Я сам напросился в эту поездку. Ещё одна конференция прямо перед Рождеством? Да пожалуйста, без проблем, сколько угодно! Мне необходимо сменить обстановку, хоть немного расслабиться, хоть немного отвлечься. Я смертельно устал от бесконечных поисков, от той мерзости, что ежедневно, сам того не желая, встречаю в разных уголках нашего города. Устал от постоянной боли и тоски. Но сильнее всего меня выматывает непомерное чувство вины, которое сжирает изнутри, мешая дышать полной грудью. Вот же дерьмо! Я бы все отдал, чтобы вернуть тот день, когда единственной проблемой была не вовремя подвернувшаяся командировка.
Поднимаюсь в свою спальню и начинаю собирать вещи. В сумку, не торопясь и без особой аккуратности, складываю привычный комплект одежды и белья. Сверху небрежно запихиваю дорожный несессер, все ту же папку с документами, которые мне точно не понадобятся, но, по крайней мере, будет чем заняться во время выступлений, а также паспорт и билеты. Рывком застегиваю молнию, подхватываю багаж и спускаюсь в холл.
Мне сложно подолгу находиться в своей комнате, она словно чужой для меня стала, поэтому я обосновался в спальне Роджера, среди его вещей, оставленных, брошенных, забытых. Я запретил в ней прибираться, вообще прикасаться к чему-либо. Хочу, чтобы все оставалось как прежде, мне так спокойнее. Словно он вышел куда-то и скоро вернется. И пускай это выглядит как глупая сентиментальная причуда, но по-другому пока не получается.
На кухне витают умопомрачительные ароматы кофейных зерен, выпечки и кислых яблок. Рядом с плитой суетится домработница, из духовки тянет чем-то сладким, аппетитным. Сажусь за стол, и передо мной тут же появляется тарелка с большой порцией пирога, начиненного красной рыбой и картофелем, и чашка кофе с молоком. Рот наполняется вязкой слюной, и я с трудом сглатываю. Фрау частенько балует меня любимыми блюдами, но сегодня вместо радости это вызывает досаду. Не хочется обижать женщину, которая проявляет ко мне искреннюю заботу. Я понимаю ее беспокойство и ценю это, но уверен, что опять кусок в горло не полезет, несмотря на то, что желудок протестующе бурчит, и такое количество еды в меня вряд ли поместится.
— Фрау Брандт, я не голоден… Мне будет достаточно кофе… — пытаюсь предпринять жалкую попытку отказаться, но под пристальным взглядом домработницы она проваливается.
— Хотите сказать, я зря старалась? Я специально проснулась пораньше, чтобы испечь ваш любимый пирог. А с минуты на минуту подоспеет яблочный крамбл. Вы не можете так со мной поступить! — Знает ведь на что давить. Она так решительно смотрит на меня из-под стекол очков, что я не сомневаюсь — есть придется. — И не надейтесь, я вас не отпущу, пока не съедите все до последней крошки. Тоже мне, выдумали, аппетита нет… Вы взрослый, здоровый мужчина и обязательно должны хорошо питаться. Зачем же вы себя голодом морите? — Что-то похожее я каждый раз слышу от своей матушки, когда приезжаю в родительский дом, и она всеми силами старается откормить меня на год вперед.
На удивление, мой организм подчиняется древнейшему инстинкту, стремясь удовлетворить естественную потребность в еде. Я не только съедаю все до последней крошки, но еще и добавку прошу. То ли пироги действительно настолько вкусные, то ли я так сильно проголодался за эти дни. Фрау Брандт с довольной улыбкой поглядывает на меня, всячески соблазняя еще на одну порцию, и даже порывается завернуть кусочек в дорогу, но тут уж я категорически отказываюсь, и она неохотно отступает.
После вынужденного обеда я принимаю горячий душ и несколько минут, глядя на себя в зеркало, раздумываю, стоит бриться или нет. В этот раз мне не придется блистать своим остроумием и светить бледной помятой рожей на публику; участвовать в брифинге я тоже не собираюсь и надеюсь тихонечко отсидеться в уголочке, слушая умные речи других, и даже вздремнуть, если удастся. Да и вряд ли меня станут пристально рассматривать. Поэтому, наплевав на щетину, с чистой совестью выхожу из ванной и иду одеваться.
