1
Давно
Стах
— Тихо. Тихо… Тш-ш-ш…
Бажан погладил Ванду по холке, но та была так напряжена, что сразу ясно: чует.
Едва сдерживается. Того и гляди — рванет.
— Вон там? — разомкнул губы Шамрай-старший, указав рукой вперед, к блекло-желтому подлеску на той стороне поля под их небольшим пригорком, за которым начиналась рощица. Бажан кивнул и бросил беглый взгляд на Назара: готов?
«Готов».
Парень держал на руке белоснежного кречета и сосредоточен был на нем. Хмурился. А черт его разберет, чего он хмурый такой — сам на свою птицу похож, как стрела натянут, над виском с силой жилка бьется.
И даже ноябрьский воздух звенит, и слышно, как колотится нетерпение.
Он снял с хищника клобучок, освободил от путцов. И несколько секунд тот привыкал к свету, встряхиваясь. А потом Назар произвел напуск, подбросив его с руки, и он, махнув крыльями, взметнулся вверх, поднимаясь все выше и ища присаду. Кречета обучали давно и по-разному, но он сильнее всего любил охотиться с присады, которая здесь была не самой удобной — роща жиденькая, деревца невысокие.
Приходилось не лениться, наматывать круги в воздухе. Назар задрал голову к небу, довольно низкому сегодня, такому же хмурому, как его выражение лица. Тревожный, будто это его сдернули.
Когда птица поднялась на достаточную высоту, Бажан пустил таксу, а та по высокой обесцвеченной траве рванула к роще, только и успевай следить. Ванда из всех его крох была самая мелкая, но и самая быстрая, и скорость подчас развивала такую, что в момент превращалась в маленькую коричневую точку, несущуюся далеко впереди. И почти бесшумная, потому что умница. Достигнув подлеска, залаяла, высоко и звонко, заставляя взметнуться вверх стаю перепелов.
— Тьфу ты, мелочь, — плюнул Станислав Янович.
— Да погоди ты!
И почти сразу за этими словами из кустарника выскочил жирнющий фазан, отчего Ванда еще пуще в лае зашлась, продолжая его преследовать вдоль рощи. Кречет же высоты не сбавлял, парил, и Шамрая-старшего это, похоже, уже напрягало.
— Было б ружье, я б его уже…
— Дядь Стах, сейчас, он же не просто так… — отозвался Назар таким голосом, что сразу все ясно. И хмурость его, и натянутость — в кои-то веки вытащил дядьку на соколиную охоту и смерть как боится разочаровать. Мальчишка совсем, даром что бреется и ростом вымахал выше Шамрая-старшего.
Стах коротко усмехнулся и тоже отвлекся от фазана, скрывшегося уже в лесу, задрал голову, как и Назар, и сосредоточился на птице. А посмотреть было на что. Огромный, белый, с размахом крыльев таким, что вся мощь его — вот она. Мощь и свобода. Не охота — зрелище, действо, таинство.
Бажан, старый егерь, о соколах на охоте только что в книжках читал, пока однажды Назар не приволок к нему найденного в лесу совсем молодого кречета, раненого, волочившего крыло, перепачканного кровью. Птица редкая, в их краях и не гнездится, разве что залетела случайно.
«Похоже, его ястреб сбил», — решил тогда Бажан, понятия не имевший, что с этим сокровищем делать. И сколько потом может быть проблем — еще обвинят в незаконном отлове, а ему таких трудностей не надо. Черт знает что.
Помог тогда Станислав Янович.
И с ветеринаром, и с орнитологом, и выходить птицу, и вольер для нее построить. И чтобы по документам оформить все, потому как и правда — вдруг кто приметит, невозможно такого зверя прятать долго. Но у него свой интерес был.
Страстный охотник и фактический хозяин их городка, он явно метил в «князья», а у князя и охота не такая, как у простых смертных. Шутка ли, получить собственного кречета в руки. Другое дело, что в конечном счете соколиная охота ему быстро приелась — результативность не та, возни много, а Тюдор, так назвали хищника, никак его не признавал. Да и с ловчей птицей все зависит от птицы, а не от мастерства охотника. А всех этих ритуалов и их красоты Стах так и не понял. Он привык контролировать всё и всех, а как ты будешь контролировать кречета в небе? Оформил Назару, раз уж тот так за своим питомцем бегал, лицензию и умыл руки. Хотя иногда и развлекался, как нынче.
— Заяц! — вдруг резко выкрикнул Назар. — Он зайца увидел!
Птица уже летела камнем на землю.
Бажан шумно втянул ноздрями воздух. Назар рванул вперед, с пригорка, только и успевая разбрасывать в разные стороны из-под ботинок рыхлую землю и мелкие камни — и сквозь высокую траву в поле на пути к роще.
Все это время заяц терпеливо сидел в норе до тех пор, пока Ванда, гнавшая фазана, не приблизилась со своим лаем к нему настолько близко, что перепуганное животное выскочило и помчалось прочь от опасности, даже не подозревая, что навлекло на себя опасность еще большую.
С первой ставки контакта не вышло. Птица зверя не взяла и снова стала набирать высоту, отлетая все дальше. Заяц продолжал гнать в лес, и вскоре они скрылись с глаз, а Тюдор превратился в крохотную точку. Только бубенцы где-то далеко все еще звучали. И лай Ванды, выпущенной на свободу.
— Живо погнали, — рявкнул Стах, развернувшись к квадроциклу, — птицу потеряем.
— Да куда ж ты вечно торопишься? Они привычные, — проворчал Бажан, но послушался. С Шамраем спорить и в лучшие годы было бесполезно, а сейчас-то подавно. Давил, выдавливал, подавлял.
Птица же из точки снова становилась птицей, стремительно падая на землю. Назар успел, должен был успеть.
Когда квадроцикл домчал их до эпицентра событий, они застали кучу переплетенных тел, кубарем катившихся между деревьев и травы. Тюдор вцепился в крестец животному, а то не останавливалось ни на минуту, от страха еще сильнее развивая скорость и волоча кречета, будто тряпицу. Назар едва поспевал за ними и пытался схватить полупрыгающего-полубегущего зайца. Впереди болото — того и гляди влетят в него, но пронесло. Наз, мелькая, что и не разберешь, своими длинными крепкими
