— Ты себя привези сначала, Горянова, а там поговорим.
Немного обшарпанный старый аэропортик, наскоро перекрашенный ядовитой голубой краской, радовал меньше, чем приличный беленький самолетик, который должен был унести их с Лилькой в заветный город Санкт — Петербург. Даринка чувствовала себя нет, не принцессой, а ко- ро — лев — ной. Она очень тщательно выбирала свой наряд, понимая, что ему придется не только соответствовать переменчивому настроению, но и быть довольно практичным: ведь Даринке предстояло в нем без особых потерь для сногсшибательной внешности провести целый день. Да и вечером хотелось поразить пусть и не публику, а хотя бы саму себя в старинных зеркалах серо — бирюзово — зеленоватой Мариинки.
И такой наряд у нее был: надетый раз или два на какие — то очень серьезные и пафосные вечеринки, великолепный брючный костюм, роскошная классика от Givenche, и, конечно, идеально подобранное к нему умопомрачительное шелковое пальто от самого Оскара де ла Рента. Эти две вещи, стоившие слишком дорого, хранились ею невероятно бережно вот уже три года. На них она потратила когда — то всю полугодовую зарплату с премиальными. И не пожалела. Они, можно сказать, ждали своего часа и дождались!
Лиля окинула Горянову оценивающим взглядом, но комплимент не сделала. Резенская и сама смотрелась эффектно, была одета дорого и со вкусом, но что — то в ее взгляде говорило, что Даринка сегодня обошла ее как минимум на две ступеньки пьедестала. Спустя час, когда они уже прошли регистрацию, Резенская все — таки сказала:
— Даринела, ну почему я чувствую себя рядом с тобой замарашкой?
Горянова пожала плечами и ехидно ответила:
— Страдаешь пониженной самооценкой? Порекомендовать квалифицированного психолога?
Резенская по — доброму рассмеялась и покачала головой:
— И как ты умудряешься быть одновременно такой дрянью и такой чудесной девчонкой?
Даринка даже бровью не повела, а ответила на полном серьезе:
— Не знаю, но Петр Кащенко, если был бы жив, наверное, решил, что причина всему — биполярное расстройство личности.
— Да ну тебя, — отмахнулась Лилька, — и дернул же меня, не буду говорить кто, поехать с тобой! Сидела бы сейчас с какой — нибудь тюней и чувствовала бы себя звездой.
— Ладно, — успокоила ее Горянова, — обещаю, что свою сногсшибательную внешность компенсирую скромностью во взоре и стыдливой молчаливостью.
— Отлично, — кивнула Резенская, — но помни: ты обещала, так что если вдруг встретим мужчину наших грез, то ты сразу превращаешься в безголосую русалку и опускаешь глазки долу!
— По рукам! — согласилась Горянова, и девчонки прошествовали на посадку.
Они очень скоро расположились в бизнес — классе. Горяновой досталось место у иллюминатора. Не избалованная перелетами, Даринка с удовольствием пялилась в него, наблюдая, как проходят последние приготовления перед полетом. И даже пропустила, как Резенская вся подобралась и нетерпеливо завозилась на месте.
— Альгис! Какая встреча! — сладко воскликнула она, чуть громче и радостнее, чем необходимо было по этикету.
— О! Лилечка? Даринела Александровна? — он был искренне удивлен.
Мысль о том, что это подстроенная встреча, у Горяновой спустя несколько секунд рассеялась: Истомин выглядел озадаченным, но его место оказалось подозрительно рядом с Резенской, прямо через проход. Даринка зыркнула на него, но потом оценила, что Лилька, повернувшись к Истомину для поддержания разговора, почти полностью закрывает ему обзор на Даринку, и успокоилась, отвернувшись от подруги и продолжая пялиться в стекло. Кто там обещал быть русалочкой? Даринка обещала. Так что пора выполнять!
— Какими судьбами в Питер? — вежливо поинтересовался Истомин, когда они взлетели.
— Летим на балет в Мариинку, — любезно отозвалась Резенская. — Заглаживаю вину за одно испорченное воскресенье.
— Оригинально! А где остановитесь?
— Мы одним днем. Ночью улетаем обратно.
Истомин перегнулся, попадая в поле зрения Горяновой:
— А что, Даринела Александровна решила меня игнорировать?
