Пролог.
8 апреля 2020 года.
Среда.
В пустоте рифм нет,
Нет стойких чернил,
В ней даже свет
Погас без причин.
Темнотой я дышу
И давним запахом слез,
Остывших на холодном полу
Между пальцами ног.
Тихий стук капель дождя за окном. Маленькие ручейки медленно стекают вниз по тонкому стеклу, образуя мокрые лужицы на наружном подоконнике из белого грубого камня. Постепенно сгущаются вечерние сумерки, а луна в перигее, светит особенно ярко. Его жемчужный свет мягкой дорожкой ложится на пол и едва касается слабыми щупальцами приоткрытой двери, ведущей в пустые темные коридоры… Ночное небо сегодня обильно украшено россыпью мелких светил. Как красива природа в ночное время, и как печально, что её частенько не замечают. А ведь стоит лишь поднять ввысь глаза и обнаружить множество миров на небесном своде.
Девушка откладывает на коленки книгу, что читает уже пятый вечер подряд. Почти четыре недели она проводит свои вечера здесь, в этой безмолвной палате. Всякий раз, когда девушка, разочарованно вздыхая (больная всё еще не очнулась), падает на скрипучий больничный стул, она открывает книгу на той странице, где остановилась прошлым вечером, и читает. Читает. И вновь читает. Её племянница в коме, и она уже потеряла всякую надежду на благоприятный исход. Врачи разводят руками, мол, придет в себя, если девочка сама захочет вернуться. Глупые они — эти врачи. Если сама захочет… как же! Им лишь бы свалить ответственность за её состояние на высшие силы. Ведь сами они не могут ничего сделать. Эти люди в белых халатах ходят и ходят, слоняются из палаты в палату, а помочь бедной девушке не способны. Сказали бы уже прямо, что шансов практически нет, но нет — они дают надежду, тем самым заставляя человека, сидящего рядом с ней все эти безумно долгие часы — адски болезненные часы абсолютного наведения, — наблюдать, как родной человек медленно умирает, угасает на глазах.
Порой она подолгу вглядывается в её лицо, бросает взгляд на неподвижные веки и застывшие, словно кукольные, ресницы в надежде уловить изменения — такие долгожданные улучшения. Вот и сегодня девушка изучает ее безжизненные, бледные губы — ничего, но она не сдается, верит в чудо, хотя надежды давно угасли. Погладив пальчиками темные волосы девушки, Лена встает и поправляет на ней одеяло, бросает взгляд на показатели приборов — она немного разбирается, она сама врач-педиатр. Отчаянно кусает губы и хрипло выдавливает слова утешения:
— Алекс, ты проснешься, я знаю. Ты ведь невероятно сильная. Ты борец, Алекс. Давай же, очнись, дорогая. — Женские слезы неизбежно катятся по щекам. Лена горько всхлипывает, дрожащими пальцами нащупывая в кармане белого халата писклявый мобильник. Тыльной стороной ладони размазывая слезы по щекам, она вглядывается сквозь пелену в яркий экран, щурится.
— Алекс, это твоя мама. — Лена смотрит на милое, совершенно безмятежное личико племянницы и, закусив губу, отклоняет вызов. — Не сейчас, Света. Не сейчас, — бормочет она под нос и убирает телефон обратно в глубокий карман своего потрепанного больничного халата. — Алекс, ты слишком долго спишь, тебе не кажется? Пора бы уже проснуться… Знаешь, твоя мама ведь ничего не знает. Не представляю, как она переживет такое… А если… если ты… никогда больше не проснешься, она мне этого не простит. Ни за что не простит. Очень тяжело говорить о таком, знаешь… Тяжело сообщать плохие новости, поэтому я не смогла ей ничего сказать. — Лена берет Алекс за руку. — Но если ты сейчас умрешь, Алекс, твоя мать меня возненавидит за то, что я скрывала эту ужасную трагедию от нее. Целый месяц, Алекс. Я так больше не могу. А ну живо возвращайся! — в отчаянии восклицает она. Но Алекс по-прежнему пребывает в глубоком сне, ни на дюйм не шелохнется.
