Валентина Мельникова - Стихийное бедствие

Ознакомительная версия.

Ксения сладко потянулась и неожиданно для себя рассмеялась. Похоже, хандра, обуявшая ее после нескольких очевидных проколов и нудных разборок с начальством, полностью оставила Ксению в покое.

Она подпрыгнула несколько раз на месте. Когда-то в детстве ей казалось, что так она быстрее подрастет, теперь же просто проверила эластичность мышц. И, сделав несколько энергичных взмахов руками, спрыгнула с крыльца, минуя ступеньки, отметив про себя, что для своих сорока проделала это не менее лихо, чем ее Катька.

Запрокинув голову, Ксения посмотрела на окна мансарды, где спала ее восемнадцатилетняя дочь, Екатерина Афанасьевна Остроумова, вернувшаяся с деревенской дискотеки далеко за полночь. И, судя по количеству децибел, свалившихся среди ночи на уши ее бедной матери и уже привычной к подобным ночным рандеву бабушки, Катьку провожали не меньше десятка местных кавалеров на своих давно забывших о глушителях, рычащих и плюющихся газом механических чудовищах о двух колесах.

Несмотря на прерванный сон и небольшой воспитательный скандал с Катькой, Ксения не изменила давней привычке и поднялась до восхода солнца, чтобы пробежаться по уходящей круто в тору лесной тропе. Та начиналась сразу за огородами, примыкающими к забору дачи, резво взбегала на песчаный увал, с которого открывался удивительный вид на заречные луга, редкие перелески и вырастающие прямо из облаков далекие громады гор.

Она оглянулась на стену соснового бора за спиной.

Он окружал село с трех сторон, и сейчас верхушки деревьев зарозовели в лучах восходящего солнца. Где-то, в самой глубине леса, робко и глуховато прокуковала кукушка. Вслед ей негодующе прокричала сорока и, снявшись с куста, ринулась с увала вниз к огородам, где уже виднелись спины неугомонных соседок, решивших до того, как день разгуляется, выполоть первые сорняки на грядках.

Ксения вдохнула полной грудью свежий, настоянный на молодых травах воздух. Кожа на обнаженных до локтя руках покраснела от утреннего холодка.

А стоило ей остановиться, он тут же пробрался под футболку и точно ожег кожу. Женщина зябко поежилась и, чтобы согреться, ускорила шаг.

Хорошо натоптанная, усыпанная сухой хвоей тропа вилась меж прямых, как свечки, сосен. Первые солнечные лучи едва пробивались сквозь густой подлесок, но словно язычки пламени мелькали в траве марьины коренья и редкие куртины жарков — до них еще не добрались жадные руки ребятни, вовсю торгующей цветами на автобусной остановке и вдоль трассы. Надо сказать, что цветочная продукция шла нарасхват. Она тоже покупала букетики стиснутых в плотный пучок цветов.

Но то были незабудки. Ксения освобождала их от стягивающей стебли резинки, расправляла и опускала в широкую вазу, так что цветы почти плавали в воде. Крошечные капельки бирюзы, окаймленные зеленью листьев, они были чудо как хороши на фоне белоснежной скатерти.

Незабудки Ксения любила с детства. По весне стоило только пригреть солнцу, как пойменные луга затягивало нежной голубизной. Девушки плели из них венки на Троицу и в ночь на Ивана Купалу, а потом опускали на воду, чтобы узнать, сбудутся ли их тайные мечты о счастье. Венки уплывали, а вслед за ними уплывали и терялись вдали, как слабый огонек свечи, робкие девчоночьи надежды. И все равно школьницей она исправно собирала незабудки, и плела венки, и мечтала… слишком много мечтала, чтобы этому суждено было сбыться. Но незабудки всегда стояли на ее письменном столе с самой весны до первых осенних заморозков. Не подснежники, не жарки, не ромашки, а именно незабудки — скромный подарок сибирского лета.

А сорвать жарки у нее попросту не поднималась рука. Много лет назад легенда о юной красавице Алгыс, ступавшей босыми ногами по раскаленным углям, чтобы доказать свою любовь к герою местного эпоса, настолько поразила Ксению, что до сей поры она не могла спокойно смотреть на огненные сполохи, мелькавшие в траве. По преданию, именно в жарки превратились уголья, по которым шла Алгыс к своему возлюбленному…

Ксения присела на низенький пенек и вытянула вперед руку с кедровыми орехами на ладони. Тотчас крупная рыжевато-пепельная белка скользнула вниз по стволу ближайшей сосны. Оказавшись на земле, она смело приблизилась к руке и, ловко подхватывая передними лапками с ладони Ксении орехи, принялась запихивать их за щеку. За этим занятием она не забывала то и дело поглядывать в сторону дерева, и вскоре двое бельчат вслед за мамашей приблизились к пеньку и суетливо забегали неподалеку, выказывая тихим свистом несомненное возбуждение от предчувствия близкого завтрака.

Женщина протянула ладонь в их сторону. Бельчата тут же отскочили в сторону, замерли в настороженной стойке с поднятыми вверх головками, испуганно поблескивая глазенками-бусинками. Тогда Ксения поднялась с пенька, высыпала на него остатки орехов.

Белка в компании со своим потомством тут же юркнула в траву. Ксения засмеялась. Все равно вернутся, и через секунду после ее ухода на пеньке даже запаха орехов не останется.

Она пошла в гору чуть медленнее — начался самый крутой участок подъема. Здесь тропу, словно вздувшиеся вены, пересекали корни сосен, более разлапистых и коренастых, чем те, что росли у подножия увала.

Перепрыгивая через корни и редкие камни, Ксения одновременно считала пульс. Хорошо, уже не зашкаливает за сотню ударов в минуту, как в старые добрые времена, а бьется в режиме девяноста. А если учесть, что сегодня она двигалась в более быстром темпе, чем неделю назад, сразу после возвращения в Григорьевку, то и отлично! Здесь на берегу Енисея рядом со старыми крайкомовскими дачами вознеслась «Сиротская слобода» — целый городок богатых особняков, на фоне которых добротная двухэтажная дача ее матери, бывшего председателя партийной комиссии крайкома партии Клавдии Михайловны Потехиной, смотрелась, по словам хозяйки, не иначе как хижиной дяди Тома.

На жалобы Клавдии Михайловны по поводу убогости своего жилища, которое она по привычке называла «дачей», ни Ксения, ни Катька внимания не обращали. Дочь — по причине нечастых приездов, когда особо нуждалась в отдыхе и тишине. Внучка редкие визиты бабушкиных друзей полностью компенсировала за счет собственных — громкоголосых молодых людей с непомерными амбициями и длинноногих девиц со слабым намеком на интеллект…

Задумавшись, Ксения не заметила, как тропа взлетела на вершину и затерялась среди камней, покрытых розовым ковром из цветущего чабреца. Здесь она обычно сбрасывала футболку и делала зарядку, совершенно не заботясь о том, что кто-то увидит ее обнаженной. «Сиротская слобода» спала чуть ли не до полудня, и за все время пребывания в Григорьевке Ксения так и не увидела в этот час никого из местных обитателей на тропе, которую избрала для прогулок независимо от погоды и собственного настроения.

Ознакомительная версия.