ПРОЛОГ
Как она вляпалась во все это? Когда все пошло не так? С чего все началось? Сейчас уже и не вспомнить. Были какие-то звоночки раньше. А сегодня не звоночки, сирена заголосила. За что он так с ней? Жестко, жестоко. За волосы и лицом в пол, как какую-то шлю… женщину легкого поведения. При детях. Маленькие, родненькие, роднулечки, испугались, заплакали. Налетели на нее, начали обнимать своими тоненькими ручками, кричать: «Мама, вставай! Мама, тебе больно?» А он стоял рядом и смотрел страшным, совершенно невменяемым взглядом. Не как любящий и любимый муж смотрел. Даже не так. Не как человек смотрел. А как дикий зверь. А потом молча ушел в свою комнату, громко хлопнув дверью.
А ведь началось все с банальной семейной ссоры. Нет, даже не ссоры. Увы, с обычного в последнее время отчуждения и непонимания. Они уже давно не ладили друг с другом. Но что он впадет в бешенство, вытащит ее за волосы из комнаты и швырнет на пол в коридоре — этого Лиза не ожидала.
Куда ей было деваться? После такого? Сбежала на кухню. Закрыла дверь, сидела там в ступоре за обеденным столом. Отказывалась верить, что это произошло с ней, с Лизой Костровой. У нее же благополучная семья. Ковырялась в тарелке, ела свежеприготовленный оливье, хоть кусок в горло не лез. С детьми его сегодня утром готовила. Утром еще все было хорошо… Оливье — это же не просто салат, не просто еда. Это предчувствие праздника. Новогодняя ночь уже завтра. Только вместо праздничного настроения на душе отупение какое-то и безнадежность.
Колбасу резал семилетний Саша, свежие огурцы — девятилетняя Тася. Крупно порезали, конечно, но все равно хорошо же! Молодцы, помощники. Женщина машинально выхватила взглядом из общей овощной массы большие куски розового и зеленого цвета. Потихоньку ступор проходил, сменяясь страхом. Мысли снова и снова возвращались к НЕМУ и к тому, что произошло в коридоре. Они ругались, да. Нет, не так. Она спорила с ним, а он просто ругался. А потом как-то одномоментно вдруг вскипел и схватил ее за волосы. Она оставила детей там, за дверью, вместе с НИМ. Он любит детей, он ничего им не сделает. Они его не боятся. А она его боится, очень сильно боится. Хотя вчера еще все было хорошо… Да нет, кого она обманывает? Ни вчера, ни утром. Уже давно ничего не было хорошо. В последний год уже все было очень-очень плохо. Это она уговаривала себя, что нужно терпеть ради детей. Зачем уговаривала? Зачем терпела? Потому что десять лет брака. Потому что двое детей. Потому что семья.
Сегодня муж второй раз поднял на нее руку. Первый раз был несколько лет назад. Муж и сегодня, и тогда был не пьяным, а подвыпившим. Тогда не больно ударил, «всего лишь» нос разбил. Всего лишь… Лиза была в таком шоке, что собрала детей и уехала к маме. Вела машину одной рукой, второй прижимала к носу завернутые в салфетку кубики льда. Тогда они прогостили у бабушки пару дней. Не рассказала ей, конечно, ничего. Потому что стыдно. Муж ударил… За что? Она уже и не помнит. Да так просто. Приревновал, что-то не понравилось. Слова какие-то или взгляд. Зашипел «Заткнись» и ударил по лицу. Артем тогда даже не поехал за ними к теще. Просто сделал вид, что ничего не случилось. Даже прощения не попросил. Через несколько дней позвонил и спокойно спросил, когда они вернутся домой. Лиза сказала, что завтра. И тоже почему-то сделала вид, что все нормально. За те два дня у нее даже получилось внушить себе, что ничего особенного не случилось. Дура, конечно, да. Овца бессловесная.
Сегодня произошла похожая ситуация. Артем уже несколько дней ходил злым, что-то у него на работе не клеилось. Лиза еще вчера предусмотрительно переехала в комнату к детям, спала на диванчике. Сколько раз за последний год она ночевала в детской комнате? Много. Проще посчитать, сколько ночей вместе с мужем провела.
Видела же, что пьет пиво. И все равно подошла со своими претензиями. А он даже слушать не стал, сразу стал ругаться. Агрессия просто зашкалила. Попалась она ему под горячую руку.
