–Мне сразу показалось, что я вас узнала, хотя, сами понимаете, я лежала на земле, когда мы первый раз встретились... Собственно, поэтому я вас и разглядывала... Хотела убедиться, что это на самом деле вы... Вообще-то я тут такси жду, собираюсь ехать домой...
Я пытаюсь закончить монолог на жизнерадостной ноте, но получается как-то уныло.
Мой собеседник смотрит на меня молча. В принципе я могу повернуться и, не говоря больше ни слова, уйти. Вряд ли я когда-нибудь встречу этого человека. Если нас обоих вызовут в суд, то совсем не обязательно, что мы попадем на одно и то же заседание в один и тот же день. Я могу уйти, не говоря ни единого слова, и не бояться, что он посчитает меня грубиянкой...
–Невероятно, что нам пришлось просидеть там так долго, – говорю я и киваю в сторону полицейского участка. – Правда, я проходила медосмотр. Тот парень посадил мне пару синяков.
Я показываю на свой живот. От собеседника никакой реакции. То есть совсем никакой. Надо просто развернуться и уйти.
–Впрочем, если подумать, что такое пара синяков? В сравнении с тем, что могло случиться с ребенком... Кстати, это вы похитителя поймали? Молодец, ничего не скажешь.
Я одобрительно поднимаю вверх большой палец. Никакой реакции. Господи, ну почему я никак не заткнусь? Стыд-то какой.
–Даже не знаю, о чем я тогда думала... Хотя в таких ситуациях человек, наверное, не способен думать, правда, ведь? Я просто действовала... В смысле просто делала то, что должна была сделать... То есть я, конечно, не знала, что именно надо делать... В такие минуты некогда что-то планировать, правда? – Мой голос переходит в жалобный шепот, и я зачем-то добавляю: – Вот такие дела...
Еще немного, и я снова расплачусь, на этот раз от напряжения. Глаза щиплет, в горле встает огромный комок.
Мой собеседник значительно старше меня, совсем взрослый. Лично я чувствую себя взрослой только тогда, когда держу на руках ребенка. Двадцать восемь лет–это не так много, как казалось в детстве. Тогда я думала, что к двадцати пяти годам Санни Уэстон совсем повзрослеет и окончательно устроит свою жизнь.
Я оглядываюсь по сторонам. Незнакомец тоже оглядывается и вяло улыбается, ничуть не впечатленный моими рассуждениями. Я чувствую себя ужасно глупо при мысли о том, что этот человек, наверное, совсем не такой, каким показался мне при первой встрече. Он проявил удивительную для наших дней храбрость, но это не значит, что он исключителен во всем. Всякий раз, когда я встречаю новых людей, меня не оставляет чувство, что мы давно знакомы. Люди так стараются быть похожими друг на друга, соответствовать одному и тому же идеалу, что в результате сливаются в одно огромное уродливое и безликое существо. С чего я взяла, что этот человек другой? Я ему просто-напросто не интересна. Я для него недостаточно белокурая, или недостаточно кокетливая, или недостаточно какая-нибудь еще. В общем, не соответствую некоему важному для него критерию...
Однако он вдруг протягивает мне руку:
–Кэгни. Кэгни Джеймс.
У меня невольно округляются глаза. Это же не имя, а название детективного сериала пятидесятых годов – с черно-белыми титрами, отвратительным монтажом и смешной графикой.
–А меня зовут Санни. Санни Уэстон. Можно просто Санни.
Я замечаю, что у него тоже округляются глаза. По всей видимости, он привык на все реагировать с каменным лицом, но на сей раз удивление оказалось сильнее. Интересно, он когда-нибудь поддается чувствам настолько, чтобы выдавить из себя улыбку?
–Вас зовут Санни?
—Да.
–Санни?
— Да...
–Как одного из гномов в сказке про Белоснежку?
Он смотрит на меня с недоверием.
–А кем из них был Кэгни? – спрашиваю я. – Гномом, который любил выпить и пообщаться с девицами легкого поведения?
Мы все еще жмем друг другу руки, и наши пальцы стискиваются с обоюдной злостью. Похоже, будь у нас такая возможность, мы переломали бы друг другу кости. Поняв, что происходит, мы одновременно отдергиваем руки. Я трясу кистью, чтобы скрыть смущение, а затем поднимаю глаза на собеседника. Он опустил глаза и смотрит на свой кулак. Я бы не сказала, что между нами проскочила искорка, однако получилось как-то... забавно. Не смешно, а именно забавно. Не по-хорошему забавно.
Я делаю шаг назад, когда мистер Джеймс вдруг прерывает молчание.
– То, что вы сделали сегодня утром, было очень глупо, – говорит он.
–В каком смысле? Я вас не понимаю.
–Ничего удивительного. Глупо то, что вы бросились бежать за тем ублюдком. Я находился всего в нескольких футах за вами. Надо было просто подождать. Он ведь мог серьезно вас поранить. Или в сказочной стране не случается несчастий?
–Он меня действительно поранил, но я, как видите, выжила, отобрала у него ребенка и не потеряла ни одного жизненно важного органа.
Я поражена тем, как он со мной разговаривает, и одновременно в ужасе от собственного тона. Не понимаю, зачем я говорю с ним так грубо? Надо немедленно все исправить.
–Тем более что он выглядел таким испуганным. Думаю, он и сам не до конца понимал, что делает.
–И, по-вашему, это его оправдывает?
Кэгни выпрямляет спину. В ответ я по-петушиному закидываю голову. Я почему-то ужасно разозлилась.
–Конечно, нет! Однако нельзя все красить только черной и белой краской.
–Нельзя? Тогда в какие цвета окрашено похищение ребенка? В цвет сливочного мороженого? Может, это было чудесное приключение? Или скачки на единороге?
–Нет, но это было не черным, как ваши легкие, и не белым, как ваши волосы.
–В таком случае, мисс...
Я выжидающе смотрю на него в течение нескольких секунд, а затем понимаю, что он забыл мою фамилию и ждет подсказки.
–Уэстон, – напоминаю я раздраженно.
–В таком случае, мисс Уэстон, что это было? Объясните, пожалуйста.
–Дело в том, Кэгни...
Я произношу его имя с подчеркнутым сарказмом и тут же сожалею об этом, чувствуя себя смешной.
Мистер Джеймс смотрит на меня с презрением и молчит.
–Я не имела в виду, что оправдываю поступок того человека.
–Что же в таком случае вы имели в виду?
–Я имела в виду, что у его поступка должна быть какая-то причина. То есть не оправдание, а объяснение.
–Он больной ублюдок, вот и все объяснение.
–Наверное, он в какой-то степени болен. Не спорю. Однако он ведь не родился таким. Он ведь не с самого детства хотел причинять людям боль, или похищать младенцев, или еще что-нибудь подобное.
–Ну, естественно, он таким родился! Некоторые люди больны с самого появления на свет.
–Не может быть, чтобы вы на самом деле так думали.
–Очень даже может. Или вы считаете, он стал таким из-за того, что мать до восемнадцати лет кормила его грудью, а отец был алкоголиком? Вы считаете, что во всем виноваты родители?