◈ Переводчик: Denika
◈ Редактор: Александрия
◈ Обложка: Wolf A.
Глава 1
Эдди
— Что это, вмешательство?
Я перевожу взгляд с одного лица на другое, они вчетвером выстроились по другую сторону стола для совещаний, как члены жюри, готовые вынести свой вердикт. Я шучу насчёт вмешательства, но шутка не удалась, и на какую-то долю секунды я думаю, что это действительно может быть правдой. Но этого не может быть. Я редко пью и даже никогда не пробовала наркотики — я имею в виду, конечно, пару затяжек косяка несколько лет назад, но это вряд ли считается — так что это никак не может быть реальным вмешательством, верно?
— Я не понимаю.
Моя мать смотрит на меня прищуренными глазами, её ладонь лежит на руке моего отчима.
— В твоём контракте есть пункт о морали, Эддисон, — говорит она, её челюсти сжаты, а голос напряжён.
Пункт о морали. Конечно. Я не забыла об этом — как я могу? В конце концов, всё в моей жизни зависит от общественного восприятия. Вот как все работает, когда ты любитель американской кантри-музыки.
— Так ты устраиваешь мне засаду?
Мужчина в костюме прочищает горло, прежде чем пододвинуть ко мне через стол пачку бумаг. Очевидно, это кто-то из звукозаписывающего лейбла, но я его не узнаю, что не заставляет меня чувствовать себя лучше от этой встречи. Его явно послали сделать грязную работу — убедиться, что я соответствую тому, чего хочет лейбл.
— Боюсь, вы связаны условиями вашего контракта, — произносит он, — и это включает в себя ваше публичное поведение. Мы подписали контракт с замечательной кантри-певицей, образцом для подражания для молодых девушек. Той, кто олицетворяет семейные ценности. Не той, кто танцует тверк в клубе в два часа ночи.
— Но я не занималась тверкингом…
— Выпивка и вечеринки, — говорит он. — Такое поведение ни о чём не говорит?
— Вряд ли это незаконно.
Я опускаю тот вопиющий факт, что на самом деле я не пила, не употребляла наркотики и вообще не делала ничего скандального. Я была с людьми в клубе, которые занимались подобными вещами, и это, по-видимому, всё, что имеет значение. Не дай Бог мне немного повеселиться в зрелом возрасте двадцати двух лет.
— Законное поведение — это одно, а незаконные наркотики — совсем другое, — говорит моя мама. — Тебе следовало бы лучше знать. Если кто-то из твоих так называемых друзей под кайфом, ты виновна по ассоциации.
— А потом есть это.
Мой отчим пододвигает мне через стол экземпляр газеты, одаривая меня взглядом, от которого определённо разит неодобрением. Мой отчим — самый замкнутый человек, которого я когда-либо встречала, из тех, кто одним движением брови может передать больше, чем большинство родителей могут сообщить за целую лекцию. Он армейский полковник в отставке, который руководит частной охранной фирмой для знаменитостей, и я один из его клиентов. Моя мать познакомилась с ним семь лет назад во время одного из моих турне, а остальное, как говорится, стало историей.
Я опускаю взгляд на страницу, ожидая, что заголовок будет как-то связан с моим парнем, моим бывшим парнем, после вчерашнего фиаско, и выходками его друзей в клубе прошлой ночью. Но это не так. Вместо этого там написано, что «Музыкальная звезда застигнута в компрометирующем положении с женатым мужчиной постарше: Отношения с бойфрендом на грани!»
По крайней мере, они правильно разобрались в отношениях с бойфрендом. Это определённо на мели. Чёрт возьми, это уже кораблекрушение. Этот заголовок касается совершенно другого скандала. Конечно, это не рассказывает вам остальную часть истории, которая заключается в том, что мне пришлось оттолкнуть от себя парня на вечеринке три дня назад. Статью действительно следовало бы прочитать так: «Голливудский магнат сфотографирован при попытке облапать музыкальную звезду». Камеры не запечатлели эту часть вечера.
