Тоскуя по лучшему другу своего отца - Эви Крофт

Я буду скучать.

Сердце колит при мысли о том, что я не смогу видеться с друзьями и семьей каждый день. Лав Вэлли — уютное местечко, и последние двадцать четыре года оно оставалось для меня домом. Но пришло время уезжать.

Мой взгляд скользит по деревянным стенам и полированному бетонному полу переполненного бара. По вечерам приходят как постоянники, так и туристы. И хотя я всего лишь подменяю подругу, я знаю, что буду скучать по старинному музыкальному автомату и всем воспоминаниям, созданными в этих стенах.

Я провожу полотенцем по барной стойке, впитывая конденсат с пары пивных кружек.

А вот по чему я точно не буду скучать, так это по боли в груди, которая, кажется, никогда не утихнет. Я не буду тосковать по человеку, который никогда не сможет стать моим. Моя рука останавливается на полпути, и я закрываю глаза и делаю успокаивающий вдох. Это будет стоить того, чтобы уйти. Ведь так и должно быть, верно? Если меня не будет в Лав Вэлли, то не увижу женщин, которые фанатеют от него. Я не буду чувствовать на себе его взгляд, когда буду переходить улицу. Он не будет сидеть в баре, высасывая весь кислород из комнаты, заставляя меня хотеть его только потому, что он есть. Такой до боли красивый. И задумчивый. Его глубокий голос не заставит мои ноги подкашиваться, потому что меня не будет рядом, чтобы услышать его.

Воздух пульсирует энергией. У меня покалывает в животе, и я, не открывая глаз, понимаю, что он только что вошел в дверь. И так всегда. Полный подъем тела и полное, глубокое осознание. Воздух сгущается. Дрожь пробегает по моей шее, волосы на руках встают дыбом, а соски в лифчике напрягаются.

Меня постоянно распирает от возбуждения, и никакая дрочка не помогает.

Даже зная все это…я буду скучать по нему больше всего.

Хантер Доусон. Суровый. Неприступный.

Лучший друг моего отца.

Несмотря на то, что я пытаюсь мысленно подготовиться, я открываю глаза и поражаюсь мужчине, возвышающемуся над остальными посетителями. Сегодня на нем оливково-зеленый свитер, который делает его ореховые глаза просто нереальными. Он смотрит в мою сторону, пока я иду к нему. Не знаю, как он всегда узнает, в какие вечера я подменяю свою подругу, но он появляется здесь почти сразу же. Темные джинсы облегают его длинные ноги во всех нужных местах, а ботинки коричневого цвета явно никогда не видели грязи, в которой он ежедневно работает.

Мой дровосек.

Именно так я его называю.

Борода у него короткая, а темно — каштановые волосы подстрижены под ноль. Интересно, не осталось ли это с тех времен, когда он служил в армии? Но я, наверное, никогда не узнаю.

Не обращая внимания на стену с телевизором за его спиной, он уютно устроился за барной стойкой, продолжая украдкой поглядывать в мою сторону.

Я делаю ему "Джек с колой", не спрашивая, что он хочет, и двигаю ее по полированной барной стойке. Сердце замирает, а живот болит так, будто меня лягнула лошадь.

Его пальцы касаются моих. Простое быстрое, невинное движение. Но это не случайность.

Он знает это.

Я знаю. Я знаю это, потому что, передавая ему бокал, я намеренно оставляю руку на стекле дольше, чем нужно. Это игра, в которую мы играем при каждом удобном случае.

Я стараюсь не думать о сумках, которые я собрала и которые ждут меня у двери моей квартиры наверху. Неужели это будет последний раз, когда я почувствую его кожу на своей?

— Спасибо.

Его глубокий голос мягкий, почти хриплый, и я представляю, как он весь день кричал на свою команду. Если бы я могла возвращаться домой с ним каждый вечер, я бы приготовила чашку чая с медом и лимоном, чтобы подлечить его горло. И я бы прижалась к нему, наслаждаясь его лесным ароматом. Почему-то даже после душа он все равно пахнет лесом.

Я киваю. Сегодня мой язык кажется слишком толстым для моего рта. Неужели я и вправду справлюсь, не видя этого человека каждый день?

Вся моя сила воли уходит на то, чтобы позволить Пайпер уйти, а не взять ее за руку и потащить через бар. В моих фантазиях именно так и происходит. Она позволяет мне притянуть ее для поцелуя, и я шепчу, как сильно я хочу ее. Она говорит, что мне придется потерпеть, пока я не отвезу ее домой с улыбкой на ее сексуальных губах. Я так и делаю. Я увожу ее домой. В наш дом. Вытаскиваю ее из этих обтягивающих джин, целую ее бедра и лакомлюсь своим десертом, а затем позволяю ей скакать на моем члене, пока мы оба не кончим.

Но сегодня слишком много посторонних глаз. Как и каждый вечер. Поэтому я поглаживаю ее пальцы и отпускаю.

Все в этом городе знают Пайпер Хаксли. И ее отца.

Но прикосновение ее пальцев было слишком коротким. Я живу ради этих мгновений и умираю каждую ночь, когда ложусь спать, зная, что это все, что я могу иметь. И самое ужасное, что во всем этом виноват я.

Мой отец давно умер, но в моей голове до сих пор звучит его голос, который говорит мне, что я должен быть хорошим человеком. Он смотрел на отца Джошуа как на вершину того, как должен жить и поступать мужчина. Я полагал, что его призрак будет преследовать меня, потому что я продал его старый "Шевроле", а не для того, чтобы сказать мне держаться подальше от дочери моего лучшего друга. Но вот мы здесь.

Пайпер подходит к другому концу длинного бара и улыбается старому ковбою. Это ее непринужденная улыбка "Что вам предложить?", которая совершенно не похожа на ее улыбку "Вы такой забавный". И еще больше отличается от ее улыбки "Я так счастлива". Моя любимая — мягкая, безмятежная улыбка, при которой края ее губ приподнимаются. Она приберегает ее для меня, когда думает, что никто не смотрит.

Сильная рука сжимает мое плечо, и я поднимаю глаза, чтобы увидеть знакомое лицо.

Брандт Хаксли, брат Пайпер, улыбается мне.

— Привет, Хантер.

— Брандт. Я киваю. — Как дела?

— Хорошо. Уже еду домой. Ты смотришь игру? Он кивает в сторону телевизора на противоположной стене.