Дженнифер Робертс - Эдем в трейлерном парке

Мы с Кайли всегда разделяли пространство. Мы делили самое интимное место - утробу. Как и два любых других соседствующих существа в тесноте, мы эволюционировали, идя на компромиссы друг другу. Мы вместе менялись, принимали друг дружку с увеличивающимся притяжением. Заглядывая в будущее, судьба решила, что сестра должна родиться слепой, а я потеряю слух к трехлетнему возрасту. Не могу вспомнить время, когда я мог слышать. Мы делили больше, чем просто пространство. Мы делили каждый аспект наших жизней. Я глаза Кайли. Она - мои уши. Мы редко когда порознь, лишь в те редкие моменты, когда не нуждаемся в помощи друг друга.

Наша мать была очень юной, когда родила нас. Бремя воспитания двух детей с нашим отцом, который также был недееспособным, было слишком тяжелым для нее, и она ушла. Только мы и наш папа в тесном трейлере. Все называют его «ДефБобби» (от слова «дефективный»), в одно слово. Я не знаю, как это звучит, когда они говорят, но как называет Кайли "пошлое Флоридское растягивание слов", и описывает она это смешно. Моя сестра объясняется со мной, используя пальцы, мимику и усиленную дикцию. Будучи слепой, сестра придумывает много своих собственных знаков, но это не важно. Я читаю по губам Кайли столько сколько себя помню.

- Почему ты молчишь? - Кайли выстукивает мне по спине.

Ощущение ее рук и то, как ее пальцы двигаются по моему телу, превратились в язык, на котором могут разговаривать только она и я. Чаще всего я интуитивно понимаю, что она хочет сказать. Сестра выливает струю теплой воды на мою кожу, собирая ее мочалкой. Наш отец любит спокойно забыть про оплату коммунальных счетов, а после долгого дня очистки сточных канав и стрижки газона, мне нужен душ. В такие моменты, мистер Крин позволяет нам воспользоваться его домом, где мы можем подогреть воды на барбекю гриле, чтобы потом помыться в темноте в нашем трейлере. Он хороший старик, правда, ровно до тех пор, пока вы не начнете злоупотреблять его добротой. Он не обращает внимания на мои окровавленные губы, на мою синюю и фиолетовую кожу. Он считает меня "хорошим мальчиком", потому что я присматриваю за сестрой, которая "с каждым разом становится все краше". Кайли прихорашивается всякий раз, когда кто-то делает ей искренние комплименты без извращенного подтекста; различие, как утверждает сестра, она может без усилий распознать благодаря отличному слуху.

- Паркер?

Кайли прикасается с любопытством, твердое и в то же время нежное нажатие ее ладони на мое плечо.

- Прости. Я думал о том, что он скажет, когда вернется домой.

Кайли всегда настаивала на том, чтобы я говорил вслух, несмотря на мое нежелание делать этого в присутствии других. Она не может видеть меня, говорит она, и отказ в возможности слышать мой голос дается ей слишком тяжело. По ее словам, я говорю очень хорошо, но я вижу в глазах окружающих, что сестра щадит мои чувства. Чего делать не стоит. Ее мнение единственное, которое меня волнует. Я не рассказываю ей как они смотрят на нас: глухого мальчика и его слепую сестру-близнеца.

Губы Кайли нежно прикасаются к моей влажной коже. Она уютно согревает мою спину. Наклоняясь к ее плоти, такой же, как и моя, я вытягиваю шею для ее успокаивающих поцелуев. Я устал. ДефБобби неуклонно становился хуже. Я помню, когда мы были очень маленькими, наш отец устроился на работу в почтовое отделение, сортировать письма. Мы жили в маленькой лачуге, в одном из поселков городского типа, и, хотя наш отец пил, он по крайней мере не делал этого до ужина. Но потом он потерял работу и не смог найти другую, или просто воспользовался поводом и утопил себя в алкоголе. В любом случае, мы с Кайли давно лишились тех, кто подойдет на роль родителя. Сейчас ДефБобби просыпается пьяным и делает все, чтобы раздобыть выпивку. Что включает временную подработку; но в последнее время, он пропивает и наши пособия тоже.

- Давай пораньше ляжем спать, - ее пальцы усыпляют меня. - С нами все будет хорошо.

- Я не боюсь его, - тихо отвечаю я.

Она слегка поворачивает голову, и я чувствую ее взгляд, хотя она и не видит меня. Ее ответ - это скольжение пальцев по моим синякам.

У меня изрядно болело тело от побоев, которые я получил за день до того, когда в порыве ярости из-за отсутствия еды в доме, мы совершили ошибку и вылили виски ДефБобби. По нашему соглашению, Кайли оставалась в нашей спальне с запертой дверью и не открывала ее никому кроме меня. Я не могу защищаться, если она в опасности. После того как наш отец ушел, как описала Кайли, "матерясь как раскаты грома, захлопнув дверь и под визги покрышек", она перетащила мое тело к себе на колени и попросила меня рассказать ей сказку, пока она гладила мои волосы и тайком осматривала мои раны.

- Еще несколько месяцев, Кай, - добавляю я. - И мы уйдет от него.

Мы с Кайли заканчиваем школу в июле и наконец подадим прошение об освобождении от опекунства. Мы месяцами читали об этом и готовились. Это стало нашей целью, то, чего мы с нетерпением ждем. Хотя вариант с простым побегом всегда был, придерживаться второго варианта, в надежде на лучшее будущее благодаря образованию, более разумно.

Кайли проводит носом по моему плечу.

- Хочешь, я займусь передом?

Она шутит, и я смеюсь, потому что люди в школе, да вообще везде, думают, что именно этим мы и занимаемся. Кайли перекладывает мочалку мне в руку. Я протираю свои гениталии, в то время как она выливает еще немного воды из кувшина, который мы нагрели. Обычно мы не принимаем душ вместе. Отец положил конец этому, как только у Кайли начала расти грудь. Он сказал, она не может видеть насколько она красива, но мы можем. Первое время, мы всячески боролись с этим ограничением. Мне не нравилась "тишина" в душе. Я чувствовал себя неловко без нее, чтобы сказать, что сработала пожарная сигнализация, или я буду нужен ей. Но чем дальше наши тела входили в пубертатный период, время наедине стало необходимостью. Будучи слепой, Кайли едва волновала скромность. Я, не будучи слепым, не мог ничего поделать и заглядывался иногда. Тем не менее, хоть это и выше моих сил, я не хочу быть глухим или слепым на скользкой поверхности, особенно когда Кайли ориентируется в темноте будто по сонару и слышит так, будто это ее суперспособность.

Иногда я думаю, что ее слепота даже на руку ей. То есть, до тех пор, пока она не напоминает мне что должна полагаться на меня в описании оттенка наших серо-зеленых глаз, ее рыжих и моих черных волос. Как я отличаюсь от нее и наоборот, сколько у нас одинаковых черт. Объяснение цвета слепой девочке, или попытка описать как звучит слово глухому мальчику - урок иронии и более того, все они исходят от меня. Я никогда не заботился о том, каково это «услышать», но я все еще помню, как шестилетняя Кайли грустила из-за моей неспособности правильно описать цвет. В этом она опирается на меня, ее жажда знаний, которая подстегивает меня учиться и читать всякий раз, когда у меня есть время.