Муж Митя был хозяином квартиры, которую Марк и Като снимали. Когда Марк женился на Насте, Митя скромно предложил Като остаться. И пожениться. В свадебное путешествие они поехали в деревню Голубцы к Митиной маме. Козочки, уточки, гуси, корова и бычок Славик. По идее, с Митей не могло случиться то, что случилось. Может, притянуло название родины? Город Митю не испортил. Като это знала точно. Митиной маме Като не понравилась. Она целовала ее с плотно сжатыми губами. Но вздыхала облегченно: «Ну, дай Бог, дай вам Бог». Ей хотелось внучку. «Хватит пацанов, напасть с ними одна». Муж Митя к ребенку тоже был готов. А Като боялась. Митиного тихого обаяния. Он легко мог научить дитятку плохому. Зачем?
Като с возрастом стала нуждаться в муже. Он был лучше домашнего кота, но хуже американского миллионера. В этой золотой середине Като забывалась. Она знала, где искать Митю вечером во вторник. Ей нужно было, чтобы муж мягко сказал: «Катенька, ну что за глупости — покупать живого человека?» Мысль о продаже оказалась неотвязной. Деньги? Марк? Подумать о перспективе? Поворошить прошлое? Наваждение. Это просто наваждение.
Като сняла трубку и долго, потому что медленно, набирала номер.
— Игорь Львович, — сказала она, — вы неправильно сформулировали свою мысль.
— Да? — сухо отозвался собеседник. — Почему?
— Ну, ведь это не вы продаете Марка? Так?
— Так!
— Значит, вы его покупаете?
— Детка, — Игорь Львович откашлялся, — ты плохо училась в школе; «продается» — это возвратный глагол. То есть он сам себя продает. А мы — все мы — покупаем.
— А как вы догадаетесь, кому платить? — живо поинтересовалась Като.
— А вы люди честные — сами решите, сами признаетесь.
— На суде? — почему-то испугалась Като.
— Като, я считаю тему исчерпанной. Все, пока. Можешь позвонить, если надумаешь дело. — Голос Игоря Львовича был теплым, но противным, как парное молоко.
— Подождите. Если честно — вы ставите на меня?
— Ты же продала его один раз.
— Спасибо за доверие. — Като бросила трубку и закрыла лицо руками. Деньги портят человека. Раньше Игорь был лучше. Когда Като пришла к нему за помощью, то в качестве доплаты предложила себя. С сексуальным аппетитом у Игоря были нелады. Он возмущенно округлил глаза и прокричал:
— Да как ты смеешь! Ты во внучки мне годишься.
— В дочки, — уточнила Като.
— У меня нет дочерей, к счастью. Нет, ну, надо было пустить в дом какую-то проститутку!
Като залепила ему одну пощечину и намеревалась воплотить в жизнь вторую, но Игорь проворно схватил ее руку и завел за спину.
— Можешь поцеловать меня в шею, — ехидно прошептала Като.
Игорь послушно наклонился и пробежал по дистанции ухо — ключица. Като ойкнула и поежилась. Игорь отпустил руку и повернул ее к себе:
— Мне сверху ничего не надо.
— Я тоже не люблю, — попробовала отшутиться Като, — ладно, извините, Игорь Львович.
— Ну, хоть поцелуй старика на прощание, — улыбнулся он.
Като коснулась губами его щеки, потом, нечаянно, губ. Поцелуй перестал быть родственным. Он был похож на кофе-гляссе — ни холодно, ни жарко.
— И ты прости меня, Като, — сказал Игорь Львович на прощание.
«Прости». Простила. Теперь он уверен в ней. Чудный дедушка у Насти. «Ты плохо училась в школе». Правильно, садись, Катя Румянцева, два. Кто-то же должен получать двойки и носить первые «взрослые» колготки. «Отличная учеба не помешает тебе быть модной», — говорила мама. Мама тоже жила в искаженном мире. Интересно, Ив Сен-Лоран говорил детям такие глупости?
Кате Румянцевой было не до глаголов. С самого первого класса у нее появились женихи. На первых школьных каникулах она впервые влюбилась по-настоящему. Кате было семь, Роме — одиннадцать.
— Какое у тебя образование? — спросила Катя. Мама всегда считала это самым важным.
— Пять классов, — бодро ответил избранник.
— Ты — моя первая настоящая привязанность, — заявила Катя.
— Я тоже тобой увлекся, — ответил Рома.
Целых десять дней они были счастливы. Без ничего. Без ручек, поцелуев, зажиманий и прочих глупостей. Самое главное — чтобы было интересно. Катя тогда просто восприняла опыт. А выводы сделала уже живя с Митей. Все мы родом из детства, кто сказал, что это неправда?
Во втором «А» классе изменения, происшедшие с Катей, заметили три человека: Андрей, Марк и учительница. Но учительница была не в счет. Марк бросился ухаживать за Катей красиво, Андрей — интеллектуально. Марк дарил Кате заколки, ручки, жвачки, объявленные учительницей идеологической диверсией Запада. Андрей решал задачи и таскал книги. Като благодарно жевала и перелистывала страницы. Образ Екатерины Великой убил ученицу второго «А» класса сразу и наповал.
— Ты будешь моим фаворитом? — спросила она у Андрея.
— А Марк? — ревниво вскинулся тот.
— И Марк, — твердо сказала Катя.
Посвящение в царицы прошло обыденно. Они поехали в церковь и внимательно прослушали обряд крещения. Не доверяя одноклассникам, Катя нарекала себя сама, расположившись в парке за церковной оградой.
— Нарекаю тебя Като, отныне и во веки веков. Аминь. Отныне ты будешь царицей класса, а по достижении совершеннолетия — королевой школы. Да исполнится воля Божия. Андрей, я ничего не перепутала?
— Кажется, нет. — Он не был уверен.
— Хорошо, нарекаю вас, верные мои вассалы.
— Это уже из «Айвенго», так нечестно, — возмутился Марк, читавший за ними вдогонку.
— Все равно нарекаю вас фаворитами. Отныне и во веки веков. Аминь.
— Фавориты — это не имя, — убежденно сказал Андрей.
— А что же это, по-твоему? — От возмущения глаза Като превратились в щелочки.
— Это — лошади.
— Значит, Потемкин — это лошадь! — Като залилась смехом. — Дурак же ты, Андрей.
Андрей по-бандитски плюнул себе под ноги и ушел.
— Ладно, меня одного нарекай. — Марк был доволен оборотом событий и готов считаться лошадью.
— Тебя одного скучно. Потом, в другой раз. Потому что вы оба должны поцеловать мне руку.
— А я могу и сейчас, и потом. — Марк просительно заглядывал Кате в глаза.
— Давай лучше просто поцелуемся. — Катя была очень-очень рассержена на Андрея.
— Да, — сказал Марк.
— Закрывай крепко рот. Вот так, — Катя сжала губы в ниточку, — молодец, теперь — глаза, приближайся ко мне, только не зацепляй носом.
Они соприкоснулись щеками, кажется, и Катя сказала:
— Теперь нужно громко выдохнуть «уф-ф-ф».
— Мне не понравилось, — честно сказал Марк.
— Мне тоже. Больше не будем.
— Пока не будем, — согласился предусмотрительный Марк.
