Не проси прощения (СИ) - Анна Шнайдер

Пролог

— Витенька, а ты мне купишь? Купишь, да? — с придыханием спросила Даша, умоляюще глядя на спутника тёмно-карими очами, обрамлёнными пушистыми ресницами. Её лицо, как всегда, было трогательно-наивным, благодаря чему Даша выглядела милым и невинным ребёнком. Хотя у Виктора она ассоциировалась скорее с кошечкой, которую очень хотелось погладить. И не только между ушей…

— Конечно, куплю, — он благосклонно кивнул и махнул рукой, указывая на витрину. — Выбирай, что хочется.

Даша просияла, и не удивительно. Из украшений у неё были только золотые серьги и тонкое серебряное колечко — подарок матери на восемнадцатилетие. А сейчас Виктор предлагал ей выбрать любое украшение, какое только захочет. Как тут не радоваться?

Девушка восторженно порхала по залу, постоянно попискивая от радости, и едва не плясала, разглядывая лежащие под стеклом ювелирные изделия. Виктор ходил за ней и улыбался, чувствуя себя довольным и счастливым. Приятно всё же доставлять удовольствие хорошему человеку… тем более что Даша заслужила. Она была очень отзывчивой и ласковой, и при этом не требовательной. За месяц ни одного скандала, ни одного намёка на неудовлетворённость собственным статусом, ни одного требования уделять ей больше внимания. Идеальная девушка. Ещё и молодая, красивая до умопомрачения и умная…

Не в силах сдерживать себя, Виктор игриво хлопнул Дашу по бедру, из-за чего девчонка взвизгнула чуть громче, а затем залилась счастливым хохотом. И он тоже хотел рассмеяться… но не успел.

— Папа?!

Дрожащий то ли от удивления, то ли от неуверенности голос дочери целиком и полностью разрушил атмосферу беззаботности и счастья. И вторгся в мысли Виктора о Даше, сразу их обрубив. И не только их — Горбовский застыл, не в силах пошевелиться и ощущая себя человеком, у которого внезапно отказал позвоночник.

— Папа, кто это?! — повторила дочь уже твёрже, и к неуверенности прибавилось негодование. — Папа?!

Это сон. Это ведь сон, правда? Не могла Марина здесь оказаться. Что ей делать в этом ювелирном?!

— Мам! Мам… Пойдём, мама! Мама! — услышал Виктор голос сына, резко выдохнул, ощущая, как сердце словно заливает холодом, и обернулся.

Про Дашу он напрочь забыл. А вот она не забыла, взяла его за руку… И Виктор непроизвольно до боли стиснул её ладонь, оглядывая застывшие в двух шагах от них фигуры жены, сына и дочери.

Все трое были белы как мел. Вот только Марина и Максим хотя бы походили на живых людей, тогда как Ира…

Она задыхалась. И лицо её из белого постепенно становилось мертвенно-серым.

— МАМА! — завопил Максим, пытаясь удержать женщину от падения. — Мама, что с тобой?!

Виктор, моментально отмерев, ринулся вперёд, вытряхнув из ладони руку Даши, помог Максиму уложить Иру на пол и прохрипел, поднимая голову и глядя на оторопевших от происходящего консультантов:

— Скорую! Быстрее!

Он сходил с ума от отчаяния, пытаясь прощупать у жены пульс — но его не было. Но это ведь невозможно! Она же не может… вот так… просто… умереть?!

Виктор лихорадочно мял запястье Иры, пытался хлопать по щекам, даже делал искусственное дыхание — но пульса всё не было.

— Ненавижу тебя! Ненавижу! Ненавижу! — повторяла стоящая рядом Марина, рыдая у Максима на плече, и в эти мгновения Виктор как никогда раньше разделял её чувства, ненавидя себя не меньше.

А Ирина между тем умирала у него на руках. Кожа её леденела, синяки под глазами темнели, и Виктор не знал, что ещё можно сделать, чтобы жена пришла в себя. Он задыхался, чувствуя бесконечное бессилие перед лицом наступающей смерти…

… И, задохнувшись окончательно, вынырнул из этого сна под резкий и громкий звонок будильника…

1

Виктор

Он потёр лицо и сел на постели, непроизвольно сглатывая вязко-горькую слюну и ощущая, как сильно, непримиримо колотится сердце.

Виктор понимал, почему ему вновь приснился этот кошмар, в котором Ира умирала у него на руках. Умирала каждый раз — сколько бы ему это ни снилось. Абсолютно безжалостный сон… в жизни всё было немного иначе. Остановка сердца была совсем недолгой, и у Виктора получилось запустить его при помощи искусственного дыхания и непрямого массажа ещё до приезда скорой. Врач потом сказал, что его действия спасли Ире жизнь, но Виктор пропустил это мимо ушей. В конце концов, именно его действия у неё эту жизнь едва не отняли, и гордиться ему было нечем.

Горбовский встал и медленно побрёл на кухню, чтобы выпить воды — в горле было сухо, как в пустыне. Включил свет и зажмурился от его яркости, бьющей по уставшим глазам.

Выпил целый стакан прохладной жидкости, привыкая к освещению и хмуро оглядываясь, — видели бы грозного начальника сейчас его сотрудники… Виктор, крупный мужчина под два метра ростом, самому себе в эту минуту казался безумно жалким, крошечным и трусливым. На лбу до сих пор выступала паническая испарина, и он знал, что так будет ещё какое-то время, пока он не отойдёт от приснившегося. Руки — огромные ладони, мясистые пальцы, кулаки величиной едва ли не с голову! — нервно дрожали, и стакан трясся, как будто Виктор был заправским алкоголиком. А ведь он не пил уже много лет, если не считать пары бокалов вина по праздникам. Разве похож он сейчас на человека, который руководит стоматологической клиникой и которого в коллективе считают строгим, но справедливым? Да ни разу. Скорее, на безмозглого червяка, который просрал в своей жизни всё, что только можно было просрать.

Виктор зло усмехнулся, глядя в окно, за которым мела метелью почти сказочная зима. Декабрь в этом году начался неожиданно — со снега по самые уши, и у кого-то наверняка уже было новогоднее настроение. Тогда как Горбовскому, глядя на всё это снежное великолепие, просто хотелось сдохнуть, и побыстрее.

В тот день, когда Иру увозили с инфарктом, погода была точно такая же. Он как сейчас помнил эти сугробы до неба, и снег, залепляющий колючими снежинками глаза, и пронзительный ветер, проникающий под пальто, как его ни запахивай, сколько шарфов сверху ни накручивай. Стыло… И в мире, и в душе — везде. И с тех пор погода ничуть не изменилась. Виктору так и казалось, что он по-прежнему живёт внутри зимы, будто он попал в снежный стеклянный шар. Только иногда всё вокруг было спокойно, а потом кто-то встряхивал шарик — и начинался хаос.

Вчера как раз встряхнули.

Виктор звонил сыну раз в месяц. Всегда сам, потому что знал —