Девушка не успела еще ничего ответить, как Резенская уже доверительно сообщала:
— Просто она сегодня уже выиграла приз самых красивых и пообещала мне не претендовать на лавры умных и обаятельных. А это у меня вряд ли получится, если Даринела Александровна откроет рот. Так что она у нас сегодня дева молчаливая, — и Резенская подарила Горяновой ехидный многозначительный взгляд.
— Но может, все — таки, вы позволите говорить ей хотя бы односложно? — поддержал колкость Истомин. — А то сильно рискуете, ведь молчаливые девушки иногда производят даже более сильное впечатление, потому что кажутся не пример умнее…
— Дарина, — едва сдерживая рвущуюся улыбку, обратилась к ней Лилька, — можешь сегодня отвечать: да и нет. Хочешь, добавь от себя еще что — нибудь простое…
— Пиздец? — вежливо уточнила Горянова.
Резенская с трудом удержала смех, покачала головой и наконец заткнулась.
Да! Полет обещал быть содержательным!
Глава 9
Это были очень странные два часа. К концу полета Даринка была удивлена и озадачена. Очень скоро забыв про нее, Истомин и Резенская, переговариваясь вполголоса, дошли до тем, от которых Горянова была более чем далека. До книг. Она с изумлением узнала, что Альгис Саулюсович необыкновенно начитан. Он легко переходил с темы на тему, как — то просто и доступно вплетая в разговор какие- то сложные философские материи. Из всех названных им потоком имен Даринка почему — то запомнила Ингардена. Кто он и чем запомнился миру, Горянова не успела схватить, но его фамилия, созвучная английскому слову «сад», сама осталась в памяти.
Принесенный легкий перекус тесного общения Истомина и Резенской почти не прервал. Наоборот, их разговор за чашкой самого обычного пакетированного чая с серьезного плавно перетек на странную детскую литературу. Они с таким упоением, перебивая друг друга, вспоминали перлы из книжки под странным названием «Манюня» Наринэ Абгарян (это имя Даринка запомнила уже в конце разговора, пообещав себе клятвенно, что по возвращении прочтет этот кладезь великолепных жизненных ситуаций и отличного юмора), что Горянова, забыв тщательно скрывать свой интерес к разговору, даже высунулась из-за плеча Резенской, чтобы лучше слышать их необыкновенно занимательный диалог. Несколько раз она ловила на себе открытый, теплый, немного ироничный, но явно заинтересованный взгляд Истомина и реагировала совсем не так, как обычно. Она ему улыбалась. Да и как тут не улыбаться, если перед тобой совсем не чопорный, а какой — то свой, понятный, невероятно помолодевший за этот час мужчина, в котором теперь Даринка наконец рассмотрела и приятные, с легким оттенком прибалтийского колорита черты лица, и подтянутую спортивную фигуру, и ум, и сквозившее во всем облике чувство собственного достоинства.
В какое — то мгновение ее молчаливо — заинтересованное присутствие в разговоре стало заметным настолько, что Резенская и Истомин прервались и перевели на Даринку вопросительные взгляды.
— Ну, ребята, вы такие! Просто! У меня нет слов! — не сдержала Горянова восхищенного вздоха. — Это ж надо, столько знать! А вашу Абгарян приеду и прочитаю!
Резенская прыснула:
— О, как Вас прорвало, Даринела Александровна, и двух часов не прошло! Только у нее про Манюню уже целых три тома написано. Осилите? Чай не проект и не договор!
А Истомин ничего не сказал. Опустил глаза и улыбнулся краем губ как — то так, мудро что ли, нет, наверное, понимающе, хотя тоже нет, скорее всего и то, и другое, но смачно сдобренное невысказанной лаской …
А самолет между тем уже заходил на посадку. Сплотившаяся компания расставаться по прибытии не захотела. Истомин утащил девчонок с собой во встречавшую его машину, а потом плавно перетянул в свой номер в шикарном отеле, находившемся в пяти минутах ходьбы от Эрмитажа. Решено было вместе пройтись по Питеру в свое полное удовольствие. У Истомина день тоже был свободен, важная встреча должна была состояться только в семь. Из комнаты он вышел уже не в костюме, а в джинсах и простом пуловере (цепкий горяновский глаз сразу оценил пятизначный ценник такой простоты). Побросав ненужное в номере и добавив еще к верхней одежде легкие головные уборы, они выбрались в город.
