Развод. Без права на прощение - Анна Томченко

— Никуда Крис не уйдёт, — самоуверенно заявил мой муж. Он откинулся на спинку кресла и провел ладонью по тёмным волосам. При этом его голубые глаза блеснули огнем. Я замерла на входе на террасу, зачем-то спрятавшись за качелями. Платье цвета молодой зелени обмотало ноги. Туфельки на низком каблучке вросли в землю, а я не могла понять, почему я должна уйти?

Сегодня мы отмечали четырёхлетие нашего сына Мирона, и пока дети развлекались на пенной вечеринке, я выгадала момент побыть с мужем, но он, видимо, был занят.

— А если она все же узнает про твои похождения и твою рыжую? — усмехнувшись, уточнил наш друг семьи Данил.

Меня не было видно, но я прекрасно могла рассмотреть мужчин: Герман, который по случаю праздника сменил строгий костюм на светлые бежевые брюки и свободную льняную рубашку и Даня в джинсах и майке.

— И что? Никуда Крис не уйдёт. Не в свою ж деревню ей возвращаться. Тем более рыжая это экстрим и кайф, а моя Крис… — муж цокнул языком.

Мои пальцы похолодели. Я чуть не опрокинула на землю поднос с напитками и фруктами.

— Крис… она хранительница очага. Мать моего сына. И вообще это разное. Рыжая — это огонь. Она такое вытворяет в постели, что Крис никогда не сделает. И я ничего менять не собираюсь. Как говорится, хороший левак укрепляет брак…

Сердце пропустило удар. Губы дрогнули. А ладони стали влажными. Липкий пот выступил на спине.

Я сделала один шаг вглубь кустов цветущего жасмина и тяжело задышала.

Что говорил Герман?

О чем?

Что я никогда не сделаю?

От шока до меня со скрипом доходил смысл сказанных мужем слов.

— А как ты умудряешься не спалиться? — встал с кресла Даня и шагнул к окну. Полы террасы тихо скрипнули. Я совсем провалилась в кусты. Нервно сдавила побелевшими пальцами поднос и сквозь гул собственного сердца старалась расслышать, что ответит муж.

— Крис же домашняя девочка. Ей дела нет, сколько времени я провожу на работе… А рыжая… Она такая, что в любой момент, в любом месте готова, даже в туалете ресторана на обеде… — Герман протяжно свистнул. Послышался звон бокалов.

Я прикрыла глаза.

Нет.

Этого же не может быть. Герман…

Мы же любили друг друга, уважали. Мы так давно вместе, что я и подумать не могла…

Восемь лет брака.

Счастливые восемь лет, за которые мы оба росли, вставали на ноги, и Герман из маленькой конторы сделал целую компанию. Он был архитектором, а я когда-то давно реставратором.

Мы начинали вместе. Я пришла как наемный сотрудник, а потом…

А потом короткий роман, который обернулся свадьбой.

Несколько лет упорной работы. Герман с ног валился от усталости, когда все деньги вкладывались в бизнес, а я один кусок мяса умудрялась на неделю растянуть. Безденежье, и первый раз ничего не вышло. Мои бессонные ночи, когда я дописывала за студентами из строительного дипломы. Герман, который по утрам ездил разгружать фуры, а к полудню бежал на работу, чтобы хоть как-то исправить ситуацию.

Только потом через все это дерьмо у нас вышло, у нас получилось. Мы выбрались. Муж стремительно стал подниматься вверх, а я пошла в долгожданный декрет.

И все это разрушено, да?

— Крис тебя не простит, если узнает, — глубокомысленно заметил Данил и провел указательным пальцем по ободку бокала, а я вздрогнула при звуках своего имени.

— Крис ничего не узнает, Дань, — отмахнулся муж. — А даже если и так… Четыре года в декрете, она за все это время растеряла своих клиентов. Работы нет. Я денег не дам. Дома нет. Ей некуда идти…

Эти слова словно полоснули меня по горлу. В голове встала картинка удобной покорной жены, с буклями на голове, в розовом фартуке и готовящей пироги.

И это была я.

— Гер, — тихо сказал Даня. — У женщин есть одно чудовищное состояние. Когда им больно, они готовы разнести к чертям не только свою жизнь, жизнь любимого, но и себя разрушить. До основания. Они настолько безумные в своей ненависти, что готовы себя уничтожить. А теперь представь, что они способны сделать с изменником?

Я затряслась от этих слов. Потому что действительно была уничтожена. Уже ощущала всю боль в мертвой от признаний мужа душе.

— Дань, не нагнетай, — фыркнул муж. — Погоди, мне моя звонит. Да, Насть…

Я похолодела.

Любовницу он называл «моей».

— Я же говорил, что у сына день рождения, — хмыкнул Герман и прошёл вдоль террасы. — Нет. Я понимаю, что хочешь сегодня увидеться…

Сколько раз вот так Герман уезжал на работу, а сам был со своей любовницей? Сколько времени я такая дура? Сколько времени я ждала его? Сколько я ещё не знала?

Слёзы сдавили горло, и я, боясь вздохнуть, сделала шаг назад.

— Да, потом я везу семью на море. Настен, ну мы обсуждали, что я не могу остаться… — продолжал муж, а я все отступала назад. Ветки жасмина царапали лицо, а белые цветы опадали на землю. — Но я постараюсь что-нибудь придумать. Может тебя с собой возьму…

Последние слова мужа стали выстрелом в упор. Я потеряла равновесие, с подноса на землю упали бокалы. Звук был такой словно я об стену их разбила. Губы задрожали. Я не хотела, чтобы Герман видел меня. Смотрел на униженную и растоптанную.

Не хотела…

Он не должен узнать, что я в курсе.

— Эй, кто там, — спросил Даня, выглядывая из окна террасы. Я резко присела на корточки, а по ступенькам спустился муж.

Его взгляд скользил по кустам. Я кожей ощущала его прикосновения. Мое дыхание остановилось, и я судорожно старалась унять бешеное биение сердца. Герман сделал шаг вперёд. Склонил голову к плечу, словно рассматривая меня сквозь ветки жасмина.

Нет. Пожалуйста.

Если он узнает, если он поймёт…

Господи, что будет с сыном? На его празднике родители решили развестись.

Герман дотронулся до перил и снова шагнул вперёд.

Я зажмурилась.

Хоть бы не заметил. Хоть бы…

— Крис, это ты? Кристин?

Я задержала дыхание. Муж стал озираться по сторонам, но никого разглядеть не смог. Он так и не отключил вызов. Сквозь стук своего сердца я слышала, как девица что-то тараторила. Даня вышел следом и огляделся.

— Гер, знаешь пословицу, что на воре шапка горит? — друг положил руку мужу