Я пожимаю плечами.
— Ага. В полном.
— Она всегда так строга к тебе, — говорит он, подпрыгивая, чтобы бросить. Когда он двигается, его серая футболка задирается ровно настолько, чтобы я могла украдкой взглянуть на его супергеройский пресс, который, как я знаю, он там прячет.
— Кто, моя сестра? — Рассеянно спрашиваю я, осторожно разглядывая его.
Перестань пялиться на него, ради Бога.
Мяч со свистом пролетает через сетку, и он поворачивается ко мне, очаровательно улыбаясь.
— Ага. Она мне нравится и все такое, она даже добра ко мне. Но с тобой она всегда кажется такой… — он, кажется, подыскивает нужное слово.
— Стервозной. Подлой. Или как насчет замышляющей-мою-ужасную-смерть сумасшедшей, — предлагаю я, опершись руками на перила.
— Ну, я хотел сказать «суровой», но так тоже можно. — Он изо всех сил старается не улыбаться.
— Могу я задать тебе вопрос? — Осмеливаюсь спросить я, несмотря на внутренний голос, кричащий мне, чтобы я держала свой рот на замке.
— Конечно. — Он одаривает меня беззаботной улыбкой.
— Почему она тебе нравится? Ведь она такая злая… а ты такой… — я сдерживаюсь, чтобы не сказать «милый», потому что не знаю, как он отреагирует.
— Я не знаю. Я просто… — он бросает взгляд на дверь моего дома, затем потирает затылок, выглядя очень неловко. — Иза, мне действительно неудобно говорить с тобой об этом.
Дайте мне корону, люди, потому что я только что взяла титул самой супер неуклюжей девушки на свете.
К счастью, боковая дверь соседнего двухэтажного дома распахивается, и выходит Кай, младший брат Кайлера, который учится в средней школе, как и я.
На нем нет футболки, впрочем, как обычно, боксеры торчат из-под черных шорт, а светлые волосы сбились набок, как будто он только что проснулся. Весь этот сонный, мятежный вид — это недавние перемены, и еще ребята, с которыми он начал тусоваться, торчки, помеченные как таковые за то, что они носят темную одежду, едят много нездоровой пищи и безразлично относятся ко всему дерьму. По крайней мере, так их все называют, хотя я еще ни разу не видела, чтобы кто-нибудь из них курил травку. Если бы это было так, то я была бы тоже наркоманкой, так как описание подходит и ко мне.
— Эй, что случилось? — Кай кивает Кайлеру подбородком и закрывает за собой дверь.
— Ничего особенного, — говорит Кайлер брату, поднимая баскетбольный мяч. — Я подумываю о том, чтобы отправиться на вечеринку.
— Какую именно? — Спрашивает Кай, запихивая в рот полную ложку хлопьев.
Кайлер пожимает плечами и бросает мяч на бетонную дорожку.
— Я думаю, что к одной из подруг Ханны.
Кай давится смехом и выплевывает полный рот хлопьев.
— Звучит чертовски весело. — Сарказм так и сочится из его рта.
— Все будет не так уж плохо, — Кайлер поднимает руки, чтобы бросить в корзину мяч.
— Это будет кучка тупых болельщиц и спортсменов, — говорит Кай, ставя свою миску на перила крыльца.
— Я не знаю, в чем твоя проблема, — Кайлер пятится к траве, чтобы забрать мяч. — Ты тоже был одним из этих, — он делает воздушные кавычки, — тупых качков, пока не решил, что слишком хорош.
— Я ушел из команды не из-за этого, — резко отвечает Кай. — Так что перестань говорить о том дерьме, о котором ты ничего не знаешь.
— Тогда в чем же дело? — Бросает вызов Кайлер, подхватывая мяч и засовывая его под мышку.
Кай пожимает плечами, поднимая свою миску и выглядя раздраженным.
— Кого это волнует?
— Как скажешь, приятель. — Взгляд Кайлера впивается в Кая, словно он ждет, что тот сдастся. — Ты же знаешь, все думают, что ты теперь наркоман.
Кай поднимает плечи и снова пожимает плечами.
— Это их проблема. Не моя.
— Я начинаю сомневаться.
Кайлер звучит более раздраженно, чем я когда-либо слышала. И поверьте мне, я много подслушивала его разговоров, так что я знаю.
