Нестандартный ход
De Ojos Verdes
Пролог
За шесть лет до начала описываемых событий…
Он шел к ней. Слишком другой, выделяющийся на фоне южной природы, которую всегда считали экзотикой, и сам здесь среди солнечных пальм и ярких кустов был экзотикой в коконе льдистого холода, что окутывал его прозрачной аурой.
Нереальный контраст.
От него веяло силой, уверенностью и запредельной мужественностью. На него хотелось смотреть и ни под каким предлогом не отводить взгляда. Да это и не было возможным, он своими темными глазами даже на таком большом расстоянии пленил ее и держал в напряжении, не отпуская…
Элиза не дышала во время последних его шагов.
— Ты пришел. Значит, это правда? — слетело с губ потрясенно.
Ей в ответ лишь кивнули, остановившись в метре.
Она жадно вколачивалась в черты мужчины и изучала каждый миллиметр, чувствуя нечто неописуемое. Ее познаний не хватало на передачу тех ощущений, что рождало его присутствие… Про опыт и говорить нечего.
— Я тебя не вспомню, да? Ты исчезнешь.
Бездна его глаз затягивает. Девушку неимоверно магнитит к ней, подсознание рвется к нему, но что-то сдерживает ее. Сам он. Сдерживает. Чем-то нераспознаваемым.
— А где вода? Я хочу пить… Ты должен был утолить мою жажду!..
Получается слегка обиженно, разочарованно. Ведь всё организовывалось с этой целью, а атрибут забыт. И внутри бьется, извиваясь, накатывающая истерика. Бесконтрольное приближение неминуемой катастрофы пугает. Слишком ново и несвойственно… Потому что неправильно…
В мужском взгляде отражается удивление. Едва уловимое, но оно все же есть… Повинуясь незыблемой потребности синхронно следовать каждому его движению, Элиза поворачивает голову за ним и в изумлении взирает на необычайной красоты водопад, утопающий в тропических цветах и сочных зеленых растениях. Теряет дар речи от раскинувшегося зрелища и не может поверить в то, что не замечала живую картину, у которой стояла всё это время.
Наверняка так выглядит рай. Принося благоговение, умиротворение и чувство парения. Но все это конкретно у Элизы вызывает не природа, а находящийся рядом человек.
Который в следующее мгновение заключает девушку в объятия, чтобы вместе с ней упасть в кристально чистую глубину. Резко и неожиданно. Мол, получи, чего хотела, в разы больше и круче, дорогая. Сначала ее легкие сковывает давлением и нехваткой кислорода. Страхом задохнуться или так и не выплыть — она и плавать не умела. Но через секунды две-три по венам разливается ошеломительное спокойствие… Если с ним — значит, всё в порядке. Его послали ей Свыше…
На поверхности, захлебываясь от попавшей в носоглотку воды, Элиза выпаливает:
— Сумасшедший!
А ее сжимают сильнее, вдавливая в жар габаритного тела, оказавшегося безбожно горячим, что никак не стыковалось с внешними данными Снежного Короля. Странно. А Снежные Короли могут быть родом из ада?
Говорить, думать, дышать, возмущаться и сопротивляться — желания нет. После того, как его губы присваивающим поцелуем накрыли приоткрытый рот, перевернув и без того куда-то съехавший по мановению палочки мир, она просто опустила веки и отдалась во власть ослепительного наслаждения. Элиза отзывалась на ласки всем естеством. С завидной самоотдачей. Просто небывалой.
В определенный момент девушка осознала, что больше не чувствует себя. Стала продолжением этого мужчины, потеряла свою автономность… И это ощущение в какой-то миг заставило оцепенеть в надежных руках. Она оторвалась и потерянно резюмировала:
— Ты не утолишь мою жажду.
Будто на нее снизошло озарение, какая-то сакральная истина, продавившая своей тяжестью дыру в груди.
— Ты меня утопишь…
Его глаза стали черными. Иссиня-черными. Отливали еще бóльшим морозом и холодом. Опасным. Подавляющим. Беспощадным.
Ее сковало ужасом, а тело затряслось в стальных объятиях.
