— Нет, я жила с мамой. Мне приходилось много трудиться для стипендии и кредитов, ведь я не могла просто позволить себе обучение, проживание и питание.
— О, это мило с твоей стороны.
Я рассмеялась.
— Если бы ты знал мою маму, то не думал так.
Отложив свою вилку, он посмотрел на меня серьезным видом.
— Отношения с родителями иногда могут выйти из нормы.
— Да, поделись со мной, — сказала я. — Я не знаток отношений в общем. Моя учеба была усердной...я получала лучшие отметки, жестко трудилась, правильно питалась. Мое физическое здоровье было в самой лучшей форме за все годы, и я это обожала. Это отлично подходило мне.
— Но...?
Я засмеялась.
— Ты читаешь между строк, точно? На самом деле, ничего. В то время, когда мои цели были четкими и ясными, я немного выпала из колеи в попытках помочь другим определиться с их целями. Это «но» было в лице парня, с которым я встречалась в тот период.
— Ой-ой, — улыбался он.
— Ой-ой, это правильно сказано. Его жизнь была в полном беспорядке, и я думала, что в силах исправить эту ситуацию.
— Это было непоправимо?
На этот раз мой смех оказался нервным. Обычно я не делилась о Джастине. Это были одни из самых унизительных моментов в моей жизни, которые предпочтительнее просто забыть.
— Да, он не был. У меня заняло очень много времени, чтобы понять, что ничего не получается, и, когда время пришло расставаться, все оказалось еще сложнее. Правда в том, что невозможно исправить человека. Человек должен сам определить свои проблемы, чтобы попытаться сделать работу над ошибками.
Он замолк на некоторое время и после осторожно задал вопрос.
— Могу я спросить, что было в нем не так, раз ты хотела это исправить?
Настала та часть истории, которую мне было ненавистно ему рассказывать. Что можно обо мне сказать, если он узнает, о моих отношениях с наркодилером, и что я познакомилась с ним через мою маму?
— Только не суди меня.
— Я нахожусь не в тех условиях, чтобы судить кого-то, — сказал он с усмешкой. — Не буду судить, обещаю.
— Он был нарокодилером, — сказала я.
— О, да... у него, явно, были проблемы.
Смеясь, я продолжила:
— Этот факт подводил его довольно много раз. Образ жизни был сумасшедшим... Постоянные вечеринки, вечная паранойя, что нагрянет рейд, бесконечные бега от закона. Я застряла в этом бардаке на протяжении двух лет, что было еще сумасброднее. Он пристрастился к этой жизни. Ни наркотики, ни деньги, а власть, которую все это ему давало, те вечеринки, звонки в любой час дня и ночи... даже адреналин от страха попасться... вся эта дрянь. Я думала, что мы любим друг друга. Потом я поняла, насколько он жалок и зависим, но я была слишком наивна и долгое время не могла осознать это.
— Что твоя мама думала о нем?
Конечно, он думал, что моя мама возражала против этих отношений. Большинство бы было против, но моя не вписывалась в общие нормы.
— О, Боже... думаю, эта история для другого раза, — сказала я.
Слишком много откровений. Рассказать незнакомому парню, что твоя наркозависимая мать одобряла свидания с наркодилером... слишком много информации. Выворачивать свою душу наизнанку не было очень хорошей идеей.
— Ладно, — сказал он.
Пол встал и собрал наши тарелки со стола.
— Тогда я расскажу тебе свою грустную историю, пока будем прибираться. Думаю, справедливо.
— Ты не обязан что-либо делать, — поспешила я.
— Рассказывать историю?
— О нет, это ты мне задолжал, — сказала я, смеясь. — Ты не должен убираться.
Он меня просто проигнорировал и отнес тарелки в кухню. Мне пришлось проследовать за ним и открыть посудомоечную посуду. Пока он очищал остатки пищи, я загружала ее и он заговорил.
— Когда мне было шестнадцать, начались мои первые заработки. Я всегда искал что-то... что давало чувство... жизни, я думаю. Моя сестра связалась с Митчем в то время, и я застрял дома. Наша жизнь дома оставляла желать лучшего. Мой отец не заслуживал наград за свои родительские навыки. Прежде всего, он был игроманом, а затем уже и остальное. Он проигрывал все, что попадало в его руки... даже то, что занимал у очень опасных людей. Каждый день я посещал спортзал и каждый вечер бегал. После школы у меня была работа, каждая копейка уходила на покупку домой здоровой пищи, оплаты за зал и уроки джиу-джитсу. Затем однажды перед самым моим семнадцатым днем рождения я пришел домой и нашел старика на пороге, избитого в кровавое месиво.
— О, нет!
— О, да. Он занимал деньги и проигрывал, и проигрывал. Долги не отдавались, пока сумма не выросла до астрономической. Он даже плакал... я никогда не видел его слез. Они угрожали убить его. Я всю жизнь был зол на него, но не хотел его смерти, понимаешь?
— Да, понимаю. Даже больше, чем ты можешь себе представить, — сказала я, представляя маму перед глазами.
— В любом случае, я прослышал о подпольных боях. Первый приз был в размере пятнадцати тысяч, но участие только с восемнадцати лет. Я сказал это своему старику и у него в голове закрутились все колесики. Каким-то образом он достал мне удостоверение, говорящее о моем совершеннолетии, и я стал участником. Я побеждал, а деньги уходили ему.
— Ничего себе. Мне жаль.
— Не стоит. Деньги меня не беспокоили. Я нашел то, в чем я был хорош. Это было то, что делало меня лучше. Бои давали мне цели, то, к чему хотелось стремиться. И тогда я полностью погрузился в них. Все это было пропитано кровью.
Он неожиданно прекратил говорить, и вся комната замерла в тишине. Его тело повернулось ко мне, и я знала, что сейчас он меня поцелует, и мы займемся сексом. Это был тот момент... когда стоит мне чуть прильнуть к нему и ничего уже не остановить. Мое тело проигнорировало мой мозг, и я поддалась желанию.
Целовать его — это как... я даже не знаю с чем это сравнить. Это нельзя ни с чем сравнить, что я испытывала в своей жизни. Было так хорошо. Я задавалась вопросом, как можно было так превосходно целоваться. Было ли это из-за большого опыта? Или это природный дар? Важно ли это вообще?
Он скользнул рукой по стороне моего лица и пальцами отбросил мои волосы за спину. Тянул мою голову к себе, как хотел, и сжигал глазами мои губы. И, когда он остановил движения рук, накинулся своими губами на мои. Это была атака не только его губ. Его язык скользнул по моему с глубокими медленными касаниями... зубы впивались в опухшие от желания губы... так эротично, будто мои губы единственная жаждущая часть на всем теле. Но затем почувствовала захват на топе и поняла, как сильно хотела его прикосновений по всему телу тоже. Разорвав поцелуй ровно на столько, чтобы сорвать топ через голову, вернулся к губам, пока руки бродили по полным грудям. Его руки нежно зажимали их, что заставляло бежать томные мурашки по обеим рукам. Я настолько утонула в его ощущениях, что едва почувствовала, как бюстгальтер слетел с меня... и холодный воздух прошелся по моим тугим соскам. Разорвав поцелуй, его губы стремительно спустились к красным горошинам на груди, и я потерялась. Взрывные фейерверки вспышками горели в моей голове.
