Джессика Соренсен
Год, когда я стала Изабеллой Андерс
Серия: Саннивейл — 1
Переводчик: Юлия Корнилова
Редактор: Анастасия Роскостова
Вычитка и оформление: Юлия Цветкова
Обложка: Анастасия Роскостова
Глава 1
Я довольно преуспела в том, чтобы все считали, будто я не от мира сего, и в основном меня это устраивало. Но жизнь была бы чуточку легче, если бы мои родители и сестра тоже следовали моим принципам. К сожалению, их стиль больше напоминает шоу «Оставьте это Биверу [1]». Моя мама — воплощение Стэнфордской домохозяйки [2] на допинге. Она может испечь торт, прибраться в доме, организовать сбор средств для нашей школы и убедиться, что мы с сестрой делаем домашнее задание, при этом выглядя идеально.
Для большинства людей мой папа — идеальный муж и отец. Он работает в городе и занимает должность вице-президента в одной компании. Он получает приличную зарплату и, как и большинство людей, работающих в городе, имеет высокий статус в обществе и дает моей матери все, что она пожелает.
Еще у меня есть старшая сестра Ханна. Подрастая, Ханна была звездным вундеркиндом. С дошкольного возраста и до первого класса она участвовала в конкурсах красоты и выиграла так много корон и трофеев, что родители выделили для них специальную комнату, и это значит, что у нее две спальни. Став старше, она занялась модельным бизнесом и даже снялась в рекламе какого-то роботизированного устройства, которое должно было сделать волосы «послушными и шелковистыми». Мои родители всегда хвастались ею на рабочих мероприятиях и общественных сборищах.
Старшая школа — это то место, где Ханна, по мнению многих, действительно расцвела. Она увлеклась макияжем и модой, а уверенность в себе и красота помогли ей подняться на высшую ступень социального статуса. Она стала президентом студенческого совета, главной чирлидершей и королевой Саннивейла: титул вручался одному счастливчику-старшекласснику, который получал роскошную корону, бесплатный ужин в клубе в течение года, привилегию прокатиться на лодке во время парада «Солнечных дней Саннивейла» и стипендию.
А теперь обо мне: мешковатая одежда, любительница манги, начинающий художник комиксов и, в дополнение к нашей семье, зомби-энтузиаст. Быть другой было бы прекрасно — в каждой семье должен быть чудак — но моя не очень-то принимает тех, кого они не могут понять, включая их собственную дочь. Когда я училась в средней школе, моим самым большим достижением стал свой собственный блог, для меня это был способ выбросить из головы все, что в ней не укладывалось.
Однажды я обыграла всю округу, включая ребят из школы, в соревновании по свободному броску мяча в баскетбольное кольцо. Но когда происходило подобное дерьмо, это всегда вызывало одну и ту же реакцию у моей матери:
— Ты такая оторва. Когда ты будешь вести себя как девочка?
Много времени у меня уходит на чтение, еще я крашу волосы в разные цвета (сегодня у меня зеленые пряди!) и рисую комиксы с участием крутых женских персонажей, которые не боятся быть самими собой, именно так я и стараюсь жить. Однако трудно найти людей, которые могут понять истинную меня. Я живу в своей маленькой скорлупе, как изгой. Иногда мне кажется, что я едва могу дышать, как будто стены давят на меня. Больше всего я боюсь, что умру в этой проклятой скорлупе, причём, вполне возможно, от удушья.
— Почему ты не дышишь? — спрашивает меня мама через длинный обеденный стол.
Я задерживаю дыхание еще на несколько секунд, прежде чем сделать оглушительный выдох.
— Мне просто интересно, сколько времени потребуется, чтобы умереть от недостатка воздуха. — И заметит ли кто-нибудь, если я упаду замертво за кухонным столом.
Она смотрит на меня равнодушно, потом качает головой и переводит взгляд на моего отца.
— Иногда я действительно не понимаю ее. — Она разрезает курицу, впиваясь в мясо с такой силой, что нож царапает тарелку. — Нет, беру свои слова обратно. Я ее совсем не понимаю.
Ханна фыркает от смеха, когда ее наманикюренные ногти нажимают кнопки на телефоне.
