Ларс явно притащился сюда по тому же делу, о котором говорила со мной Ира, и у меня зубы ныли от тоски и нежелания разговаривать.
— Я пришёл к вам по делу, — начал Ларс, располагаясь на диване. — Вчера вы застали нас с Ирой. Мне это очень неприятно, и я хочу объяснить вам, что это случайность.
Я ограничилась кивком.
— Нонна очень славная женщина, но мои дела ей неинтересны, — доверительно сказал Ларс. — Иногда я прошу Иру встретиться со мной, чтобы посоветоваться с ней по поводу какого-нибудь эпизода из моей книги.
Я решила придти ему на выручку, иначе объяснение грозило затянуться слишком надолго.
— Да, Нонна никогда не любила читать, и литература её совершенно не интересует.
Ларс обрадовался моей поддержке.
— Вот именно. Хорошо, что в Ирине я нашёл друга, с которым могу посоветоваться.
— Конечно, Ларс.
Мне стало досадно, что в Ире он нашёл такого друга, а со мной не хочет поговорить о своём творчестве. Пришлось себе напомнить, что он встречается с ней не для бесед о литературе, а то фантазия моя уж слишком разыгралась.
— Нонне кажется, что мы встречаемся с Ирой для других целей… ну, вы меня понимаете.
Я опять кивнула.
— Поэтому мне бы очень не хотелось, чтобы вы говорили ей о том, что видели нас вместе.
— Конечно, я не буду говорить, — горячо заверила я его. — Зачем её тревожить? Она может не так понять.
— Вот именно.
Я решила, что мы достаточно поговорили об этом деле, и перевела разговор на другое.
— Вчера я наконец-то познакомилась с Мартином, — сказала я жизнерадостно.
Ларс насторожился, и я понимала его. Он ведь не знал, известно ли мне об истинных отношениях супругов и не подведёт ли он Иру, открыв мне глаза.
— С ним был Дружинин, переводчик, — как ни в чём не бывало продолжала я. — Мне и подумалось, не собираетесь ли вы перевести свои книги на русский. Вы единственный писатель среди моих знакомых, а книги ваши мне никак не удаётся прочитать. Обидно всё-таки.
Я сразу пожалела о своих словах, увидев, что Ларсу неприятен разговор о его книгах. Душа у писателя особо ранимая, потому что жизнь свою он посвящает единственной цели — создать неповторимое произведение, а то, что им уже написано, представляется честолюбивому автору мелким и незначительным. Кроме того, Нонна говорила, что последние его книги были неудачны.
Ларс пересилил себя.
— Первый же перевод своей книги я вышлю вам, — учтиво сказал он. — А теперь, извините, я должен идти.
Я проводила его до дверей и вернулась в дом. Гулять мне расхотелось, и стало очень грустно от собственной бестактности. К тому же, Ларс даже не спросил у меня, продолжаю ли я творить или бросила. Наверное, и в самом деле, только мне мои повести кажутся интересными, а для Ларса они показались такой детской чепухой, что он не нашёл возможным унижать меня расспросами.
Между тем, небольшой сюжет, который начал зарождаться в моей голове ночью, сам по себе, без малейших усилий с моей стороны, всё разрастался и настойчиво просился на бумагу. Устав призывать на помощь здравый смысл и утешившись сознанием, что моя писанина никому не приносит вреда, я целиком отдалась фантазии и весь оставшийся день набрасывала первоначальный план повествования.
Несколько часов я жила в мире, непохожем на действительность, и, признаться, была счастлива, но счастье моё исчезло, когда зазвонил телефон и я подняла трубку.
Я рассчитывала сообщить, что Иры нет дома и поскорее вернуться к работе, пока вдохновение не иссякло, но это звонила сама Ира, которая предупреждала меня, что ночевать не вернётся, а завтра дня на два уедет. Не успела я положить трубку, как несносный аппарат вновь затрещал, причём звук этот показался мне ещё противнее, чем в первый раз.
— Да, — сказала я, постаравшись не выдавать своего раздражения и твёрдо зная, что тот, кто звонит на этот раз, не может подозревать, насколько не вовремя он звонит.
— Жанна? — раздалось в трубке.
Я понятия не имела, кто из мужчин мог мне звонить.
— Да, — подтвердила я.
— Это Мартин.
Должно быть, телефон искажал голос датчанина, так как я его не узнавала.
— Добрый вечер, Мартин, — поздоровалась я.
— Ирина дома?
Я обрадовалась, решив, что мы распрощаемся, едва он узнает об отсутствии жены, и я получу возможность вернуться к работе.
— Нет. Она только что позвонила и сказала, что не придёт ночевать.
В трубке прозвучал злобный смех.
— Что случилось? — оторопело спросила я.
— Можно к вам заехать? — поинтересовался Мартин.
Что я должна была отвечать? Это был хозяин дома, и он имел право приехать в любое время, хотя бы за чемоданом. Мне очень не хотелось встречать его одной, но ему-то об этом не скажешь. Но всякий случай, в надежде, что он поймёт мой намёк, я поинтересовалась:
— Вы один или с Леонидом Николаевичем?
— Он работает, — ответил Мартин.
Горбун работает и сопровождать своего приятеля не может, а что я тоже могу работать, никому не приходит в голову.
— Я вас жду, — сказала я, выдавливая из себя жизнерадостность.
Бывает ведь такая неудача! Никуда сегодня не ходила, ничего не видела. Могла хотя бы написать что-нибудь. Так нет! Придёт этот датчанин-русоман и будет морочить мне голову разговорами на русские темы. Вчерашнее тёплое чувство, возникшее в ответ на его приязнь ко мне, даже на миг не шевельнулось в душе.
Мартин приехал поздно и был сильно навеселе. Как только он переступил порог, я сразу поняла, что намучаюсь с ним. Держался он развязно, долго мял мою руку, распространяя дружелюбие и винные пары, а потом от полноты чувств непременно захотел троекратно, по русскому обычаю, со мной расцеловаться.
Я поспешила уклониться от соблюдения древних правил, с отчаянием уверяя его, что время поцелуев кануло в прошлое вместе с товарищем Брежневым.
— Не может быть, — возражал Мартин, покачиваясь. — Три раза. По-русски.
Я чувствовала, что пришло время срочно выискивать у себя дипломатические способности, и испытала почти ненависть к горбуну за то, что он не пришёл вместе со своим товарищем. При этом я совсем не принимала во внимание, что это два совсем разных человека, и по этой причине они не могут бегать друг за другом, будто связанные верёвочкой. Что горбун тоже может быть пьян и с двумя потерявшими над собой контроль мужчинами справиться ещё труднее, чем с одним, я тоже не подумала.
— Значит, ты не уважаешь обычай? — сделал глубокомысленный вывод Мартин.
Я решила подойти к этому щекотливому делу с другой стороны.
— Это не модно, Мартин, — сказала я, сокрушённо улыбаясь. — Русские тоже следуют моде.
