моменту он уже не мог остановиться. Голова кружилась. Наплывала тошнота. Эд чувствовал себя дураком. Самым настоящим гребаным дураком.
И ему на самом деле было очень страшно.
В голове все еще стучало, и съеденный панкейк подпрыгивал в желудке, но Эд продолжал бежать все глубже и глубже в «Сад Скульптур». Он приходил сюда тысячу раз с мамой, которая любила это место. Но сейчас, пробегая мимо, воспринимал искусство как что-то расплывчатое, идентифицируя его на странном подсознательном уровне. Он слышал звон колокольчиков на деревьях и ощущал, как их сюрреалистичная музыка пронзала, раскрывая его. Он пробежал мимо моста «Ложка и Вишня»[9]. Местная оросительная система была отключена на зиму. Пробежал мимо «Острие Ножа» и «Стоящей Рамы». Эд бежал до тех пор, пока его легкие не начали гореть, а ступни ног не стали посылать иголки вверх по ногам.
Он понятия не имел, куда направлялся. «Моя машина, — понял он, — моя машина на гостевой парковке, как раз за этой изгородью». Да. Он заберет машину и уедет. Покончит со всем этим. Никаких «прощай», никакого больше Лори, готового убить его взглядом. Одним махом покончить со всеми этим. Эта мысль причинила ему боль, но осознание того, что ему будет не по себе рядом с Лори, когда он и так чувствовал себя полным дураком, ужасала еще больше.
Он по-крупному облажался. Вместо того, чтобы использовать тропинку, которая вывела бы его на улицу, он оказался в «Двустороннем зеркальном лабиринте» — тупике. Тяжело дыша, он наклонился, уперся руками в колени, посмотрел на искаженное дымчатое отражение себя, которое явила ему инсталляция.
Эд заглянул в испорченное видение себя, размытое, трансформировавшееся и потемневшее. Он знал: несмотря на все, что говорил себе ранее, всю свою притворную бодрость, которую он пытался создать, все его планы, будто он хорошо чувствовал себя изнутри — все это счастье было фальшивым. А вот что было настоящим. Дело было не только в Лори, хотя и в нем тоже. Все было неправильно. Все в нем было фальшивым, неправильным и несвязным. Он был очарован мужчиной, который никогда бы не захотел его. А когда вообще удалось добраться до этого мужчины, то оказался слишком пьян, чтобы помнить. Он держался зубами за работу, которую ненавидел. Вел занятия на тренажерах, танцевал и тусовался с парнями, но все это было фальшиво, все впустую, все ничто. Потому что сам он был никем и ничем. Все, что у него когда-либо было — это футбол, да и тот ненастоящий. Просто хобби, просто забронированное место для мечты со времен старшей школы и колледжа. Он мог притворяться сколько угодно, но это долбанное отражение было самым реальным, чем когда-либо.
Эд уставился на себя, измученный, страдающий, дрожа от усталости, ненавидя себя, ненавидя свою жизнь.
— Эд.
Зов шел издалека, и сначала показалось, что почудилось, и он сходит с ума в довершение всего остального. Но тут снова услышал свое имя и в оцепенении повернулся на звук. Лори стоял на траве у тротуара. И выглядел не только сильно злым, но и неуверенным и обеспокоенным.
Лори, с которым я занимался прекрасной любовью, о которой даже мечтать не смел. И чего я до сих пор не знаю, что мы делали, потому что не могу вспомнить.
Эд почувствовал жжение в глазах и горле и моргнул, изо всех сил пытаясь сдержать эмоции. Но не смог остановить свой рот.
— Что ты мне сказал, — крикнул он через скульптуры, — в машине? О своем прошлом? Что ты сказал мне, что я смог понять?
Он ждал ответ. Лори выглядел неуверенно, но Эд каким-то образом чувствовал, что дождется ответа. Так Лори и сделал.
— Я сказал, что мне пришлось отказаться от жизни, которую любил. — Лори, одетый в пальто, сунул руки в карманы, будто защищая себя от него. — Я сказал, что знал, что та часть моей жизни должна закончиться, что это больно, и часть меня умерла вместе с тем концом. Иногда я все еще скучаю. Иногда не знаю, пройдет ли боль когда-нибудь. Я сказал, что в этом часть моей вины, но ты настаивал, что это не так. И я почувствовал себя лучше впервые за много-много лет. Это был хороший момент.
— Похоже, да. Мне жаль, что я пропустил. — Эд снова почувствовал жжение. Он попытался рассмеяться, но задохнулся и посмотрел вниз.
Когда он стал таким одиноким?
И где, чёрт возьми, справедливость? Он встретил того, кто смог ослабить эту боль и умудрился сразу потерять его, даже не помня, как это произошло?
Тяжкое удушающее отчаяние схватило его за горло, и он отвернулся. Но когда увидел себя в зеркале и вскрикнул и попытался отвернуться, но не смог спрятаться от зеркала, не смог удержать слезы, что текли по его щекам — и в своих страданиях он устало закрыл глаза.
Когда он почувствовал мягкое теплое прикосновение руки Лори к своей, отчаяние еще сильнее накрыло его, но рыдание удалось превратить во вздох.
— Я действительно думаю все это о тебе, — прошептал Эд тихим надломленным голосом. — И дело не в том, что я был пьян. — Он крепче зажмурился и покачал головой, пытаясь улыбнуться или засмеяться, но не смог. — Мне так чертовски жаль, что я все испортил.
Рука на его руке была твердой, но мягкое касание губ по щеке расслабило его. Он вошел словно ребенок в теплоту силы рук Лори и прижался лицом к его щеке. Он ждал, что Лори что-то ответит, скажет ему, что он не облажался, что все в порядке. Но Лори промолчал. Он просто держал его.
Означает ли это, что у них все хорошо?
Эд прерывисто вздохнул.
— Ты сводишь меня с ума, Лори, — прошептал он. — Ты, блядь, выворачиваешь меня наизнанку.
Руки, державшие его, сжали крепче и притянули ближе.
— Это чувство взаимно, — прошептал Лори в ответ.
Они стояли там, слегка покачиваясь и больше ничего не говоря, но на этот раз молчание было не напряженным, а, скорее, продолжением освобождения. Эд позволил этому чувству захватить его и расслабить. Поддержать его.
— Где ты припарковался? — спросил он через несколько минут.
— В зоне, где парковка запрещена. Я разглядел тебя сквозь деревья и просто бросил машину, не хотел упустить, если ты решишь уйти через «Парадный ледяной сад», — Лори уткнулся носом с шею Эда. — Скорее всего, ее уже отбуксировали.
Дыхание Лори щекотало кожу. Эд провел руками вверх по спине Лори, затем к ягодицам вниз.
— Я оплачу штраф и заберу машину.
— Забудь о машине. Это не имеет значения. — Лори оставался в том же положении.
Печаль, которая всего несколько мгновений назад казалась такой тяжелой, исчезла как дождевые облака, прогнанные солнцем. Но даже находясь в объятиях Лори, Эд наслаждался этим ощущением: прикасаться к нему, наслаждаться, как нос Лори согревает его кожу дыханием, и губы на коже его шеи… Но он так же осознал и надвигающееся будущее.
— Что теперь, Лори? Что мы будем делать?
Лори продолжал тыкаться носом, тыкаться и тыкаться. В конце концов заговорил, и его губы касались кожи Эда с каждым произносимым словом.
