Бывшие. Я тебя отпускаю - Даша Черничная

Инга

Ну какая беременность? Мне всего восемнадцать!

Подкатывают истерические рыдания, но я одеваюсь и беру ключи от машины.

— Куда ты собралась? — недовольно кричит отец из своего кабинета. — Уже десять вечера! Снова на тусовки свои?

— К Каринке, па!

Спешно прощаюсь с отцом и сбегаю в гараж. Завожу свою новенькую «Ауди», еду по вечернему городу. Смотрю на стрелку часов, прибавляю газу. Мне нужно успеть до одиннадцати.

На территорию студенческого городка заезжаю за полчаса до закрытия общежития.

— Здравствуйте! — голос срывается, заговариваю с вахтершей. — Подскажите, в какой комнате Фадеев Никита живет?

Бабуля опускает очки на нос и презрительно окидывает меня взглядом.

— В триста восьмой.

Разворачиваюсь и бегу к лестнице.

— Развели тут бордель! — несется в спину.

Проглатываю. Не до этого сейчас.

Перед нужной дверью переминаюсь с ноги на ногу, сжимаю ледяные пальцы в кулак и стучу. Открывает толстенький паренек, кажется, его зовут Леша.

— Э-э-э, привет? — я отмечаю его бегающий взгляд.

— Никита тут?

Парень отходит в сторону, пропуская меня внутрь.

Захожу на негнущихся ногах. В комнате тусовка: три парня и две девицы, одна из которых сидит очень близко к Никите. Красивая. Презрительно смотрит на меня и криво улыбается.

Что-то внутри больно обрывается от понимая того, что, пока я скучаю по парню, он плевать хотел на меня. Вон преспокойно обжимается с другой.

— Никита, мы можем поговорить? — а мой голос может не дрожать?

— Говори, — отвечает Ник.

— Не тут, — сглатываю и умоляюще: — Пожалуйста.

Пожалуйста, не вытирай об меня ноги, я не переживу этого. Ну ведь ты же не такой. Ты хороший, настоящий. Один из немногих, кто относился ко мне как к обычной девчонке, а не дочери миллиардера. Ты и знать-то не знал, кто я.

Никита сжимает губы — видно, что хочет отказать, но все-таки встает.

— Ни-и-ик, — тянет девица рядом с ним.

— Я вернусь через пять минут, — отвечает и целует ее в губы.

Закусываю щеку изнутри и обнимаю себя. Душа моя скулит, разбитая на части. Может ли быть менее больно? Я ведь не такая сильная, какой хочу казаться, и прямо сейчас я умираю оттого, как кровит все внутри.

Никита грубо берет меня под локоть и уводит в конец коридора. Засовывает руки в карманы джинсов и смотрит ледяным взглядом. Как же так, Фадеев? Что случилось с тобой? Господи, что я сделала-то тебе? Как дурочка влюбилась, а ты так со мной…

— Долго молчать будешь? — в голосе так много холода.

— Я знаю, что в последнее время мы не общались, но ты имеешь право знать, что… что я… я беременна, Никита.

Фадеев выпрямляется, шумно набирает в легкие воздух:

— А ко мне почему пришла? Иди к отцу ребенка, Разина. Если конечно, знаешь, кто он…

Открываю шокированно рот:

— Это же твой ребенок, Никита!

— Хватит лапшу мне вешать на уши. Думаешь, я не знаю, что ты переспала чуть ли не с каждым на нашем курсе?

Громко ахаю:

— Что за бред ты несешь? У меня никого не было кроме тебя.

— Ой, да брось. Перестань изображать невинность. Половина универа обсуждает, как нагибали тебя. А вторая половина подтверждает, что видели это.

Боже, сколько презрения, сколько ненависти в его голосе. Но Никита не останавливается, добивает меня:

— Я думал, ты другая… а ты обычная подстилка. Мерзко, Разина.

Кривится, будто смотрит не на меня, а на помои. И я чувствую себя облитой всей этой мерзостью. Вот как можно уничтожить одним словом.

А ведь у меня и правда никого кроме Никиты и не было. Так вот почему он перестал общаться со мной? Потому что поверил во все это? Внутренности скручивает плотным жгутом боли. Кое-как я выпрямляюсь и собираю остатки гордости:

— Ты же умный парень, Никита. Один из самых умных людей, которых я знаю. Скажи, неужели веришь в эту чушь?

— Я видел фотографии! — срывается на меня.

— Ты видел фейк! — кричу в ответ.

— Все это неважно, — взъерошивает он волосы. — Этот ребенок не мой. Я тебе не верю. Решай свои проблемы сама. Точка.

Окидывает меня напоследок усталым взглядом, разворачивается и идет прочь.

— Возможно, прямо сейчас ты делаешь самую большую ошибку в своей жизни, — произношу ему вслед.

Никита замирает, смотрит вполоборота и снова уничтожает меня:

— Ошибку сделаешь ты. Если оставишь этого ребенка.

Он уходит, оставляя меня в одиночестве. Мне нет пути домой: отец никогда не простит «нагулянного» ребенка, хотя он и не является таковым, ведь я любила Никиту. К тому же нерожденный малыш не нужен собственному отцу.

Интуитивно кладу ладони на живот, пытаясь защитить свою кроху.

Есть только один человек, который может помочь. Выхожу из общежития. Как добираюсь до нужного дома, не помню, все за пеленой тумана.

Нажимаю на дверной звонок.

— Ингуля?

Прохожу в квартиру, в коридоре стекаю по стеночке.

— Я беременна, бабуль, — реву белугой.

Матильда Адамовна окидывает меня придирчивым взглядом.

— Что с его отцом? — спрашивает строго.

— Мы не нужны ему.

— Хм-м, — поправляет на носу круглые очки. — А с твоим?

Поднимаю заплаканные глаза:

— Ты же знаешь, он никогда не простит мне этого.

— Не прости-и-ит, — кивает, соглашаясь, и тяжело вздыхает.

Помоги, бабушка, пожалуйста, помоги.

— Что мне делать, ба? — голос срывается.

Матильда Адамовна поправляет большим пальцем мундштук, затягивается, а после выдыхает сигаретный дым в сторону:

— Что делать, что делать? Чай идем пить, горе луковое.

Инга

Тринадцать лет спустя

— Мишенька, у тебя тень падает на яблоко и справа, и слева. Так в обычной жизни не бывает, — стараюсь говорить мягко.

— Но так же красивее? — наивно спрашивает мальчик.

— Это бесспорно. — «Я художник — я так вижу» тут не прокатит.

В школе мы должны научить детей делать правильно. Неправильно они и сами научатся.

— Добавь вот тут больше красного, чтобы картина выглядела более естественно.

Тяжелый вздох, и малыш принимается замазывать тень. Ну