Пять лет спустя
— Они наконец-то заснули. Ты можешь в это поверить? — я падаю в кресло в гостиной, кладу ноги на пуфик и закрываю глаза. — Сейчас только девять вечера. Помнишь, когда мы не были полностью измотаны в девять вечера?
— Кажется, что с тех пор прошла целая жизнь, — говорит Хендрикс. — Я не знаю, откуда у Уотсона столько энергии. После того, как он весь день бегал как сумасшедший по парку и после обеда занимался плаванием, можно подумать, что он, по крайней мере, немного устал.
Наш пятилетний сын Уотсон, названный в честь друга Хендрикса из морской пехоты, который был убит на службе, неугомонный и очаровательный.
И полон бесконечного количества энергии.
— Я знаю, — говорю я. — Хейли такая же. Этот ребёнок всё ещё говорит со скоростью миля в минуту, даже после того, как её уложили в постель. Клянусь, она может разговаривать со стеной.
Хейли только что исполнилось три года, а она уже характерная. Она точно знает, чего хочет, и не боится сказать об этом.
Хендрикс говорит, что она похожа на меня.
Руки Хендрикса на моих ногах удивляют меня, и мои веки распахиваются. Я смотрю, как мужчина, за которого я вышла замуж пять лет назад, начинает массировать мне ноги, и думаю о том, как мне повезло.
Как повезло нам обоим.
Мы оба немного старше, уже не те люди, какими были пять лет назад. Мы управляем звукозаписывающим лейблом. Альбомы в стиле инди-фолк, которые я записала, не пользовались таким бешеным успехом, как мои мейнстримные кантри-альбомы, но меня это вполне устраивает. Я делаю то, что делает меня счастливой.
И Хендрикс и двое наших детей делают меня безумно счастливой.
— О чём ты думаешь? — спрашивает Хендрикс, его руки творят своё волшебство с моими ногами.
— Я думаю о том, как сильно я тебя люблю, — отвечаю я.
— Лгунья, — он улыбается мне.
— Правда, — говорю я. — Я думаю о том, как много изменилось и как мне повезло.
— Думаешь о том, сколько у меня седых волос теперь, после двоих детей? — спрашивает Хендрикс.
Я смеюсь, разглядывая его. На самом деле он прав. У него уже есть несколько выбивающихся седых волос, но это определённо не делает его менее привлекательным, чем он был в молодости.
— Они придают тебе утончённый вид.
Хендрикс смеётся низким горловым звуком:
— Это всё равно что сказать: «Всё в порядке, размер не имеет значения».
Я беру подушку, лежащую у меня за спиной, и бросаю в него.
— Не правда, — говорю я. — У меня очень сексуальный муж.
— А у меня сексуальная знаменитая жена, — говорит он, смеясь.
— Раньше была знаменита, — поправляю я его.
— Я хочу затащить свою бывшую знаменитую жену в спальню, чтобы я мог вскружить ей голову, — говорит Хендрикс, одаривая меня той кривой ухмылкой, которая у него так хорошо получается.
Он знает, что я не могу устоять перед этой ухмылкой.
— О, правда? — спрашиваю я, поскольку он не ждёт моего ответа. Он поднимает меня в стоячее положение, а затем наклоняется и кладёт одну руку мне под колени, а другую на спину, неся меня в спальню. — Для парня, который устал, ты на удивление энергичен.
— Я ничего не могу с собой поделать, — говорит он. — Мысль о том, чтобы трахнуть мою невероятно сексуальную жену, придаёт мне сумасшедшую энергию.
Я смеюсь:
— Ты просто пытаешься умаслить меня, чтобы залезть ко мне в штаны.
— О, я знаю, что могу залезть к тебе в штаны, девочка Эдди, — говорит он, бросая меня на кровать и расстёгивая мои брюки, прежде чем грубо стянуть их с моих ног. Он проводит пальцами по внутренней стороне моей ноги, прежде чем добраться до трусиков, тихо посмеиваясь, когда обнаруживает, что они уже влажные.
— Я знаю, — тихо отвечаю я. — Что я могу сказать? Теперь это похоже на автоматическую реакцию.
— Мне нравится эта автоматическая реакция.