— Никто не понимает. Спроси любого в школе.
— Эй, некоторые люди меня понимают, — возражаю я, вонзая вилку в салат. — Клянусь, это правда.
Она смотрит на меня, приподняв брови.
— Назови хоть одного человека. Уборщица не в счет.
— Я и не считала уборщицу, — говорю я, жуя салат. Никогда не понимала, почему моя сестра так ненавидит меня, но с тех пор, как мы начали учиться в начальной школе, она взяла на себя миссию мучить меня так сильно, как только сможет. — Хотя Дел довольно крутая.
— О Боже, ты ненормальная, — усмехается она. — И я знаю, что у тебя нет друзей, так что не притворяйся, будто они существуют.
— То, что люди, с которыми я общаюсь, недостаточно круты для тебя, не значит, что их не существует. — Я спокойна. Совершенно умиротворена. Ленивая река в жаркий летний день. Потому что если я не буду таковой — если потеряю контроль с Ханной — мою задницу отправят в комнату без десерта. А десерт я люблю почти так же сильно, как и мангу.
Ханна театрально закатывает глаза.
— Ты такая жалкая. По крайней мере, признайся, что ты одиночка, и избавь себя от неловкости притворяться, что ты не неудачница.
Я прикусываю язык, чтобы не сболтнуть что-нибудь, что может навлечь на меня неприятности, и напеваю в голове прекрасную песню про сладкие угощения.
Торт «Орео». Мороженое с печеньем. Клубничный чизкейк.
— А знаешь что? — Ханна кладет телефон на стол, и, когда она злорадно улыбается мне, я понимаю, что она собирается сказать что-то, что приведет к неприятностям, от которых меня не спасет даже моя сладкая песенка. — Беру свои слова обратно. Может быть, уборщицу можно и посчитать. Ты же ешь все свои обеды в кладовке уборщицы, верно?
— Нет, — говорю я сквозь стиснутые зубы. — И ты знаешь, что я этого не делаю, ведь ты игнорируешь меня каждый день во время обеда.
Ее улыбка становится шире при звуке моего резкого тона, потому что она знает, что выиграла, что я вот-вот потеряю хладнокровие. Она шевелит губами, беззвучно произнося «неудачница».
Я медленно выдыхаю, а потом набиваю рот курицей.
Сникерс. Шоколадное печенье. Муравейник.
— Ой, подожди! — Восклицает Ханна со смехом. — Я помню, как ты пару раз тусовалась с этой ненормальной, которая всегда носит разные туфли. Я думаю, что ей нравятся девушки… — она постукивает пальцем по губе. — Подожди-ка, она твоя девушка?
Я больше не могу это контролировать. Проглатываю курицу и роняю вилку.
— Оставь Лану в покое. Она хороший человек, в отличие от тебя, — я понижаю голос и произношу прозвище, которое, как я знаю, она ненавидит. — Суперсучка.
— Мам! — Восклицает Ханна, хлопая ладонью по столу и опрокидывая солонку и перечницу вместе с маминым бокалом вина. — Иза назвала меня сукой.
Мои отец и мать смотрят на устроенный беспорядок на хрустящей льняной скатерти, а затем мама сердито глядит на меня.
— Изабелла, иди в свою комнату, — говорит она, выбираясь из-за стола.
— Но я ничего не сделала. — Я стараюсь не хныкать, потому что это только разозлит ее еще больше. — Ну, ничего такого, чего бы не делала она.
— И ты не получишь никакого десерта, — говорит она, игнорируя мои протесты и шагая к кухонной двери.
— Мне очень жаль, — говорю я как можно спокойнее, — но она назвала меня неудачницей.
— Ты такая лгунья. — Ханна откидывает свои светлые волосы с плеча и улыбается мне, когда никто не видит.
Мама смотрит на отца таким взглядом, словно говорит, что это его забота, потом хлопает ладонью по двери и выскакивает из комнаты.
— Изабелла, мама велела идти в свою комнату, так что иди, — говорит он словно робот, будто отрепетировал эти слова. Он избегает смотреть мне в глаза, уставившись в свою тарелку. — И никакого десерта.