Чуть позже, успокоившись, Лена вновь возвращается к книге, а потом, поздно ночью, через весь город едет к себе на квартиру, где она долго ворочается в постели, мучаясь тревожной бессонницей. В конечном итоге её стенания заканчиваются таблеткой снотворного и стаканом прохладной воды. На следующий день всё начинается сначала: с утра на работу, в обед — короткий визит к племяннице, вечером — долгие часы одностороннего общения у постели Алекс и чтения её любимых книг, ночь — полная тревог. Одним словом, горькие дни, ставшие выматывающей рутиной для бедной молодой девушки.
Глава 1. Игорь.
21 января 2020.
Вторник.
— Лера? — Игорь угрюмо и устало встречает запыхавшуюся студентку, ураганом ворвавшуюся в его кабинет. — Что ты здесь делаешь? Что-то случилось?
— Случилось! — Студентка выглядит весьма взвинченной и недовольной. Она подбегает к столу, за которым сидит преподаватель, падает на стул и неожиданно заявляет: — Вы в своем уме?
— Прости, что? — Игорь с недоумением смотрит на девушку. Переживания о племяннике отошли на второй план, едва он увидел выражение ее лица, сулившее ничего хорошего. С такими лицами добрых вестей не приносят.
— Как вы могли допустить такое? Не понимаю, — гневно продолжает она.
— Лера, объясни нормально, что случилось? Что я допустил? — хмурится мужчина.
— Вы не знаете? Алекс уезжает! Может быть, уже уехала! Из-за вас, между прочим! Взяла академ, взяла билет на самолет и бросила нас с вами! Ей я это еще припомню. Но речь сейчас не об этом. Речь сейчас о вас. Что намерены делать? — нетерпеливо спрашивает девушка, ерзая на стуле, и сверлит острым взглядом преподавателя.
Игорь выглядит сбитым с толку, отводит растерянный взгляд на тетради и вновь поднимает его на студентку.
— А что я могу сделать? — наконец произносит он не своим голосом, нервным движением коснувшись губ пальцами.
— То есть вы бросили её? — с нескрываемым осуждением уточняет Лера.
— Лера, если уехала она, значит, бросил не я, а…
Но разгневанная студентка не дает ему договорить.
— Вы хоть представляете, что она пережила?! — орет она и резко вскакивает со стула, тот, пошатнувшись, чуть не опрокидывается на пол. Такой реакции Игорь точно не ожидал, и потому с удивлением взирает на разбушевавшуюся студентку.
"Вот, что с ними случается, когда позволяешь им слишком многое. Они ведут себя непозволительно дерзко и теряют всякую субординацию", — думает про себя Игорь, но прежде чем успевает сделать замечание, он слышит слова, которые заставляют его замереть на месте и забыть, как дышать.
— Ее похитили и чуть не изнасиловали! Меня в городе не было. Её мать укатила на море. Вы были в Питере. Она осталась одна, и этот псих воспользовался этим, напал, усыпил и запихнул ее в машину! Три дня! Три дня она была один на один с чертовым психом! Тут любой сломается и начнет пить! — Она замолкает и нервно проводит по волосам, закрывает на время глаза, чтоб выдохнуть и успокоиться. Тяжелое дыхание поднимает грудь девушки с неестественной амплитудой.
— Когда… — голос его не слушается, — когда это случилось?
Только теперь Лера, успокоившись, открывает глаза и вновь опускается на стул.
— В середине декабря, — горько сообщает она. — Она три дня провела в каком-то подвале, а после ей чудом удалось сбежать.
— Как? — Игорь ладонью проводит по лицу. — Почему она молчала? Почему мне не сказала?
— Боялась. Вначале, что разочаруешься. Ведь она думала, что убила своего похитителя: она ударила его по голове ржавой железякой, когда убегала. А после, когда мы узнали, что Егор жив, Алекс просто-напросто боялась твоей жалости к ней. Поэтому не сказала. — Лера незаметно для себя переходит на "ты". Такое, кстати, происходит не в первый раз. Если вспомнить совместный обед втроем в ресторане, то там они и вовсе говорили на равных, как старые, добрые знакомые.
— Что за Егор? — мужчина яростно сжимает кулаки и стискивает челюсть. Вот-вот зубы посыплются от злости.
— Сын какого-то местного государственного чиновника. Из богатой семьи, в общем. В полицию обращаться не имеет смысла. Уже пытались, нас просто выставили оттуда, — со злостью говорит Лера.
