Яна Лари
Твой маленький монстр
Пролог
Я никогда и ни в чём не знала отказа. Лучшие вечеринки, толпы поклонников, ненависть завистниц, тысячи подписчиков в инстаграме… у меня есть всё, чего можно достичь не заморачиваясь вопросами морали. Кроме, пожалуй, главного — права смотреть в глаза сводному брату.
Вот и сейчас нервно верчу свадебный букет, не смея поднять головы, словно вдруг разучившись держать под контролем свои эмоции. На самом деле это далеко не так, просто в случае с Ринатом ужимки бессмысленны. Прошло столько лет, а я до сих пор чувствую себя жутко уязвимой под его пристальным взглядом. Он единственный кому известно, кто прячется за образом холодной стервы — одинокая никчёмная девчонка, утирающая тайком слёзы обиды. Его маленький монстр.
— Тебе не нужно было возвращаться, Ринат.
Мой шёпот скрадывает шорох атласных юбок.
Его ответ тонет в бархатном смехе моего жениха.
— Вот вы где! Всё не накуритесь? Так и знал, что застану вас на балконе, — широко улыбаясь, этот эффектный молодой человек сжимает меня в объятьях и без толики смущения настойчиво целует в губы. — Потрясающе выглядишь, Карина.
Всего через полчаса его звучная фамилия идеально оттенит моё имя — последняя галочка в списке заветных целей. Какая жалость, что сам перечень я мысленно давным-давно сожгла.
Где-то неподалёку умилёно вздыхает будущая свекровь, взрывается смущённым хихиканьем стайка девочек-подростков. Среди них наверняка нет ни одной, не пожелавшей оказаться на моём месте. Ещё бы. В этом возрасте я тоже грезила о дизайнерском платье, роскошном лимузине и сногсшибательном красавце, который будет приносить мне кофе в постель до тех пор, пока смерть не разлучит нас.
Наверное, ничего бы не изменилось и по сей день, не подари я братишке в наши с ним безбашенные девятнадцать то единственное, что оставалось во мне чистого — невинность. Жаль только ответный подарок вовремя оценить не смогла.
Вся наша история — одни сплошные сожаления.
Краем глаза вижу, как Ринат сжимает кулаки. У меня в груди зеркально сжимается сердце. Когда-то мы делили его биение на двоих, теперь нам нечего делить кроме общей боли. Больше нечего.
Замявшись в дверях, позволяю себе обернуться. Секундная встреча взглядов, словно бритвой по нервам. Моё чувство вины сталкивается с его одержимой нежностью, обжигает слепящим отчаянием — одним на двоих. Снова. Будто и не было последних полутора лет.
Жених что-то неразборчиво шепчет мне в висок, переплетая наши пальцы — достаточно ласково, так, чтобы вырвать из присутствующих вздох умиления — а я продолжаю отрешённо тонуть в любимых глазах сводного брата. Играю солнечным бликом на темно-русых волосах, скольжу сквозняком по чётко высеченным скулам к упрямо изломанной линии губ и в который раз ловлю себя на мысли, что Ринат словно разучился улыбаться. Такой повзрослевший, невероятно серьёзный, родной, запретный.
Меня окатывает жаром, мне стыдно, мне плохо, мне нечем дышать и хочется под руку с ним — не с расчётливой копией себя — улыбаться фотографу, но это единственная цель, которую я перед собой никогда не ставила и уже точно никогда не поставлю. Не потому что она того не стоит, а исключительно ради него.
Годами отработанным до автоматизма приёмом возвращаю лицу привычное холодное выражение и выхожу к собравшейся в гостиной родне. Среди присутствующих нарастает шёпот восхищения. Что для посторонних ничего не значащая секундная заминка, для нас с Ринатом — целая жизнь, которая могла бы сложиться совсем по-другому.
Могла бы — если бы от нас хоть что-нибудь зависело, но, увы, эта история началась за много лет до нашей первой встречи.
Четырнадцать лет назад
Карточный долг — это нечто особое, неоспоримое. Это долг чести. Так звучала главная заповедь, которой свято придерживались в окружении Сергея. Сам же молодой картёжник, начиная игру, всегда следовал двум основным правилам: никогда не садиться за один карточный стол с недругами и не ставить на кон больше, чем способен оплатить. На днях он умудрился нарушить свои принципы, причём оба разом.
