Вам письмо от Ворчуна - Меган Куин

Калеб

Дорогое Рождество, я презираю тебя.

Жестоко? Возможно.

Но почему меня повсюду преследуют твои раздражающие песенки и трогательные волшебные истории о семье и единстве?

Почему повсюду, куда ни глянь, мерцающие огоньки, блестящие шарики и радостные дети?

Почему же мы вынуждены часами стоять на морозе, чтобы увидеть, как мэр города зажжет одну-единственную елку? В этот момент все уже знают, какая на вид елка с зажженными огнями, по меньшей мере дюжина их разбросана вдоль белых заборов на Мейн-стрит.

И самое важное: почему твои преданные поклонники, в уродливых рождественских свитерах, со свежеиспеченными, неумело украшенными пряниками, преследуют меня по городу и интересуются, кого я буду целовать под омелой в этом году?

Ответ — никого.

НИКОГО!

Этот поезд ушел много лет назад, когда я испортил то единственное, что было хорошим в моей жизни. Поэтому, если кто-то меня слушает, если кто-то хочет предложить временное облегчение от этого веселья, от этих возвышенных радостей, также известных как мое личное чистилище, я буду благодарен.

С искренностью, твой Ворчун.

— Что пишешь? — спрашивает Арден, когда заходит в мой магазин строительных материалов.

Я поднимаю голову и вижу семидесятилетнего почтальона в красно-зеленой полосатой водолазке под рубашкой для боулинга.

Ага, даже мои ближайшие друзья, несмотря на сорокалетнюю разницу в возрасте, не могут удержаться от вынужденной необходимости весело проводить время.

— Ничего, — отвечаю я, сминаю лист и выбрасываю его в мусорное ведро. Почему я думал, что мне станет легче от фиксирования на бумаге своего презрения к праздничному рождественскому периоду? — Ты готов?

Арден берет сумку для боулинга и улыбается.

— Готов. Но ты, похоже, нет. Где твоя рубашка для боулинга?

— В машине. Я переоденусь, когда доберемся.

— Было бы лучше, если бы мы пришли на вечер боулинга уже одетыми.

Я тяжело вздыхаю и кладу обе руки на кассу.

— Арден, я только что промучился два часа, помогая химически завитым бабушкам в праздничных жилетах выбирать рождественские гирлянды, в которых они, по моему мнению, будут лучше всего выглядеть во время рождественского парада, который на этой неделе состоится в обществе для пожилых людей. Оставь меня в покое на секунду.

— Знаешь, «Рождество — глупости и бессмыслица» было бы менее многословным.

— Приму к сведению, — отвечаю я. — Дай мне закрыть кассу, а потом я отвезу твою морщинистую задницу в Порт-Сноу.

Когда я вытаскиваю кассу и несу ее в подсобку, Арден восклицает:

— Это твое хамское, непристойное поведение в последнее время не имеет ничего общего с тем, что Нола Бисли вернулась в город, да?

Я останавливаюсь, мышцы моей спины напрягаются, руки крепче сжимают кассу.

Имеет ли мое поганое поведение, вместе с безумным письмом к Рождеству, что-то общее с ушедшей, с женщиной, которая только что вернулась в наш маленький зимний городок в самом сердце штата Мэн?

Безусловно, имеет.

Нола

— Посмотри на этих фигурных человечков, — говорит бабушка Луиза и перебирает многочисленные декорации в магазине «Вечное Рождество».

В это утро мы заехали в Порт-Сноу, чтобы заглянуть в «Лобстер Лэндинг» — любимый в нашем уголке мира сувенирный магазин, который славится своей мятной помадкой. Будучи страстными поклонниками этой помадки, мы должны были стоять первыми в очереди, то есть бабушка Луиза должна была быть первой в очереди. И благодаря своей трости, украшенной к праздникам, словно настоящая конфетный посох, она убирала людей со своего пути и просто разыгрывала карту бабушки, которая на самом деле давала ей право игнорировать общественный стандарт «держать свою трость при себе», не получая за это возмездия.

Я смотрю в сторону бабушки Луизы и вижу, что она проводит указательным пальцем по вырезанному стеклянному украшению в форме человечка, новинке, которую каждый год продают в магазине «Вечное Рождество». И каждый год бабушка Луиза ею любуется.

— Может, ты сдашься наконец и купишь себе такое? — спрашиваю я.

— Не говори глупостей, — она кладет человечка на место. — Тридцать два доллара просто возмутительная цена за такое украшение. К тому же я из тех женщин, чьи украшения являются воплощением роскоши и класса. В моей гостиной нет места для такого языческого рождественского декора.

— А как насчет спальни? — спрашиваю я и подталкиваю ее плечом.

Бабушка Луиза улыбается, ее яркая розовая помада растягивается по губам.

— Это уже другая история, — мы смеемся, и она берет меня под руку, — как прекрасно звучит твой смех. Кажется, я не слышала его с тех пор, как ты сюда переехала.

— Не было над чем смеяться, — отвечаю я.

И это правда. После того как Крис выгнал меня из нашей изысканной квартиры на Верхнем Ист-Сайде, когда мы поняли, что наши цели на будущее разнятся, спойлер: я хотела семью, а он — нет, мне некуда было идти. Не имея выбора, я вернулась в свой родной город, в Брайт-Харбор, штат Мэн. Брайт-Харбор с населением около восьмисот жизнерадостных любителей вмешиваться в чужие дела граничит с Порт-Сноу, одним из самых известных городов на северо-востоке. Возвращение было связано с определенными вызовами. Во-первых, теперь я живу в заброшенном доме, где когда-то прошло мое детство, и помогаю родителям этот дом ремонтировать. Сейчас родители отдыхают на Флорида-Кис и, поскольку они переехали в меньший коттедж прямо на побережье, ремонтом занимаюсь я. Знаю, что не должна жаловаться, я могу работать где угодно как дизайнер-фрилансер, но теперь, после возвращения в город, мне приходится уклоняться и избегать вопросов всех, кому интересно, почему я вернулась в Брайт-Харбор, одновременно игнорируя праздничное настроение, которое, похоже, подстерегает меня за каждым углом. Бабушка Луиза единственная, кого я не могу избежать, потому что она мне этого не позволяет. Но хуже всего, и я говорю о действительно худшем, это постоянно паниковать из-за того, что я наткнусь на Калеба Батлера, неофициального сердцееда Брайт-Харбора, парня, который разбил мне сердце.

Бабушка Луиза похлопывает меня по руке, когда я вывожу ее из магазина и мы идем в направлении Мейн-стрит.

— Мы вернем тебя в норму в кратчайшие сроки. Как бы там ни было, рождественский дух должен тебя взбодрить.

— Не знаю, бабушка, — отвечаю я, пробираясь сквозь толпу покупателей, делающих покупки в последнюю минуту перед большим днем. — Не уверена, что в этом празднике есть много вещей, которые поднимут мне настроение. Скорее напомнят, что меня бросил напыщенный городской парень, который, как я думала, собирался сделать мне предложение 24-го