Без спешки еду на метро, равнодушно пролистывая какую-то газету и слушая музыку, и в этот раз не раздражаюсь, что вынужден тратить больше времени, чтобы попасть на вокзал Кингс-Кросс. В метро, что характерно для этого часа, много народа; стойкий запах пота, усиленный разнообразной парфюмерией, резко бьет в нос. Раньше мое настроение моментально бы испортилось, но сейчас это неважно, мне и не такое приходилось терпеть, поэтому сожаление о том, что следовало поехать на такси, так и не возникает. От постороннего присутствия отлично спасают британские рокеры, отвлекают от дурных мыслей, болезненных тычков и оттоптанных носков ботинок.
***
В воздухе неуловимо витает ощущение дежавю. Немного удивляет, что я снова уезжаю на конференцию именно с этого вокзала, хотя несколько раз просил Крисси отслеживать такие моменты. Не понимаю, что творится в голове этой взбалмошной женщины? Машинально поворачиваюсь, взглядом выискивая ярко освещенные окна знакомой кофейни, где я однажды встретил своего беспризорника. Тут же себя отдергиваю, чтобы не сорваться и не побежать туда. Не стоит так явно предаваться безумию.
Зал ожидания переполнен, что неудивительно, но я нахожу единственное свободное сидение и устраиваюсь на нем. Перед Рождеством всегда так людно и суетно, наверное, поэтому я не люблю праздники. Но в этот раз все должно было быть иначе. Я хотел провести каникулы вместе с Роджером, побыть только вдвоем, насладиться тишиной и друг другом, без торопливых прощаний утром и усталых отговорок вечером, погулять по городу, может, съездить на побережье…
Вздыхаю и достаю из сумки журнал «Нью Сайентист», купленный в магазинчике неподалеку. Честно говоря, я не любитель подобной литературы, но меня привлекла обложка с пингвинами и кричащим заголовком: «Почему у пингвинов не мерзнут ноги». Уверен, это очень занимательное чтиво на ближайший час, пока я жду посадку. Статья меня на самом деле захватывает, и время пролетает незаметно. Остается минут двадцать до прибытия поезда и еще минут десять, если опоздает. А он непременно опоздает.
От долгого нахождения в неудобной позе затекает спина; я поднимаюсь и тянусь, чтобы немного размять плечи. Смотрю на табло: время отправления прежнее. Есть маленькая вероятность, что в этот раз мне повезет уехать вовремя. Без интереса оглядываю снующих в разные стороны людей и будто бы даже замечаю промелькнувшую в толпе белобрысую макушку, но быстро отмахиваюсь. Мне везде мерещится Роджер, даже в колледже, что совсем уж невероятно, и я научился не реагировать на подобные выверты собственного мозга. Но этот подросток странным образом привлекает мое внимание.
Я не вижу его лица, он глядит куда-то в сторону, но зато отмечаю, какая на нем грязная и рваная одежда; волосы спутаны и влажными прядями липнут к тонкой бледной шее. Надо же, он точь-в-точь как Роджер… Вероятно, теперь каждый бродяга, хоть сколько-нибудь похожий, будет напоминать мне его.
Внезапно он поворачивается и скользит по мне взглядом. Нет, этого не может быть, это же чушь какая-то! Я не верю в Божественное проведение! Это сказки, выдуманные людьми — уповая на какого-то небесного создателя, им так живётся легче, понимаешь ли. А я человек рационального склада ума и не собираюсь поддаваться мракобесию. Я верю в цифры, в формулы, для меня точный расчет важнее глупого наставления из Катехизиса. Черт, да я в калькулятор верю больше, чем в Святое писание! Но какие бы таинственные силы не притянули его именно в это место, мне все равно, но я безумно благодарен им. Потому что это, наконец, он! Это мой Роджер!
Он замирает на сидении и пялится на меня своими испуганными голубыми глазами. На бледных впалых щеках яркими пятнами разливается лихорадочный румянец. С трудом удерживаю себя, чтобы не кинуться к нему со всех ног. Боюсь, что моя порывистость спугнет его, как и в прошлый раз. И я не смогу отпустить его, я же снова брошусь вдогонку, наплевав на обязательства, на конференцию. Как же она некстати… Подхватываю сумку и осторожно направляюсь к нему, а про себя, словно молитву, повторяю: «Только бы не сбежал… Только бы не сбежал…».
