Первая 1. Ольга.
Маленькие розовые ботиночки, с забавными усатыми котятами спереди, звонко выбивали по асфальту. Клац-клац. Если на каблучок, то цок-цок.
— Даш, — попросила я. — Осторожнее! Скользко очень.
Подала ей руку, хотя идти неся в одной руке коробку, а другой придерживая прыгающую пятилетку — очень непросто. На Дашке были варежки. Тоже розовые, тоже с котятами — в тот год у нас котята были везде. А я так чётко помню то, что случилось в тот день. Всё. Каждую мелочь. И варежку эту, уже отсырела, скорее надо в тепло… И то, что небо было пасмурное, сонное, и все равно красивое, тоже помню. Чёрные ветки голых деревьев. И как дочка прыгает — цок-цок, клац-клац…
И взгляд. Я тогда ещё не знала, что на меня смотрят, но чувствовала. Спиной, лопатками. По коже — мурашки. Оборачиваюсь постоянно, но за спиной аллея голых деревьев, серое полотно парковки, скудно припорошенное снегом, автомобили, тёмные и безликие.
— Даша, давай скорее, — попросила я, словно торопясь сбежать от чего-то тягостного и неведомого.
— Но мам, — возразила дочка. — Классики же кто-то нарисовал! Он устал и у него замёрзли руки, но все равно старался. И если не попрыгать ему будет обидно!
Я сдалась — не лишать же ребёнка удовольствия из-за своих необоснованных страхов. Даже расслабилась немножко, глупая. Ах, знать бы тогда — схватила бы Дашку и бежала бы куда глаза глядят. Но я не знала. Поэтому стояла и баюкала в руках коробку, смотрела, как моя малышка рисует брошенным кем-то мелком. Мелок был радостно салатовым, но рисовать отказывался — скользил по тонкой корке намерзшего на асфальт льда.
Дашка вдруг остановилась. Осторожно положила мелок рядом с так и не дорисованной рожицей. И смотрит. Не на меня, нет. За мою спину. Словно там, за мной, кто-то стоит молча. Я оборачивалась всего минуту назад, никого там не было. И жутко вдруг, желудок тревожно сжимается, даже тошнит от страха.
— Я нагулялась, — говорит Даша. — Отдай мне коробку.
Я наклонилась, осторожно передала коробку дочери. И потом только обернулась. Он стоял позади нас. Мужчина. Высокий. Весь в чёрном — пальто чёрное, джинсы из грубой ткани, небрежно обернутый, дорогой шарф. Короткие волосы, щетина трехдневная. А глаза — светлые. И смотрит он прямо на нас. Слишком внимательно, так не смотрят на случайных прохожих.
Сердце ухнуло вниз, забилось тревожно. Приют для животных, куда мы с дочкой идём, находится на самой окраине города. Нет здесь никого. За высоким забором какое-то предприятие, вроде там делают окна и теплицы. Чуть в стороне тянется частный сектор — не добежать мне с Дашкой, не докричаться. Не успеть. До приюта осталось идти с половину километра, я слышу уже, как собаки лают. Далеко…
— Вы не подскажете, — хриплым голосом обратился ко мне мужчина. — Где здесь приют для животных? Я корма привёз.
Сердце вроде успокоилось, но так себе. Мы сюда два раза в неделю ходим, год уже. Чужие лица здесь редкость, а этого человека я точно здесь не встречала ни разу.
— А мы тоже туда! — радостно отозвалась моя дочка. — Вы идите прямо просто, слышно же, где собачки гавкают!
Дашка сказала верно — слышно. И понятно, куда держать путь. Мы ему зачем, зачем этот вопрос?
— А вы зачем?
— Кошка бросила котят! — не менее радостно доложила Дашка.
— Пусть…
Я вдруг испугалась, что мужчина продолжит фразу самым банальным и классическим образом. Он мог бы, я это чётко понимала.
— Пусть растут сильными и здоровыми, — торопливо продолжила я, пока не высказался он. — Даша, пошли.
Забрала у неё коробку, в которой спали, замотанные в шаль, четыре серых котёнка, ещё слепых. Их и правда бросила ветреная мамаша, на складах моего офиса. Я хотела выкормить их сама, но поняла, что с моим графиком работы они просто умрут от голода и решила принести в приют.
— Давайте подвезу, — предложил мужчина в мою спину. — Скользко.
