Развод по любви
Натали Лавру
Пролог
Начну свой рассказ с конца, а потом объясню, как докатилась до жизни такой.
Утро не было добрым. Первым, что я увидела, открыв глаза, был дрыхнущий на моём диване… нет, не Костя. Ибо муж у нас, как говорят, объелся всем известных фруктов и сдулся. Но об этом потом.
Герман Маркелов! В прошлом звезда школы и ванильная мечта всех девчонок. Красавчик с пластмассовой улыбкой, который гнобил меня, тыкал лицом в грязный сугроб и знатно попортил мне репутацию.
Только с тех пор прошло два с лишним года, и мы уже не школьники. Я — первокурсница в педагогическом университете, а Маркелов… он такой же неудачник, как ваша покорная рассказчица. Ибо из техникума и из дома его выгнали, а одним успехом у баб сыт не будешь.
Как этот кобелина драный оказался в моей постели, я и сама толком не помню. Вроде бы я шла с работы, мне поплохело, а он мимокрокодил… В общем, меня довели до дома, потом надавили на жалость, якобы бедному красавчику некуда пойти, мир несправедлив и тому подобное.
В маленькой квартирке-студии, где я жила с недавних пор, был только один диван. Как-то я не подумала об этом, когда соглашалась впустить страдальца к себе. Видимо, голова после вечерней смены в кафе совсем не варила.
Ах, какая же я дура, что сжалилась над Маркеловым! Он оттаял с улицы, освоился у меня дома… и активизировался, гад! Всю ночь не давал спать. Теперь мне белый свет не мил.
Тут ещё в дверь звонят. Дружок, мой верный гигант-пёс, громким «Вуф! Вуф!» возвестил о том, что нелёгкая принесла кого-то по мою душу. С самого-то утра…
— В дверь звонят… — сонно простонал Герман.
Спасибо, кэп.
— Ты мне всю ночь спать не давал, так что сам иди и открывай, — тоже сонно, но вдобавок сердито ответила я.
Маркелов не пошёл.
А раз гора не идёт к Магомеду, Магомед сам пойдёт к горе.
У того, кто звонил в дверь, были ключи. И Дружка моего этот кто-то не боялся.
Нелёгкая принесла Костю.
Я даже голову от подушки оторвать не успела, как Маркелова схватили за волосы, сбросили с дивана на пол и съездили ему по морде.
М-да, похоже, у него и утро, и ночь выдались ещё кошмарнее, чем у меня.
— Твою ж мать! Да что ж такое… — заскулил Маркелов и обратился ко мне с претензией: — Ты же говорила, что у тебя нет мужа?
— А его и нет, — ответила я, разглядывая своим максимально безмятежным взглядом того, кого нет.
— А это кто тогда? — всё ещё хныча от боли, вопрошал Маркелов. — Бабушка Зина?
— Ага. Вернулась из магазина… — в рифму продолжила я.
Всё-таки отважный чел этот Маркелов. Приставать ко мне ночью, не побоявшись Дружка. Обозвать Костю бабушкой Зиной… Была б я наивной девочкой-припевочкой, млела бы от его шуточек и фотку его на иконостас поставила, чтоб молиться перед сном.
Но уж кто-кто, а я прошла охрененно тернистый путь от бродяжки-форточницы до жены чинуши из правительства, так что наивность — это не про меня.
Я перевернулась на спину и отрешённым взглядом уставилась в потолок. Мне всё до лампочки и выше.
— Наташа! — послышалось строгое. — Что здесь делает этот… — Костя запнулся, не стал озвучивать, кем считает Маркелова. — И почему на диване кровь?
— Тебе какое дело? — фыркнула я. — Ты, козёл, меня бросил, так что топай отсюда, а я сама разберусь, — тут я вспомнила, что было ночью, и захохотала в голос.
— Что смешного? — крайне озадаченно спросил Костя.
— У-у-у, не могу… — я свернулась в клубок и стукала себя кулаком по колену.
— Ничего смешного! — обиженно простонал Маркелов. Он по-прежнему кособоко, на одном полупопии, сидел на полу и боялся пошевелиться, потому что Дружок плотоядно смотрел на него и скалился.
— Наташа, ты объяснишь мне, что здесь происходит? — снова Костя со своими выяснениями.
— Этот дебил попытался пристать ко мне ночью и получил, от меня по яйцам. А Дружок ему задницу прокусил… — задыхаясь от смеха, ответила я.