Я даже не пытаюсь объяснить, потому что мои родители никогда бы мне не поверили. Моя мать думает, что я соплячка избалованная деньгами и славой. Может, я и немного нахалка, но я не избалована этой жизнью. На самом деле всё с точностью до наоборот. Я измотана ею. Я должна быть на вершине счастья, имея за плечами три платиновых альбома и премию «Грэмми». Но в двадцать два я не должна чувствовать себя такой чертовски старой, такой чертовски усталой. У меня должен быть огонь в животе.
Так что, я думаю, усталость — это причина, по которой я ничего не говорю. Вместо этого сижу и свирепо смотрю на них, ожидая их вердикта. Я прокручиваю варианты в своей голове. Реабилитационный центр? Куда-нибудь съездить? Я принесу извинения за своё ужасное поведение и пообещаю звукозаписывающему лейблу, что им не придётся беспокоиться о том, что их белоснежная певица будет запятнана своими нехорошими друзьями.
Мой отчим наконец нарушает молчание.
— Лейбл согласился на решение, которое, как мы думаем, устроит всех, — говорит он. — Учитывая всё, что произошло, мы считаем, что тебе нужен кто-то, кто будет заботиться о твоих интересах, — он говорит это так, словно мы говорим о найме кого-то для управления моим портфелем акций. Но что они на самом деле предлагают — что они на самом деле приказывают — так это кому-то управлять мной.
— Новый менеджер, — решительно говорю я, глядя на своего нынешнего менеджера — мою мать.
— Не говори глупостей, — бормочет она, качая головой.
— Что тогда? — спрашиваю я. — Дизайнерский лечебный центр? Заявление для прессы о том, что я упала в обморок от истощения? — слова выходят более горькими, чем я хотела, чтобы они прозвучали, но я разочарована этой засадой.
Конечно, перерыв может быть именно тем, что мне нужно. Мысленно я представляю, как прямо сейчас встаю и выхожу из комнаты, собираю всё, что у меня есть, и просто возвращаюсь в Саванну, ко мне и моей гитаре. Чёрт, я могла бы играть на тротуаре, без бэк-вокалистов и танцоров, без смены костюмов и в другом городе каждую ночь, пока меня не развернёт так, что я не смогу нормально видеть.
Однако парень в костюме прав — звукозаписывающий лейбл будет играть жёстко. Они подадут на меня в суд за нарушение контракта и заберут всё, ради чего я работала.
Забавно, что происходит, когда ты возникаешь из ничего. Ничего не является последним местом, куда вам когда-либо захочется вернуться.
Я так поглощена своими мыслями, что даже не слышу голоса отчима, пока он не машет рукой прямо в поле моего зрения.
— Эддисон.
— Да.
— Лейбл согласился с этим планом. Хендрикс будет твоим новым телохранителем, — говорит он, и его голос набирает обороты. — Твой старый был уволен.
— Дэн уволен? — спрашиваю я. — Это не его вина, что я ходила в клуб прошлой ночью.
— Ему виднее, — отвечает полковник резким голосом. — Протоколы существуют не просто так. Ему следовало вытащить тебя оттуда побыстрее.
— Это нечестно по отношению к Дэну… — начинаю я, но мой отчим с силой опускает кулак на стол, и этот звук заставляет меня подпрыгнуть.
— Это нечестно по отношению ко мне — нанимать телохранителя, который так халатно относится к своим обязанностям, — говорит он. — Это сделано. Тебе нужен телохранитель, который не будет расслабляться. Особенно после проблемы со сталкером. Я верю, что Хендрикс не расслабится.
— Сталкер, — тупо повторяю я. Вряд ли это был преследователь, просто одержимый фанат, который прислал мне несколько чересчур рьяных писем. Всегда есть одержимые фанаты. Это не ново. Я так поглощена тем, что отчим говорит, что моему мозгу требуется минута, чтобы уловить более важную часть.
Хендрикс.
Я повторяю имя, которое не произносила уже много лет.
— Какой Хендрикс?
Действительно, какой Хендрикс? Я точно знаю, о ком он говорит. Есть ли на самом деле какой-нибудь другой Хендрикс?
Неужели это происходит?
Мой отчим прочищает горло и открывает рот, чтобы заговорить, но дверь позади него широко распахивается, и, словно по команде, внутрь входит Хендрикс. В тот же миг из комнаты словно выкачивают весь воздух.
