У меня перехватило дыхание, и я тихо ответила:
– Да. Спасибо большое.
И тогда Анна улыбнулась совершенно неотразимой улыбкой, которую, кстати, унаследовала от нее Сара. Ее добрые голубые глаза радостно загорелись, и, чтобы разрядить обстановку, она весело сказала:
– А теперь пошли есть мороженое.
Благодарно улыбнувшись в ответ, я позволила ей помочь мне подняться с подушек, и мы вместе спустились на кухню.
* * *
– И что, больше ничего? – спросил Карл, оглядев рюкзак и две спортивные сумки в багажнике внедорожника Анны.
– Да, у меня немного вещей, – ответила я.
Анна с Сарой сели в машину, а я повернулась к Карлу:
– Спасибо вам за все.
– Эмма, мы всегда рады принять тебя в нашем доме, – произнес он, а потом протянул руки и прижал меня к груди. – Я буду держать связь со Стэнфордом, но не сомневаюсь, ты узнаешь о зачислении раньше меня. – Затем он так же внезапно выпустил меня и, ни разу не оглянувшись, ушел в дом.
А я осталась стоять как вкопанная: он застал меня врасплох таким всплеском эмоций.
– Ну что, готова? – крикнула мне из открытого окна машины Сара.
– Конечно, – откликнулась я.
Когда я свернула с подъездной дорожки, то с затаенной грустью оглянулась на Сарин дом. И хотя я хорошо понимала, что не принадлежу этому миру, здесь я была в безопасности, чего мне всегда не хватало в жизни.
Я ехала за Анной с Сарой на своей «хонде» и пыталась запомнить дорогу, так как прекрасно понимала, что рано или поздно мне придется добираться до Сары самостоятельно. По крайней мере, теперь я могу сама вести машину, которую несколько месяцев назад подобрал для меня Карл, после того как я наконец-тополучила водительские права. Хотя особой необходимости в этом не было, поскольку меня по очереди подвозили то Сара, то Эван. Но теперь мне придется самой ездить в школу.
Чтобы попасть в пригород Уэслина, где моя мама сняла дом, у нас ушло целых двадцать минут. Мы долго кружили по лабиринту хаотично застроенных убогими домишками улочек, так не похожих на прямые улицы с внушительными особняками в центре города. Занесенные снегом дворы даже не были огорожены, и между домами туда-сюда бегали местные детишки.
Анна свернула к расположенному в тупике одинокому дому, прямо напротив леса из обнаженных деревьев. Я затормозила на обочине, чтобы дать Анне возможность выехать задом.
Маленький желтый двухэтажный домик, с белыми ставнями и гостеприимным белым, хотя и выцветшим крыльцом, со стороны казался довольно милым. Входная дверь отворилась, и, откинув бедром защитную сетку, на пороге появилась мама. Она стояла, скрестив руки на груди, и смотрела, как мы достаем мои сумки из багажника.
Я не глядя прошла мимо нее в дом, так как ужасно боялась, что увижу в ее ясных голубых глазах нечто прямо противоположное ее словам, которыми она меня встретила:
– Привет, Эмили. Я рада, что ты здесь.
– Спасибо, что разрешила пожить у тебя, – с трудом выдавила я.
– Ну что ты, не стоит. – Ее голос звенел от напряжения. – Теперь это и твой дом. У тебя даже будет собственная комната.
– Нет, ты обязательно должна ее увидеть! – выпалила Сара, схватила меня за руку и потащила вверх по лестнице, ведущей из маленькой прихожей на второй этаж. Анна весело рассмеялась, и я сразу поняла, что вчера они ходили не только по магазинам.
Лестница заканчивалась небольшой площадкой. Я увидела открытую дверь в ванную, а по бокам от нее – две закрытые двери. Сара распахнула правую из них и зажгла свет. Я медленно вошла за ней.
Остановившись, я осмотрелась по сторонам. Три стены оказались девственно белыми, а та стена, где была дверь, – абсолютно черной. Я повернулась кругом, чтобы рассмотреть все повнимательнее, вдохнула резкий запах свежей краски и невольно улыбнулась.
Напротив двери расположилась широкая кровать под причудливым черно-белым покрывалом, на котором лежали белые подушки с черными оборками. Над кроватью я увидела странную трехмерную инсталляцию: что-то вроде сотни черных бабочек на проволоке, словно вылетающих из белой стены.
На двух маленьких окнах слева от кровати висели эффектные черные шторы. Возле черной стены я увидела белый комод, а рядом – большое зеркало в белой раме.
У противоположной стены стоял письменный стол с разрисованными черными бабочками стеклянной столешницей, рядом – два белых стеллажа для книг. Над столом висела доска, затянутая тканью с тем же затейливым черно-белым рисунком. К доске была прикноплена записка: «Добро пожаловать домой, Эмма», – явно написанная рукой Сары.
– Ну как, нравится? – нетерпеливо просила Сара.
Повернувшись, я увидела у открытой двери Анну и свою мать, которые явно ждали моей реакции.
– Поверить не могу, что вы сделали это! – выдохнула я. – Спасибо большое.
– Пожалуйста, – ответила Анна.
Мама стояла на ступеньке за спиной у Анны и молча наблюдала за нами.
– Не хотите чего-нибудь выпить? – спросила она Анну, когда Сара принялась раскладывать по местам мои немногочисленные пожитки.
И они обе стали спускаться по лестнице.
– Сара, и правда огромное тебе спасибо.
Явно растроганная, Сара замерла на полдороге, прижимая к груди стопку моих блузок.
– Просто я знала, что ты жутко нервничаешь по поводу переезда, – уложив блузки в выдвинутый ящик комода, объяснила она. – Пусть даже ты и не желала в этом признаваться. Маме тоже хотелось познакомиться с Рейчел поближе, вот мы и решили, что это хорошая идея. Мы вчера весь день провели вместе – покупали, красили, украшали. Эмма, мне кажется, тебе не о чем беспокоиться. Если честно, то Рейчел дергается еще больше тебя.
А вот это вряд ли!
И вот когда Сара наконец была удовлетворена плодами своих трудов – все вещи лежали на месте, книжки стояли на полках, а ноутбук и маршрутизатор, что Карл с Анной подарили мне на Рождество, на письменном столе, она сообщила:
– Ну вот, кажется, все в порядке.
И я сразу дико занервничала, так как поняла, что Сара собирается уходить.
Я стала прикидывать, как бы задержать ее, но снизу раздался голос Анны:
– Сара, ты готова?
Не знаю, как Сара, а вот я, по правде говоря, точно не была готова остаться наедине со своей матерью. И судя по тому, как та суетилась, она испытывала такие же чувства.
Мы потоптались на крыльце, чтобы сказать им «до свидания», проводили глазами отъезжающую машину и волей-неволей остались наедине.