И Лиза опять по кругу возвращалась к сцене в коридоре. Мысленно рассматривала ее с разных ракурсов. Видимо, ей нужно было осмыслить. Осознать. Принять ситуацию. Что это ОНА лежала там в коридоре на полу. Что это ОН ее туда швырнул. Что это ЕЕ ДЕТИ смотрели на это.
В последнее время семейная жизнь покатилось под откос. И докатилось до рукоприкладства. Лиза не была совсем уж дурой и терпилой. Она не обольщалась: ударил один раз, ударит и второй. Уже ударил. Ударил второй — ударит и третий. Нет, Артем совсем не беспредельщик, просто по какой-то причине именно она его раздражала. Так, что по вечерам даже лишний раз опасалась попасться на глаза. Особенно когда он пил пиво. А пил он его практически постоянно, через вечер. Снимал напряжение таким способом.
Что же делать? Что же теперь ей делать? Опять бежать из дома? Накануне праздника? Видеть она его больше не хочет. Стоит только представить, что он сейчас там, за стеной, тут же накатывает отвращение. До тошноты, до паники. До желания бежать немедленно, не оглядываясь.
А самое главное: как ей дальше жить с мужем? Как ни в чем не бывало? Опять делать вид, что ничего не случилось? Такое вообще возможно?
Дверь открылась, и в кухню залетела Тася. Как всегда, порывистая и эмоциональная. Светлые волосы разметались вокруг розового взволнованного личика. Бросилась маме на шею.
— Мамочка, как ты? — затараторила она. — Папе очень плохо, что он так поступил, он очень сожалеет. Прости, прости его!
Руки привычно обняли нежное детское тело, прижали к себе. Лиза уткнулась носом в белокурые волосы дочери. Отметила, что Тася опять лохматая. Что она видела? Судя по всему, достаточно, чтобы сделать выводы о том, что мама должна простить папу.
«Сам не пришел, — отстраненно думала Лиза, гладя девочку по голове. — То ли трусит, то ли боится еще раз сорваться перед детьми. Он опасен, он просто слетел с катушек. Господи, как же страшно… Бежать, бежать отсюда».
— Что же папа не пришел просить прощения? — через силу, шепотом спросила у Таси.
— Мамочка, ему так стыдно! — быстро сориентировалась она. И еще крепче обхватила ее вздрагивающие плечи своими маленькими, трогательными ладошками.
В свои девять лет Таисия была не по годам развитой девочкой. И маминой дочкой. Даже похожа была больше на Лизу, а не на отца. Поэтому больше ничего не сказала, лишь продолжала обнимать поникшую женщину. Ей было очень жалко свою добрую мамочку.
— Тасенька, а где Саша?
— С папой сидит. Папе очень плохо, он плачет.
Лиза не поверила ей ни на секунду. Дочку можно понять, она выгораживает Артема. Хочет помирить родителей, поэтому и говорит неправду. Считает, что так будет лучше.
Чтобы он плакал? Да никогда. Уж скорее наоборот, сидит и про себя злорадствует. А перед детьми делает виноватую физиономию.
Нет, бежать, бежать отсюда. Хватать детей и бежать.
Хотя — почему она? Это ведь даже не его квартира. Ее родителей. Почему она должна в очередной раз бежать куда-то, как преступница? Зимним вечером, под покровом темноты? Разве она в чем-то виновата? Почему бы ЕМУ не уйти?
Только как ему об этом сказать? Подойти к нему сейчас она не рискнет. Это выше ее сил.
Лиза отстранилась от девочки и напряженно заглянула ей в глаза.
— Тасенька, папа сделал очень нехорошую вещь, — через силу выдавила из себя она. — Я его боюсь, сильно боюсь. Он меня обидел. Ты ведь понимаешь меня? Сходи скажи ему, чтобы он ушел куда-нибудь. Мне нужно побыть одной и подумать.
Тася побежала исполнять поручение. За стеной снова возобновилась негромкая беседа. Лиза съежилась, услышав характерный бас мужа. Паника опять захлестнула ее. Страшно, как же ей страшно… Как она дожила до такого? Что не может заставить поговорить себя с мужем, а посылает к нему переговорщиком ребенка.
Дочка очень быстро вернулась.
— Папа сказал, что он никуда не уйдет. Что если тебе нужно, уходи сама.
Лиза сникла. Что и требовалась доказать. Все повторяется. Горячая обида начала заливать ее изнутри. Она вообще нужна мужу? Он вообще хоть капельку ее любит? Или для него она так, необходимое приложение для детей? Вопросы риторические, конечно…