Он опускает своё лицо мне между ног, его рот касается моих трусиков, горячее дыхание согревает меня. Его жар посылает покалывание прямо в то место, к которому он прикасается, и я выгибаю бёдра, желая, чтобы он снял с меня трусики.
Но Хендрикс этого не делает. Он встаёт и раздевается догола рядом с кроватью, бросая одежду кучей на пол и доставая из прикроватной тумбочки вибратор.
— Снимай всё, — говорит он. — Кроме трусиков.
Когда я раздеваюсь, он просовывает вибратор мне между ног и поверх трусиков, дразня меня им.
— Твои трусики уже были такими мокрыми, — хрипло говорит он. — О чём ты думала?
— О тебе, — шепчу я. — Я думала о том, как сильно я хотела, чтобы ты был внутри меня.
Он прижимает вибратор ко мне, пока я практически не начинаю извиваться. Это самая сексуальная вещь в мире — наблюдать за ним у себя между ног. Но он оставляет меня нуждающейся, затаившей дыхание.
— Не останавливайся, — умоляю я, но он просто улыбается и оттягивает мои трусики в сторону, проводя языком по моему клитору. Он не даёт мне того, чего я хочу. Вместо этого он протягивает руку и отрывает край моих трусиков, буквально срывая их с моего тела. — Пропал ещё один комплект трусиков.
— Жаль, — говорит он. — Они мне понравились. Но то, что под ними, мне нравится больше.
Он засасывает мой клитор в рот, но я хочу большего.
— Нет, — тихо шепчу я. — Я хочу твой член.
— Я рад, что спустя пять лет ты всё ещё просишь об этом, — говорит Хендрикс.
— Встань надо мной на колени, — прошу я. — Я хочу, чтобы твой член был у меня во рту.
— Я рад, что женился на такой порочной женщине, — шутит он, низко склоняясь над моим лицом. Он накрывает мой клитор своим ртом, одновременно входя в меня вибратором.
Его яйца болтаются у меня перед лицом, и я медленно облизываю их, беря каждое в рот и нежно поглаживая его член. С него капает предэякулят, и предвкушение того, что его член будет у меня во рту, пока он будет лизать меня, настолько ошеломляет, что я должна заставить себя не кончать.
Я не могу дождаться. Я беру его в рот, мой язык кружит вокруг головки его члена, дразня. Потянувшись, я притягиваю его ближе к себе, чтобы вобрать в себя больше его длины, и Хендрикс стонет, когда я нежно массирую его яйца.
— Боже, я люблю трахать твой рот, — говорит он, засовывая вибратор глубже в меня.
Его предэякулят смешивается с моей слюной, когда я сосу его, и я стону от вкуса. Это мужественно и эротично, и на вкус как… он. Хендрикс нависает надо мной, стараясь не двигаться, позволяя мне ввести его глубже в свой рот, хотя по его стонам я понимаю, что он хочет взять всё под свой контроль.
Я на грани, почти миновала точку невозврата, когда он резко вынимает вибратор из моей киски и говорит:
— Я должен быть внутри тебя.
Он не ждёт, пока я что-нибудь скажу. Он отрывается от моего рта и поворачивается, его руки лежат на моих коленях, прижимая их к груди.
Когда он входит в меня, он толкается так глубоко, что у меня почти перехватывает дыхание.
— Боже, я люблю тебя, — говорит он.
Я шепчу, что люблю его, когда он толкается в меня сильнее.
— И мне нравится, что ты перестала принимать таблетки, — произносит он. — Мысль о том, что ты можешь забеременеть, вызывает у меня постоянное желание трахнуть тебя.
— Я хочу, чтобы ты снова меня обрюхатил, — шепчу я, неспособная думать ни о чём, кроме восхитительного ощущения его внутри меня. — Я хочу, чтобы ты сделал меня беременной.
— Чёрт, Эдди, — говорит он и отпускает меня одновременно с тем, как я кончаю. Он опускает мои ноги, и я обхватываю его лодыжками, притягивая крепче к себе, пока он входит в меня снова и снова.
Я тяжело дышу, моя грудь вздымается даже несколько минут спустя. Он нежно целует меня в губы:
— Мне нравится обрюхачивать тебя.
Я смеюсь:
— Знаешь, ты такой неандерталец.
— Знаю, — говорит Хендрикс. — Но я твой неандерталец.
Конец
