— Я очень против! — возмущенно шепчу я и замолкаю, поймав на себе стальной взгляд Андреевой.
— Добрый день, — сухо здоровается профессор.
В аудитории сразу меняется атмосфера, становится более напряженной.
— Сегодня нас ждет небольшая проверочная работа. Надеюсь, у вас было достаточно времени, чтобы выучить склонения существительных и прилагательных. Как будущим переводчикам, вам будет полезно перевести небольшой и очень простой текст. Это даже не текст… — Нина Васильевна поправляет очки на переносице и, глядя на Яноша, продолжает: — …Всего пара абзацев. У нас новые лица. Вы не ошиблись группой, молодой человек? Вам точно сюда?
— Точно, — смущенно, как мальчишка улыбается мой незваный сосед. Ну да, ну да.
— Фамилия?
С удовлетворением отмечаю про себя, что от смазливой физиономии Андреева не только не растаяла, а даже еще больше нахмурилась.
— Разумовский, — с легким наклоном головы произносит клоун. — Янош.
— Это мы еще проверим, — бросила Андреева непонятную фразу и, отвернувшись, стала доставать из сумки папки.
По аудитории пробежал шепоток. Я толкнула локтем клоуна, но тот только скорчил невинную гримасу и громко вздохнул.
Через три минуты я уже напрочь забыла и про Разумовского, и про Андрееву, и про все на свете, потому что перед глазами лежит листок с заданием. Со склонениями я вроде разобралась, спасибо моему самоучителю, но вот перевод… Я две трети слов не знаю, даже ни одной догадки нет, что они могли бы означать. Словарями пользоваться запретили, да и толку от них не сказать, чтобы много было: у одного слова может быть с десяток значений.
— Как успехи, Заноза? — Чувствую его теплое дыхание у себя на щеке, и внутри поднимается раздражение от собственной беспомощности.
— Отвали! — не сдерживаюсь я, потому что слышу в его голосе издевку.
Вот и первая проваленная работа в университете. И как я буду сдавать экзамен?!
— Ты придираешься, Хули…я. — Похоже, он решил меня достать, поэтому и сел рядом. — Я хороший, добрый, умный и, что для тебя особенно важно, надежный.
— Надежный. Ты? — Захотелось чисто по-женски закатить глаза и драматично вздохнуть. Жаль, не умею.
— Скажешь, что нет?
Он смотрит на меня неожиданно серьезно, не так, как на других девчонок нашей группы. В глазах нет выбешивающей меня высокомерной снисходительности или томности, которая очень нравится Солнцевой или Янке. Просто нормальный человеческий взгляд. Я даже засмотрелась. А в голове замелькали вчерашние события: вот он толкает меня в сторону в коридоре, зажимает рот ладонью, чтобы я не дай бог не заорала, а желание такое было. Не факт бы, что сдержалась, не окажись его рядом. И когда выходили вместе из того крыла, было страшно, но не так, как если бы одна там оказалась. И как вчера договаривались лишнего не болтать — уверена, что не сольет, хотя в остальном балбес тот еще. Но вот в главном…
— Это не так, но допустим, — шепчу Разумовскому, пока Андреева ушла в конец аудитории. — И почему это важно?
— А ты на авторов своего распрекрасного самоучителя посмотри для начала.
Я посмотрела. И тут же громко застонала. Слава богу, что про себя. «В. А. Адмиралов, П. А. Разумовская».
— Матушка как раз беременна мной была, когда писала этот учебник, — слышится довольный шепот Яноша. — Латынь во мне с молоком матери. Так что свою гордыню засунь куда подальше и списывай, как все нормальные люди.
Он подвигает листок с уже выполненным переводом. Удивленно опускаю глаза на практически каллиграфический почерк. Все-таки что-то не так с ним. У него знания просто другого уровня, космос по сравнению с нами, а он учится на первом курсе! Его точно из университета выгнали? Рука сама тянется к листку, глаза жадно впитывают текст. Ну вот как так?!
Быстро списываю, стараясь не слушать дурацкое самолюбие. А оно вопит так, что впору уши закрывать.
— Вот и умница. А теперь ответная любезность. Не только сейчас, но и на последнюю пару тоже.
— Чего? — Я смотрю в довольные и очень наглые синие глаза и не понимаю, чем от меня хотят.