И Элиза стала вырываться с отчаянием суицидника, глубоко и широко искромсавшего запястья и четко понимающего, что — увы — уже ничто не спасет. И чуда не случится. Ты нашел то, чего искал — мучительного забвения.
Она смертельно боялась сдаться и в то же время жаждала своей капитуляции. Потому что ее тянуло к нему неотвратимо. Несмотря на опасность. Нещадные разряды атаковали от макушки до пят, сердце было на грани разрыва в клочья, а кожа, которой он касался, удерживая девушку, горела пламенем.
Агонию рассеял вкрадчивый тихий голос, который она услышала впервые, и произнесший диагноз железным тоном:
— Это твой выбор.
И все исчезло в один миг.
Элиза распахнула глаза, тяжело дыша и чувствуя себя так, будто ее перемололо. Жажда убивала своей интенсивностью, горло стало иссушенной твердью, покрывшейся соответствующими трещинами. Вскинув руку, девушка дотронулась до лба и с удивлением обнаружила на нем испарину, а ведь в комнате стояла минусовая температура…
Дезориентация прошла спустя полминуты. Она посмотрела по сторонам, идентифицировав сестер по бокам от себя в широкой старинной кровати, и вспомнила. Что в один из самых суровых месяцев в году шестьдесят лет назад родился дедушка, мамин отец, в честь юбилея которого они прилетели на родину. И «удачно» вписались в отмечаемый праздник «Сурб Саркис», который в армянской культуре схож с католическим «Святым Валентином», но имеет ряд существенных отличий, одно из которых — поедание незамужними и неженатыми соленых лепешек перед сном. Очень соленых. И делается это с одной единственной целью: считается, что во сне именно в эту ночь к тебе явится твой суженый и подаст стакан воды, спасая от жажды, которая закономерно будет терзать тебя после попадания в организм такой ядерной дозы соли.
Девушка медленно, но верно наполнялась злостью. Ей было настолько паршиво, что хотелось выть. А всё эти клуши! Уговаривали ее часами…
Элиза еще раз огляделась, затем, коварно оскалившись, аккуратно и неспешно пододвинула к краю постели сначала Лилит, двоюродную сестру, затем уже и Анну, троюродную кузину. После чего легла обратно на свое место посередине и, растягивая удовольствие, развела ноги…чтобы в следующий миг одновременно пнуть обеих в их тощие миниатюрные задницы и свалить на пол.
С грохотом, приносящим девушке злорадное удовлетворение, обе упали и тут же жалобно застонали. А она не смогла сдержать смеха, когда, хватаясь за простыни, пострадавшие явили ей свои недоуменные лица, обрамленные лохматыми шевелюрами.
— Элиз, ты совсем дура?
— Да! Мало было того, что спишь, как припадочная, вечно толкаясь и брыкаясь, так еще и специально нас сбросила…
Обиженные голоса вторили ее продолжительному веселью. Она села, одарив их снисходительными взглядами, и пропела:
— Сами виноваты, накормили меня этой гадостью, я проснулась от кошмаров, а вы дрыхнете… — стойко выдержала прилетевшие ей нелицеприятные эпитеты, махнув рукой. — Пить хотите?
Какие обиды могут быть между пятнадцатилетними девочками, объединенными бедой — нестерпимой жаждой? Даже после жестокой проделки Элизы.
Лилит почесала затылок и кивнула, поежившись. Дальняя спальня забитого гостями дома не отапливалась, ее собирались вскоре ремонтировать, и им втроем пришлось ночевать в ней за неимением других вариантов. Но под толстыми одеялами из натуральной овечьей шерсти мороз не ощущался так остро, как сейчас — после того, как их вырвали из теплых объятий чудесных волокон.
— Ужасно хочу, — призналась та, сглотнув на сухую для пущей убедительности. — Пойдемте в кухню…
И уже после второго стакана воды на каждую с блаженным вздохом:
— Вам приснилось что-нибудь? Мне — странный парень какой-то, он вообще не в моем вкусе, держал и старался напоить насильно, а я все сопротивлялась. А запястья так болят, будто наяву сжимал их.
— Я видела нашего соседа Зорика, это даже смешно, — недовольно произнесла Анна, морща носик. — Наверное, потому что заходил вчера, и отпечаталось в подсознании. Не верю, короче, в этот бред…