— Не нужно, — бросила я.
И почти побежала. Если бы могла, взяла бы Дашку на руки, но она тяжёлая, да ещё котята эти… Скользко, и правда, ноги разъезжаются. И сапоги у меня глупые дурацкие, на каблуках… Все говорили — модничаю. А правда в том, что других у меня сейчас нет, и денег на них тоже… А эти остались от прошлой обеспеченной жизни.
Мужчина не обогнал нас на своём огромном автомобиле. Всё это время, что я на каблуках с ребёнком и котятами пыталась спешить, он медленно ехал следом, доводя меня до ужаса. И в здание приюта вошёл следом за нами, но тут немножко отпустило — люди есть.
— А я ждала вас, — вышла нам навстречу ветеринар Света. — Думала вы меня разгрузите, а вы мне ещё работы принесли…
— Прости, — покаянно ответила я, открывая коробку, разворачивая платок. — Я не справлюсь одна.
Котята сразу заерзали, запищали открывая маленькие розовые рты, расползлись в стороны, вслепую пытаясь отыскать мамку, которая, наверное, уже гуляет с новым кавалером.
— Хорошая мать дитя не бросит, — сказал мужчина.
Тихо, но так значительно, что от его голоса у меня мурашки. И кажется, что снова не просто так. Но чтобы это могло значить?
— Она не плохая, — заступилась за кошку Даша. — Глупая просто!
Дашка кормила кошек, которых здесь было много, я помогала Свете чистить клетки. Света тоже насторожилась при виде мужчины, но увидев, сколько он привёз мешков с кормом растаяла, защебетала. Я хотела сказать ей — остановись! Ты что, не видишь, что он опасен? Не видишь, какие дорогие часы выглядывают, когда задирается рукав его пальто? Ему нечего здесь делать. Ему здесь не место. Ибо, как бы это не было печально, помогали нам только такие же нищие, как мы сами. Богатым до брошенных котят и голодающих собак не было никакого дела.
— Вы на остановку? — спросила Света через час.
До остановки было идти минут пятнадцать, а с Дашкой и все двадцать. Но обычно, если погода позволяла, мы топали с удовольствием — ребёнок потом лучше спал. Но сегодня… Странный мужчина с дорогими часами, мужчина, которому не было места здесь, до сих пор не ушёл. К огромной радости Светы он, сбросив пальто, помогал ей удерживать Платона, пока она перебинтовывала ему заднюю лапу. Платон был огромной собакой неясной породы, с огромным же умом, но уколов боялся жутко, и всех подозревал в желании их ему сделать, пытался убежать, и помощь была кстати. А я стояла за его спиной, смотрела, как вздуваются от усилий мышцы на его руках и думала — неспроста все это. А ещё — от прошлого не убежишь.
— На такси, — ответила я.
Я боялась идти в потемках, которые уже упали на город, зная, что где-то рядом темнота прячет этого мужчину с жуткими ледяными глазами. Открыла кошелёк, высчитывая, сколько денег осталось, дотяну ли до зарплаты. Я изо всех сил старалась, чтобы никто не подумал, насколько нам с Дашей было туго выживать, но на деле все было очень печально. Мой нервный осмотр кошелька не ушёл от внимания Светы.
— Занять до зарплаты?
— Нет, не нужно. Дашка, пойдём, скоро такси приедет.
На мужчину я не смотрю. Помогаю Даше просунуть руки в рукава замотать шарф. Варежки, которые все это время были на батарее, так и не высохли, хорошо, что мы на такси…
— Давайте я довезу вас до дома, — снова раздался хрипловатый мужской голос.
Я подняла глаза. Посмотрела на него. И его взгляд…он смотрел на меня, как на грязь, налипшую по какому то недоразумению на его дорогой ботинок. Как на ничтожество. Так смотрел, что я на мгновение задохнулась от обиды — какое он имеет право судить меня? Презирать меня? Никакого!
— Мы справимся сами, — отрезала я, засунув свое негодование поглубже.
Быть незаметной — мой девиз. Схватила Дашку за руку, и на улицу скорее, к уже ожидающему такси. Уже дома — закрыться на все замки. Тут безопасно, сказала я сама себе. Это наш с Дашей мирок. Никому в него ходу нет. Никаким злодеям.
— Грустно стало без котят, — опечалилось моё солнышко. — Хотя бы какао налей.