— Лучше б я на улице остался ночевать, чем с тобой и твоим живоглотом, — пожаловался Маркелов.
— Я тебя, дерьмо собачье, из жалости приютила. Если ты ещё хоть раз в жизни пристанешь ко мне, я тебя вообще оскоплю и на завтрак твои же причиндалы пожарю! Понял меня? — от души пригрозила я.
Костя посмотрел на Маркелова так, будто снова вот-вот набросится с кулаками.
Герман выставил ладонь вперёд, как бы показывая, что не надо его бить.
— Ты-ы это… мужик, не кипятись. Не было ничего у нас. Я для приличия только приставал. Она сказала, что вы это… расстались. Откуда ж мне было знать, что она… такая, — какая такая, он уточнять не стал.
Я-таки оторвала голову от подушки. Перед глазами всё поплыло. Шею словно дубасили скалками всю ночь, даже поворачивать больно. Спина будто не своя. Последствия роковой травмы, мать её… И, главное, сколько будет продолжаться это испытание болью — неясно. Если до конца жизни, то лучше застрелиться.
— Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались… — саркастически пропела я. — А теперь выметайтесь оба. Слишком большая концентрация козлов на меня одну.
Маркелов неудобно пошевелился и застонал. От боли у него прошибло слезу.
Ну и как его отпустить в жестокий мир, такого умирающего? Эх, почему-то моя сострадательность всё время выходит мне боком.
— Снимай трусы, просмотрю, что там у тебя, — сказала я Маркелову.
— Я не буду снимать трусы при нём! — в ужасе воскликнул Герман, показывая на Костю.
— А вдруг гангрена начнётся? Задницу тебе отрежут, и будешь, как Кощей, костями греметь, — обрисовала я ему перспективы. Стращать я мастер. — Девки клевать перестанут, — и обратилась к Косте: — А ты пока можешь Дружка выгулять.
Маркелов хохотнул сквозь слёзы:
— Так он за этим к тебе и пришёл — дружка выгулять?
Я лягнула его по укушенному месту, и он завопил, как под пытками.
— Поговори мне ещё. Шутник нашёлся, — пригрозила ему.
Дружок многообещающе зарычал и приготовился снова наброситься на жертву.
— Дружок, фу! Не тронь каку! — скомандовала я.
Костя наотрез отказался уходить.
— Я пришёл поговорить с тобой о нас и застал тебя с этим… — процедил он.
— Ты. Меня. Бросил! — отчеканила я. — Тебе ли меня осуждать?
— Скажи, у тебя с ним что-то было?
— Да как ты смеешь спрашивать?! — кажись, кое-кто довёл меня. — Я, в отличие от некоторых, не настолько сошла с ума от одиночества, чтобы прыгать на всё, что движется в мою сторону!
— Э-э, я вообще-то ещё тут, — напомнил Герман, зажатый в углу скалящимся Дружком.
Я храбро преодолела боль, каким-то чудом поднялась на ноги и увела Дружка в ванную. Выгуляю сама. Позже. Когда разберусь с козлами.
Создатель! Где же я так нагрешила, что ко мне липнут одни… хм-гм.
Пока я обрабатывала в *опу раненого Маркелова, он стонал и извивался, будто его пытают раскалённым железом. Укушенная ягодица у него опухла и налилась брусникой.
— Я, конечно, не хочу тебя пугать, но… — я коварно выдержала драматическую паузу. — Дела у тебя плохи.
— Что? — встрепенулся он. — Что там?
— Дружок откусил тебе кусочек задницы… — нагнела ужаса я. — Но ты не переживай. Вот свожу его погулять и, может быть, удастся выковырять пропажу из фекалий.
Маркелов взвыл. То ли от осознания, что кусочек его раскрасивой плоти сейчас путешествует по Дружковым кишкам, то ли от ужаса перед физическим несовершенством. Кому он такой покусанный нужен-то?
Мне ни капельки его не жаль. Когда Герман с приятелем скрутили меня и натыкали носом в облитый машинным маслом сугроб, им было по фигу, что мне больно, что мой пуховик безнадёжно испачкался. И, главное, ни за что ни про что! И вот, спустя два года, я отомстила. Кайф!
Смотрю вот на голую истерзанную Маркеловскую задницу, сижу аки госпожа над рабом и орудую. Чуть в сторонке за мной зорко следит Костя. Нервничает.
