Альянс бунта - Калли Харт

ПАКС

ИЮЛЬ

— Да ты с ума сошел, если думаешь, что я позволю тебе жениться на моей дочери! Ей едва исполнилось восемнадцать. Она еще ребенок…

Лучи позднего летнего солнца проникают в гостиную Роберта Уиттона мерцающим лезвием из чеканного золота и меди. Силуэты ветвей деревьев танцуют по стенам. Это место выглядит как что-то из журнала «Фермерское хозяйство». Старые деньги, загородный образ жизни. Это дом, который не одобрила бы моя мать. Здесь слишком много плюша. И слишком уютно. Диван, на котором сидит отец Чейз, похож на пушистое облако. От диванов Мередит задница немеет уже через пять минут — идеальный способ гарантировать, что никто не расслабится и не задержится в гостях.

Роберт продолжает бушевать, его щеки приобретают странный бледный цвет, но я слишком зациклен на том, что он сказал минуту назад, чтобы следить за тем, что выходит из его рта. Она еще ребенок? Пресли Мария Уиттон Чейз не ребенок. Далеко, бесконечно далеко от этого. Однако я держу это утверждение при себе, стиснув зубы. Подобное заявление, со всеми теми пошлостями, на которые оно может намекать, прозвучавшее из моих уст, не поможет делу. И давайте посмотрим правде в глаза. Сейчас мне нужна любая помощь.

На стенах висят фотографии в рамках. Их много. На всех — Чейз. Лет в пять на тренировке по Ти-боллу. В семь лет или около того, в блестящем балетном трико, с волосами собранными в аккуратный пучок на макушке, в руках пара балетных туфель, которые выглядят совсем новыми. Чейз в зоопарке, ее ярко-рыжие волосы блестят на фоне синего летнего неба. Женщина, которую я принимаю за ее мать, поднимает ее, чтобы погладить слона. На всех этих фотографиях Чейз зубасто ухмыляется в камеру; ни на одной из них ей не может быть больше десяти лет. Неудивительно, что ее отец все еще думает о ней как о ребенке. Он превратил это место в святилище ее детства. И я понимаю, почему. В то время она была в безопасности. Сын Роберта Уиттона тогда еще не нападал на нее. Пресли была просто счастливой, беззаботной девочкой, в глубине голубых глаз которой не таились зловещие тени.

Если Роберту Уиттону придется принять тот факт, что его дочь уже взрослая, то он также должен будет принять и то, что она страдала. И что будет страдать еще не раз, как и все мы. Он не понимает, что я сижу здесь и говорю ему, что страдания Чейз будут гораздо меньше, чем могли бы быть, потому что я собираюсь защитить ее. До самой смерти я буду защищать и ограждать ее от суровых граней мира, которые режут и царапают.

Или… может быть, он действительно понимает, что я ему говорю, и это горькая пилюля, которую нужно проглотить. По сути говорю ему, что смогу позаботиться о Чейз лучше, чем он. Роберт подвел ее на своем дежурстве. И скорее ад замерзнет, прежде чем я совершу те же ошибки, что и он.

— Просто нет. Я не могу… — Он решительно качает головой. — Я ни за что не допущу этого.

— Я не хочу жениться на ней сию секунду, мистер Уиттон. Мне просто хочется попросить ее выйти за меня замуж. Мы можем подождать с церемонией…

— Боюсь, что ответ отрицательный, Пакс. Ты не можешь на ней жениться. Я не против того, чтобы вы, ребята, встречались. Время от времени, — быстро добавляет он. — Но…

Мой темперамент — это ураган, скручивающий и выворачивающий мои внутренности; я из-за всех сил пытаюсь контролировать его, демонстрируя устойчивый, спокойный вид.

— В наших с Чейз отношениях нет ничего случайного, — холодно произношу я. — У нас не какая-то школьная интрижка. Колледж не станет препятствием для наших отношений. У меня будет много свободного времени в связи с обучением в Вирджинии. Я буду проводить его с Чейз в университете Сары Лоуренс. Она не забудет обо мне…

— Ты так уверен в этом? — спрашивает Роберт Уиттон.

Этот человек такой… заурядный. Легкая седина на висках — единственное, что в нем интересного. Все остальное кажется таким бесцветным.

Он оттягивает манжету своего бордового свитера крупной вязки, буравя меня взглядом.

— Да, — твердо отвечаю ему.

— Тогда к чему такая спешка? Если ты так уверен в ее чувствах к тебе, то зачем так торопиться с помолвкой?

— Я знаю себя. На фундаментальном, молекулярном уровне, мистер Уиттон. Я не ветряный. Чейз — для меня, а я — для нее. Здесь нет никаких переговоров. Никаких сомнений или неуверенности. Ваша дочь довольно настойчиво преследовала меня на протяжении всего нашего пребывания в Вульф-Холле, пока я не заметил…

— Ну, я не уверен, что хочу об этом слышать. — Роберт неловко ерзает на месте.

Я продолжаю, несмотря ни на что.

— Я заставил ее долго ждать, прежде чем уделил ей то внимание, которого она заслуживала. Меня убивает мысль о том, что Чейз когда-нибудь может усомниться во мне или моих намерениях. Мне хочется, чтобы она недвусмысленно поняла, что я в этих отношениях надолго…

— Но ты этого не знаешь, — возражает Роберт. — Прости меня. Я знаю, что ты сделал для моей дочери возле больницы. И ты присматривал за ней в Нью-Йорке. Я всегда буду бесконечно благодарен тебе за заботу о ней. Но я слишком хорошо помню, каково это — быть в твоем возрасте и думать, что нашел человека, с которым хочешь провести всю оставшуюся жизнь. Все эти эмоции очень мимолетны…

— Я вынужден прервать вас прямо сейчас. — Я прекрасно сдерживаю свою ярость, но она нарастает, и если поднимется еще выше, то уже мало что смогу сделать, чтобы не вскипеть. — Вы понимаете, что это просто вежливость, верно? — спрашиваю я. — Чейз достаточно взрослая, чтобы принять мое предложение без вашего благословения. Я здесь только потому, что хочу поступить достойно, — хотя это на меня не похоже, — и думаю, что Чейз было бы приятно узнать, что вы дали всему этому свое одобрение…

— И я уже сказал тебе, что не могу его дать. И не дам. Слишком рано.

Два пунцовых пятна проступают на щеках Роберта. Судя по всему, его гнев тоже достиг своего пика, но он мужественно борется за то, чтобы держать его в тайне. Посмотрите, какие мы взрослые люди и все такое, справляемся с разногласиями без крика. Чудеса никогда не прекратятся. Однако то, что