Александра Торн
Забвению неподвластно
Удушливый густой дым забивал горло и легкие Джейд Ховард. Она задыхалась, пытаясь вдохнуть хотя бы глоток воздуха. Потерявшись в этом дыму, она не могла найти выход. Ей нужно выбраться отсюда. Обжигающий жар подтолкнул ее вперед. Сделав несколько шагов, она споткнулась и упала на колени, парализованная смертельным ужасом. Но чьи-то сильные руки подхватили ее и подняли с пола.
— Дверь прямо перед тобой, — произнес откуда-то сзади мужской голос.
Она увидела прямоугольник, залитый лунным светом, и рванулась туда, ощутив, как шершавый деревянный пол сменился под босыми ногами шелковистой травой. Пробежав футов пятьдесят, она обернулась и увидела полыхающий дом. Жадные языки красновато-золотистого пламени лизали глинобитные стены, брызгая фейерверками искр в черноту ночного неба.
Приглядевшись, она различила в дыму фигуру. Мужчина все еще был в доме. О Боже! Она думала, что он где-то рядом. Пламя рычало диким зверем, заглушая все другие звуки. Вот оно прорвалось сквозь крышу. Потолок — нет! только не это! — вздыбился, и огромные пылающие стропила стали рушиться вниз. Она попыталась крикнуть, предупредить мужчину — и проснулась. Так случалось каждый раз.
Малибу. 13 мая 1989 года
Это был сон. Она вновь увидела этот сон, кошмар, мучающий ее с детства. В нем не было никаких злобных монстров, нечистой силы и других подобных ужасов. Просто спасение из горящего дома. Но сон бросал ее в дрожь и наполнял чувством невосполнимой утраты. Наяву ей никогда не приходилось видеть подобного пожара, и тем не менее в сновидении всегда было что-то знакомое.
— Проклятие! — пробормотала Джейд, приподнимаясь и отбрасывая с глаз мокрые от пота кудряшки. Учитывая то, что днем ей предстоит важная встреча, она хотела как следует выспаться. А сейчас — циферблат на ночном столике высвечивал четыре часа утра.
«Солнце встанет еще через несколько часов, и я сделаю то же самое, если хочу поправить дело», — подумала она.
За окнами ее дома в Малибу, стоящего на краю пляжа, непрерывно ворчал Тихий океан, мягко накатывая на берег волны. Разыскав нагретое телом место на кровати, Джейд свернулась калачиком и сосредоточилась на убаюкивающих звуках океана, дав себе приказ уснуть. Но ее сознание отказывалось подчиниться: в нем еще бродили отголоски кошмара. Тогда она решила встать. Предстоял напряженный день.
Джейд могла бы предположить, что этот день, так плохо начавшийся, вряд ли может удачно завершиться. Но она всегда была оптимисткой и исповедовала философию, по которой что ни случается — все имеет свой резон. В прошлом это помогло ей пережить смерть родителей, а позднее, во время учебы в колледже, — уход возлюбленного, всего за несколько недель до назначенной свадьбы.
— Забыть этот проклятый сон! — приказала она себе и встала с постели, чтобы сварить чашечку кофе.
Когда в половине девятого зазвонил телефон, Джейд вознесла к небу краткую молитву: «Господи, сделай так, чтобы это был Айра Макс, а не очередной проситель пожертвований, которому я не в состоянии помочь!»
— Джейд Ховард слушает, — произнесла она в трубку. Ее мольбу услышали: это действительно был Айра.
Хотя ее литературный агент обычно сразу говорил о деле, на этот раз он начал издалека: спросил о здоровье, перешел к погоде, затем затеял разговор ни о чем и обо всем, избегая говорить лишь о новом романе, который она несколько недель назад переслала ему авиапочтой.
— Не мучай меня, — сказала она, обрывая этот мягко журчащий треп. — Что ты думаешь об «Игре в большинстве» ?
Ее сердце неровно билось, пока на том конце провода длилось молчание.
— С романом есть проблемы.
— И?.. — нервно поторопила Джейд.
— Стиль временами прекрасный, особенно в описаниях…
— И?.. — вновь поторопила она, чувствуя, как знобит ее от нехорошего предчувствия.
Он прокашлялся:
— Видишь ли, твоя героиня… она… ну да ладно. Она какая-то вся изломанная. Честно говоря, мне на нее наплевать. Я вообще в принципе не люблю людей подобного типа.
Джейд почувствовала себя так, будто ее ударили под дых. Как у любого писателя, ее герои были частичкой ее самой, пропущены через нее, извлечены из светлой или темной сущности подсознания. Слова Айры о том, что ему не нравятся ее персонажи, отозвались болью где-то внутри. Она заставила себя заговорить:
— Я допускаю, что у моих героев странный взгляд на жизнь. А каков же он должен быть, если они живут в фантастическом Лалаленде? Но мне казалось, что сами характеры интересны.
— Джейд, золотко, я не хочу тебя учить. Ты лучше знаешь, каких героев нужно преподносить читателю, чтобы он согласился поверить. Ты же профессионал.
Мягкие интонации, чувствующиеся в его голосе, не смягчали резкость слов.
— Я должна выдержать, — тихо пробормотала Джейд. Костяшки ее пальцев, сжимавших телефонную трубку, побелели. Она столько поставила на «Игру в большинстве»!
Если бы десять лет назад, когда ее первый роман возглавил список бестселлеров, кто-нибудь сказал, что ее дальнейшая литературная карьера станет классическим примером падения с вершины, она бы не поверила. Но за этот срок, опубликовав еще четыре книги, она из любимца критиков превратилась в привычную мишень для их острот. До сих пор Джейд старалась заглушать назойливый внутренний голос, который все чаще имел наглость утверждать, что, быть может, она сама во всем виновата.
— Поверь мне, — продолжал Айра. — Я знаю, как много ты работала над этой вещью. И, как я уже сказал, временами в ней проступает прежний блеск. Но…
Он вновь сделал паузу. И она знала, что это будет огромное «но».
— Мне неприятно говорить это, но показывать такой роман на теперешнем этапе твоей карьеры было бы ошибкой. Большой ошибкой. Романы этого плана не продаются до тех пор, пока имя автора не звучит вроде Джекки Коллинз. А твое… В общем, если ты доверяешь моему мнению, отложи эту рукопись в сторону. Ты не имеешь права на еще один провал. Спрячь ее.
Джейд стало трудно дышать. На глаза навернулись слезы. Кусая губы, она старалась сдержать их. Слезы — не ее стиль.
— Ты уверен?
— Да, абсолютно. — В его голосе прозвучал приговор. — Не могу выразить тебе, как мне жаль… Да, что у тебя с финансами?
Она была слишком гордой, чтобы рассказать Айре, сколько денег осталось на ее банковском счете. Кроме того, дело не только в деньгах: писательский труд был ее спасением. В юности, когда боль от потери родителей грозила стать невыносимой, процесс писания стал для нее эмоциональным выходом. Она до сих пор могла наизусть читать отрывки из своей первой опубликованной вещи. В то время ей было пятнадцать лет — неприятный возраст, даже когда у тебя все в порядке, и крайне несчастный, если погибли твои родители и нет никаких близких родственников, способных хотя бы отчасти их заменить. Она написала о смерти матери и отца — нелепой, несправедливой смерти по вине пьяного шофера. Написала о своих переживаниях: гневе, душевных муках, о том, как от нее отвернулись сверстники, будто в ее трагедии было что-то заразное, и об отчаянной боязни остаться одинокой в этом мире.