Они спорят еще несколько минут, ведя себя совершенно как день и ночь. Кайлер и Кай могут быть братьями, но они точно не ведут себя так. Да, Кай такой же великолепный, опасный, плохой парень, позволь-мне-ослепить-тебя-своими-горящими-глазами. Еще полгода назад он был почти таким же хорошим футболистом, как Кайлер, и почти таким же популярным. Он даже флиртовал и иногда зависал с Ханной. Но однажды он сделал поворот на сто восемьдесят градусов, ушел из команды и начал проводить много времени, прогуливая школу. Мне всегда казалось странным, что именно Кай пошел тем путем, о котором когда-то мечтал Кайлер — ну, в смысле изменения. Я не совсем уверена, что Кайлер когда-либо хотел стать мятежным плохим мальчиком.
Единственное, что осталось от Кая, это то, что он действительно напряжен до такой степени, что смотреть ему в глаза может быть действительно страшно. А для некоторых девушек — волнующе. Для меня не особо, потому что, в отличие от многих, я знаю, что у Кая есть другая сторона, когда он смешной и читает комиксы.
— Верь во что хочешь. — Кай пятится к крыльцу, отмахиваясь от Кайлера. — Повеселись на своей вечеринке для лузеров.
Кайлер набивает мяч.
— Как скажешь. Избегай проблем, как ты всегда это делаешь.
Кай, кажется, странно доволен тем, что его брат раздражен им, и улыбка касается его лица, когда он поворачивается к двери. Но, прежде чем войти внутрь, он оглядывается на меня через плечо.
Наверное, мне следует спрятаться, поскольку меня поймали на подслушивании с поличным. Если бы это был Кайлер, я была бы так смущена, что, вероятно, убежала бы обратно в свою комнату. Но с Каем… ну, у нас с ним что-то вроде этого происходит еще с седьмого класса. Особый тип отношений. Это больше похоже на «он дразнит меня и раздражает до чертиков». Я не знаю, почему он так настойчиво делает это, кроме того, что, возможно, я единственный человек, который не прячет взгляд каждый раз, когда он смотрит на меня.
Выдерживаю его взгляд еще пару секунд, и улыбка на его лице становится шире. Я прищуриваюсь и показываю ему средний палец, просто потому что могу. Он смеется, потом подмигивает мне и исчезает в своем доме.
В последний раз бросаю взгляд на Кайлера, прежде чем вернуться в постель и закончить рисунок девушки-художника-зомби, которая отлично смотрится в плаще и может обезглавить зомби, как крутой Мофо.
Но в ту секунду, как я опускаю свою задницу на матрас, дверь моей спальни открывается. Я готовлюсь к спору с Ханной, полагая, что это она пришла, чтобы всыпать мне по первое число за инцидент с шоколадом, но вместо этого входят мама с папой.
Я озадаченно смотрю на них обоих, потому что они почти никогда не заходят в мою комнату, не говоря уже о том, чтобы сделать это вместе.
Мама просматривает все постеры фильмов, комиксов и групп, висящие на черно-фиолетовых стенах, а затем закатывает глаза на один из моих эскизов или на то, что она называет «рисунками для книжки-раскраски».
— Какая пустая трата времени, — бормочет она, качая головой.
Я выдыхаю, стараясь не обращать внимания на ее неодобрение. Но ощущение нехватки воздуха появляется, когда мои легкие сжимаются, а оболочка, в которой я живу, становится все меньше.
— Вам что-то нужно? — закрываю альбом, чтобы больше не слышать ее оскорблений.
Ее холодные глаза останавливаются на мне.
— Убавь музыку. Нам нужно поговорить.
Я смотрю на отца, который пялится в окно, его глаза широко раскрыты, как у потерянного испуганного щенка.
Что-то случилось.
— Ладно. — Я отрываю свое внимание от отца и протягиваю руку, чтобы выключить стерео. — Что стряслось?
Она бросает взгляд на мужа, но его глаза прикованы к окну.
— Ты ей скажешь? Или я должна? — Когда отец не шевелится, она фыркает и щелкает пальцами. — Генри, мы же договорились, так что либо ты ей скажешь, либо я.
Папа проводит рукой по голове и смотрит на меня. Или на пространство вокруг меня.
— Изабелла, твоя мама думает… — мама откашливается, и отец добавляет: — Мы с мамой думаем, что ты должна пожить летом у бабушки.