— У меня нет таких денег, — опустив голову, сознался Сергей трём отморозкам, с которыми делил лавочку в самой немноголюдной части старого парка. Тот был разбит на окраине города, рядом с железной дорогой и плавно перетекал в густой, сосновый лес.
«В нём меня и закопают», тоскливо подумал мужчина, пряча руки в карманах тонкой не по сезону куртки. Осень уже давно вступила в свои права.
— Продай квартиру, дел-то, — мазнул по нему остекленевшим взглядом Лещ. Он в этой компании считался самым беспринципным, а под амфетамином, как сейчас, и вовсе деградировал, превращаясь в бесчувственную машину.
— Я на съёмной живу, — голосом смертника признался Сергей, в который раз укоряя себя за фатальную безответственность.
— Зачем тогда повышал? — хмуро поинтересовался Кабан, показательно похрустывая суставами пальцев.
Сергей неопределённо пожал плечами. На протяжении последних дней он сам не единожды задавался этим вопросом, но так и не смог найти точного ответа. Самонадеянность? Попытка навариться? Желание что-то доказать бывшей супруге? Всего понемногу.
— У тебя вроде как жена имелась, может, её озадачишь? — предложил Лещ.
— Она сама еле концы с концами сводит, — не стал кривить душой Сергей, ощущая неприятное сосущее чувство в районе груди. Неужели теперь и семья в зоне риска? Зарекался ведь.
— Да неудачник он, что с такого взять? — презрительно выплюнул четвёртый мужчина, прозванный Ломом за сокрушительный удар правой. — Брал на понт, а как облажался, так обратку и включил.
— Раз нечего взять, значит, накажем, — лениво изрёк Лещ. — Ты должен убить, Серый. — Он произнёс это легко, обыденно, будто речь шла о сущей безделице, вроде как спеть песню или рассказать коротенький стишок на детском утреннике.
— Как убить? — разом похолодел Сергей. — Зачем?
— Хочу увидеть как тебя медленно и смачно жрёт чувство вины. Такой урок ты навсегда запомнишь.
Взгляд мужчины панически заметался по каменным физиономиям хмурой троицы. Они не шутили. Такие люди в принципе не шутят. Мелькнула шальная мысль послать их куда подальше, но страх за семью, пусть ныне и живущую отдельно, не позволил. Не подонок же он, в конце концов, так родных подставить.
— Кого? — обречённо выдохнул Сергей.
Лещ отрешенно хмыкнул и, окинув мутным взглядом территорию парка, щёлкнул пальцами:
— Пусть будет четвёртый, кто зайдёт на эту дорожку.
Бескомпромиссность прозвучавших слов проступила липкой испариной на коже мужчины. Сергей уставился в указанном направлении, крепко задумавшись, существует ли вероятность, что прохожие проигнорируют эти места. Едва ли.
Как в подтверждение возникших опасений, по дорожке засеменила бабуля божий одуванчик, с лохматой болонкой на поводке. Псина заливисто тявкала и, виляя хвостом, пыталась сунуть любопытный нос во все встречные лужи. По спине Сергея прошёлся холодный озноб — старость внушала ему трепет и уважение. Смог бы он поднять на неё руку? Хороший вопрос.
Следом, из-за скрытого кустарниками поворота вынырнула неформального вида пара. Панки, гремя цепями, беспокойно покосились на подозрительную компанию и от греха подальше ускорили шаг.
Трое уже прошли, значит, следующей должна появиться жертва.
В полной тишине четыре пары глаз всматривались вглубь пустынной, устланной палой листвой аллеи. Одна с беспомощным ужасом, остальные три, с азартным нетерпением. И связывала их единая цель — узнать, кому же выписан смертный приговор. Даже время, казалось, придержало свой бег, пораженное пугающей своим цинизмом картиной: беззаботные, молодые и не очень люди, собравшиеся скоротать очередной будний вечер под шорох октябрьского листопада, ни о чём не подозревая, играют в русскую рулетку, и кого-то злодейка судьба непременно одарит свинцовым поцелуем.
