Строгий профессор - Надежда Мельникова

Я хочу быть беззащитной для него. Слегка доступной и абсолютно открытой. Он моя мечта. Мне чуточку страшно. Хотя нет, вру — мне очень боязно. Это впервые в моей жизни — я лежу на постели совершенно голая перед взрослым и опытным мужчиной. От этой мысли меня бросает в жар, хотя я раздета, и в комнате не особо тепло, по идее, мне должно быть холодно.

— Профессор? — шепчу дрожащим голосом.

В глубине души я против всяких извращений, но если бы мои руки сейчас не были привязаны над головой, а широко раскинутые ноги не фиксировались веревками на лодыжках, я бы уже сбежала.

— Я здесь. — Выходит из тени высокий, широкоплечий мужчина.

От волнения между моих грудей скатывается капелька пота. Всё-таки хорошо, что мои ноги и руки привязаны к металлическим спинкам, а то я давно скрутилась бы в комочек, поджав колени и прикрыв руками грудь. Не хочу этого на самом деле, нет. Я ведь ждала. Мечтала, представляла.

— Мне страшно.

— Не бойся, я буду нежен, — отвечает он спокойным хриплым голосом.

Ладошкой нащупываю ворсистую веревку, обкрученную вокруг запястья, и тяну её. Узел нетугой, он не передавливает кожу, не мешает току крови.  Но сбежать я не могу. Инстинктивно пробую высвободиться, но ничего не получается.

— Тише, не дергайся.

Его голос, даже он идеальный. В комнате полумрак, он закрывает дверь на замок, и от тихого щелчка по телу пробегает дрожь волнения. Сердце бьётся чаще. Мой первый раз. Он будет особенным.

— Расслабься и думай о том, сколько удовольствия ждёт тебя впереди.

Я слышу скрип подошв кожаных туфель. Он приближается медленно, но уверенно. Профессор Заболоцкий никогда не спешит. Хищники — они вообще не торопятся, не суетятся. В нужный момент делают решающий манёвр – смертельный прыжок, но за своим хвостом никогда не бегают.

— Неужели тебе никогда не хотелось попробовать это с кем-нибудь из одногруппников?

Он подходит к кровати. Я приподымаюсь, чтобы рассмотреть его. Как всегда, красивый, уверенный в себе. На нём черный костюм с белой рубашкой, в руках журнал посещаемости и несколько папок с планами занятий. Зачем он взял это с собой сюда? Какая нелепица. Он смотрит прямо на меня, бесстыже изучая мое абсолютно голое тело. Это возбуждает и пугает. Смесь страха, неуверенности и желания.

— Нет, я хочу только вас, профессор, — выдыхаю покорным, писклявым голосом, за что тут же себя ругаю.

Нельзя быть настолько доступной. Хочется свести колени, всё же я совсем неопытная, даже под юбку никогда никого не пускала, а тут сразу всё. Растерянно дергаюсь, выкручивая веревки. Мой любимый строгий профессор хмурится, лаская взглядом шею, грудь, живот и треугольник светлых волос на лобке. У меня очень белая кожа, наверное, ему не нравится. Все мои подружки загорелые.

Я стесняюсь, краснея. От его дерзкого взгляда покрываюсь пятнами.

— Ты была очень плохой студенткой, Иванова.

— Знаю, — быстро киваю, прикусывая нижнюю губу и отчаянно заглядывая в глаза своему строгому профессору.

— И не подготовилась к семинару. — Он медленно расстёгивает пуговицу на пиджаке.

— Знаю, Роман Романович, простите меня, пожалуйста.

Откинув пиджак, приступает к пуговицам на рубашке, медленно обнажая мускулистый, покрытый легким загаром торс. Высокий брюнет с голубыми глазами. Умный, интересный, образованный и дико сексуальный.

— Что ты можешь предложить за моё прощение?

— Свою невинность, Роман Романович, я хранила её для вас, — смело признаюсь я, тут же вспыхивая от смущения.

Профессор стягивает рубашку, оголяя мощные плечи. Тянется к ремню. Я начинаю дрожать от предвкушения и новой волны страха, а вдруг мне будет больно или неприятно? Но картина перед глазами заставляет забыться. Я уже видела торс Заболоцкого в университетском бассейне. И после этого неделю не могла избавиться от сладкого видения. Но сейчас меня, разгоряченную и охмелевшую от мужской красоты, интересует всё, что находится ниже.

Профессор расстëгивает ремень и спускает брюки по крепким бедрам. От вида его внушительного холма на боксерах я начинаю хныкать и дëргаться. А Роман Романович стягивает вниз темную ткань трусов. Мой первый член. Он прекрасен.

Мне повезло. Стройный, высокий, опытный и наверняка потрясающий любовник. Он опирается коленом на постель, тянется ко мне, и я постыдно вскрикиваю от предвкушения и неуверенности. Мой любимый строгий профессор, сколько раз я представляла, что именно он станет моим первым мужчиной.

— Это не страшно. Я всему тебя научу, красавица.

Тяжёлая мужская ладонь ложится на моё бедро. Кожа вспыхивает под его руками. Он трогает, поднимаясь всё выше. Касается живота, рёбер, доходит до груди. Она у меня маленькая, с розовыми сосками, практически плоская. Не уверена, что такая нравится мужчинам, но профессор наклоняется к правому соску и обводит его языком. Волнуюсь, хочу прикрыться, дергаюсь, но веревки держат крепко.

— Ты будешь плакать от удовольствия, моя Рати.

— Кто? — облизываю пересохшие губы, он такой умный, он так много всего знает.

— Имя самой горячей богини древней Греции. «Петлёй Рати» называется поза, в которой женщина скрещивает ноги за спиной у партнёра и...

— Я мечтаю это попробовать, — глупо выпаливаю, глядя в небесно-синие глаза.

Мне стыдно за свою несдержанность. Я стесняюсь, несмотря на то, что очень ждала этого. Роман Романович первый мужчина, который касается моей груди. Он кусает сосок, тянет его губами. Тело простреливает желанием, которого я раньше никогда не знала. Мне неловко, пытаюсь соединить ноги, но не могу.

— Нет, я не могу. Я ещё не готова.

Роман Романович усмехается, и ведёт языком по ребрам, оставляя мокрые горячие следы. Он забирается на кровать, устраиваясь между моих пошло раскинутых ног, и любуется.

— Красивая девочка, отзывчивая. При этом невинная, как первый распустившийся весенний цветок. За подобное сочетание и голову на плаху не жаль. Погибнуть во имя любви — это так поэтично.

Он кладет руку мне на лобок, раскрывая для себя розовые девичьи лепестки.

— Нет… да, я не знаю…

— Так да или нет? — строго спрашивает профессор. — Да или нет, Иванова?

— Так да или нет? — строго спрашивает профессор. — Да или нет, Иванова? Вы спите или притворяетесь?

Тёмная будуарная комната почему-то светлеет, расширяясь и покрываясь выпуклой штукатуркой. Облепив белизной