— Естественная мысль, — усмехнулся он.
— Для вас естественная, — поморщилась она. — Как я понимаю, теперь, когда вашего отца больше нет, вопрос о дарственной уже закрыт?
— Возможно, и не закрыт, — покачал он головой и отметил, что презрение в ее глазах уступило место явной заинтересованности.
— От чего это зависит? — осторожно спросила она.
Не успела она закончить, как Марк уже понял, что получил ответ на свой главный вопрос. Нет, она никогда не любила отца. Она жила с ним ради тех материальных благ, которые он мог ей обеспечить.
Это жестокая правда. Да и с чего бы молоденькой красивой девушке хоронить себя в этой глуши ради мужчины, который ей в отцы годится?
Интересно, много ли ей уже удалось вытянуть из своего потерявшего голову любовника? Наверняка кругленькую сумму, не говоря уж о подарках, драгоценностях, мехах. Что там еще дарят пожилые мужчины своим молоденьким подружкам? Белье? О, она, наверное, выглядит сногсшибательно в черном кружевном полупрозрачном белье…
Марк чертыхнулся про себя. Как ей удалось заморочить ему голову, не шевельнув при этом пальцем? Что за колдовская сила в этой женщине?
— От чего это зависит? — настойчиво повторила она.
Марк смотрел на нее и раздумывал: что она сделает, если он предложит ей стать его любовницей? Прямо сейчас. Он отдаст ей Тихую заводь, а она даст ему то, что давала отцу.
Нет, намного больше. Ведь ему только тридцать два, он мужчина в самом расцвете сил и желаний, и он не занимался любовью целых две недели.
Его пронзило чувство вины: он совершенно забыл о своей невесте! Как мог он думать о какой-то продажной кукле, когда дома его ждет женщина, которую он скоро поведет к алтарю.
Да что с ним происходит?
Он ведь пока не сделал ничего плохого. Нельзя казнить человека за мысли, какими бы греховными они ни были. Тем более, когда перед ним — живое воплощение греха! Представляет ли она, насколько сексуально выглядит в своей распахнувшейся юбке, открывающей длинные босые ноги? О, конечно, она прекрасно это сознает. Иначе зачем она дразнит его, покачивая узкой ступней с покрытыми кремовым лаком ноготками? И интригующе поглядывает на него поверх края бокала? Словно кошка, лениво поджидающая беспечную мышку.
Марк начал понимать, как случилось, что отец подпал под опасные чары этой женщины. Она настоящий дьявол!
Умом Марк понимал, что нужно спасаться, бежать отсюда без оглядки, но не мог перебороть любопытство. Голос здравого смысла звучал все тише и тише.
— Вы должны рассказать мне все про вас с отцом, — проговорил он. — Тогда получите Тихую заводь.
Она поставила свой бокал на стойку и растерянно спросила:
— Я должна рассказать все? Как это — все?
Она смутилась! Неужели что-то может ее смутить? Сам не понимая почему, он обрадовался. Наверное, в глубине души ему не хотелось думать, что отец оказался жертвой алчной стервы. И еще. Он чувствует, что стоит над пропастью. Окажись она беззастенчивой хищницей, ему трудно было бы побороть искушение. Если она согласилась стать любовницей пожилого богатого мужчины, то наверняка не откажет молодому богатому мужчине.
Никогда в жизни Марк не ощущал так явственно пробуждение темной неукротимой силы желания. Конечно, в молодости он вволю погулял, особенно в студенческие годы, когда только вырвался из-под опеки родителей. Но все это было как-то несерьезно, весело, бесшабашно. В последние же года два он не позволял себе никаких сексуальных излишеств. Он успокоился, остепенился и осознал прелесть спокойной семейной жизни… А теперь ему кажется, что сам дьявол явился искушать его душу. Он смотрит на любовницу отца и понимает: он сын своего отца и он хочет все, что было у него. Добрую жену дома и усладу тайной страсти здесь, в секретном убежище.
Сердце его забилось быстрее от одной мысли об этом.
Нет, даже такие мысли преступны. Он должен отказаться от соблазна, как бы сладок он ни был. Уступив, он будет сам себя презирать.
Но он не может уйти, не удовлетворив свое любопытство. Каков же был отец на самом деле?
— Да, я хочу знать все. Когда и как вы познакомились? Как часто встречались? Сколько времени все это длилось? Любил ли он вас или приходил ради секса? Расскажите мне все, мисс Фарли, и Тихая заводь ваша.
В какую-то долю секунды единственным желанием Анны было выплеснуть вино ему в лицо. Но тут она увидела в его глазах такой стыд, такую боль, что сердце ее смягчилось.
Всегда трудно терять иллюзии, втройне труднее разочаровываться в собственных родителях. Особенно в таких тонких вопросах, как интимная жизнь. Особенно так быстро после их безвременной гибели.
Весь его облик говорил о том, что он находится в состоянии какого-то лихорадочного возбуждения: и то, как он с шумом выдвинул стул из-за стола, и то, как он сидел, чуть сгорбившись и стиснув пальцы, и то, как он смотрел на нее.
— Вы, наверное, сейчас очень злитесь на своего отца? — тихо спросила Анна.
На его лице не дрогнул ни один мускул, он только еще сильнее стиснул челюсти.
Злился — это не то слово. У него словно выбили почву из-под ног. И случилось это в ту секунду, как она открыла дверь.
Анна вновь взяла бокал и допила остатки вина. Он все еще не промолвил ни слова в ответ, только неотрывно смотрел на нее своими глубоко посаженными колючими глазами. Ей стало не по себе. Нет, не так. Ей было неуютно уже довольно давно, вот она и села на табурет, нервно покачивая ногой.
— Вы, наверное, и на меня злитесь? — нарушила молчание Анна.
— Ну а вам как кажется? — едко усмехнулся он. — Ведь отец был женат, а вы даже не любили его.
Анна пожалела о том, что начала эту интригу. Зачем она не сказала правду с самого начала!
Но теперь уже поздно. Теперь на карту поставлено не только спокойствие матери. У нее есть возможность заполучить для матери Тихую заводь, а уж это-то мама заслужила столькими годами самоотречения. Жить ей здесь, может, и не придется, слишком много боли связано с этим местом. Ну так она может продать поместье и обеспечить себе спокойную старость. Запоздавшее вознаграждение за оказанные услуги. Плата за моральные издержки, если можно так выразиться.
И если в плане Анны и была немалая доля личной мести, она этого отрицать не станет. В то же время неловко как-то: она выглядит алчной хищницей. Ведь ее мама никогда такой не была! Поэтому эта роль Анне никак не подходит!
— Вы ошибаетесь, — спокойно сказала она. — Я очень любила Оливера.
Анна сама себе удивлялась: как убедительно она это произнесла! Но, с другой стороны, сколько раз она слышала эти слова от матери! За долгие-то двадцать лет! Анна не могла видеть себя со стороны, но надеялась, что выражение глаз у нее получилось такое же мечтательное, как у матери.