Разумовский выразительным взглядом обводит аудиторию, задержавшись на своих фанатках. Пара девчонок тут же встрепенулись и заулыбались.
Янош откинулся на спинку стула, прикрыл глаза и тихо произнес:
— Охраняй мой сон, Заноза. Никого ко мне не подпускай, особенно фан-зону.
И громко зевнул.
Глава 9 Янош
— Я не понимаю, зачем спать на паре, если можно пойти домой и поспать там?
Юля Вьюгина, староста в группе перваков, куда меня сослали до весны, заноза, которой до всего есть дело, и моя необычная охрана. Но ведь сработало. Думал, сдохну на испанском, даже подремать не давали. Трещали как сороки.
— Может, ответишь? — Заноза на то и заноза, не отстанет просто так.
— Условия сделки, — коротко поясняю, чтобы больше не приставала. — Одно из условий.
— Не пропускать пары? До лета без мата тоже оттуда?
— Ага. Ладно, я пошел. — Забираю свой рюкзак и, не прощаясь, бреду по коридору. Зато хоть немного оклемался. Есть в этой дыре пару интересных мест, если не врут. Но спать сегодня все равно буду в общаге.
Отправил матушке фото ее самоучителя, пусть ей будет приятно. В ответ получил смешную гифку с Платоном и ее уверенность, что рядом со старшим братом я наконец приду в себя. Мама, мама, учи лучше своих студентов!
— Янош!
Не оборачиваюсь, делаю несколько шагов вперед — здесь шумновато, я ведь могу и не услышать.
— Янош!
Не отстанет, а жаль. Терпеливо жду, пока Проф подойдет ближе. Я под стол еще ходил, а уже тогда любил его выбешивать, пусть и огребал за это.
— Что за балаган устроил? — Сует мне в нос свой мобильный. Злой как собака. Даже странно, что не отловил меня раньше.
— Да я читал, Проф, читал. Не нервничай.
— Не нервничай! — Андрияш даже не пытается снизить тон, привлекая к себе еще больше внимания. Ну и где тут логика?
— Меня вызвали к ректору, твоего декана тоже, еще и перечницу эту старую — твоего куратора.
— Ну и? Я, может, заложу новый тренд в этой дыре — ругаться без мата. Где криминал? Вообще не вижу проблемы.
— Без хайпа обойтись не мог? Чтобы о тебе все говорили? Ну так говорят! Уже ставки принимают.
Ну наконец-то!
— А ты поставил? — Мне реально интересно, удержится Проф или нет. — У тебя, кстати, больше теперь шансов выиграть. — Киваю на нескольких студентов, которые, не скрываясь, стоят рядом и слушают каждое слово. — Если они просекут, то будут пытаться развести меня на мат, вывести из себя, а так…
— За мной!
Я бы прямо здесь напомнил старшему, как он учился и что вытворял у отца перед глазами, но оставлю это для следующего раза. Например, до завтра.
— Куда? Я четыре пары честно отсидел, и у меня теперь свои планы. Первое — выбраться из этой помойки и желательно по дороге не на… не споткнуться о ведро с краской или мешок гипсокартона.
— У меня встреча в городе, в три. — Андрияш что-то прикидывает в голове, надеюсь, не время рассчитывает, потому что с математикой у него так себе. — Поехали!
Уже лучше.
— Я ректору пообещал с тобой поговорить, но завтра зайди к декану. Так что за планы? Я должен начать беспокоиться?
Красный Ford Андрияша как машина времени, ей-богу: хоть почувствовал себя в двадцать первом веке.
— Ну что ты. Мы же договорились. Никаких разборок, полиции… Кстати… — Поворачиваюсь к брату. — А что ты учудил прошлой зимой в Новосибирске? Марк говорил, из обезьянника тебя вытаскивал. Бухой был или из-за бабы?
В точку. Сидит злой, руль еще крепче сжал в руках и молчит.
— Так что?
— Давно по шее не получал?
В детстве мы дрались. То есть когда мне было семь, а ему семнадцать, я таскал у Андрияша гондоны, выливал в них грязную воду после рисования и кидался ими в девочку Катю, когда она с матушкой приходила к нам в гости. Девочка Катя очень нравилась Профу, поэтому не нравилась мне. И за это меня били.
