С мыслью о том, что Стас не воспринимает меня, как девушку, я смирилась, но обида все равно, безжалостно жжет глаза. И вместо того, чтобы скрыться за дверью и одеться, иду за парнем в чем есть. Знаю, что буду жалеть об этом позже, но сейчас хочется сделать что-то, что выбьет этого засранца из колеи.
Оказавшись под прицелом синих глаз, понимаю, что решительности поубавилось и мне уже хочется прикрыться.
— Одеться не хочешь, Янукович? — кривая улыбочка украшает его лицо. Шумно сглатываю, и продолжаю стоять на месте. Думаю, по глазам должен понять.
— Ян, я мириться пришёл. Хватит играть в обиженку. Тебе не идет. — протянутый мизинец игнорирую, потому что решение прекратить свои муки было осознанным и просиживать свой зад в статусе «подруги» я точно не собираюсь. За долгие годы безответной любви к красавчику- соседу, я натерпелась столько боли, что продолжать это, значит, быть собственным врагом. Только бог знает, чего мне стоят случайные встречи с его бесконечными куклами в дверях квартиры или в подъезде.
Прочищаю горло, чтобы ответ звучал четко, ибо пора расставить точки на ë:
— Стас. Дело не в том, что я обижена. Мне просто не нужна наша дружба. — горло сжимает спазм, который приходится проглотить. Плакать я не буду. Это не должно выглядеть трагично.
— Что значит «не нужна»? Ян, ты так сильно обиделась? — Не хочу, чтобы он извинялся, так он все испортит.
— Нет. Я не хочу общаться с тобой.
— Ладно, — сосед поднимает руки, ладонями вперед, будто сдается,
— Я понял. Тогда так: Я знаю о твоих чувствах, Яна. — слова эхом отдаются в голове. Трудно и дальше играть равнодушную девочку, и я сдаюсь. Слезы обжигают кожу, и я судорожно пытаюсь их стереть.
— Тогда ты должен понять меня. Провожать не буду, слишком спешу. — на удивление самой себе, спокойно захожу в спальню и начинаю подбирать наряд. Голова гудит, а слова произнесенные бывшим другом, повторяются снова и снова. В прошлый раз, я практически призналась в своих чувствах, но получила от ворот-поворот, который приняла почти спокойно. Так почему сейчас осознание приходит с троекратной болью?
Хочется врезать по блондинистой морде со всего размаху чем-нибудь тяжелым за равнодушие в этой фразе. На самом деле, равнодушия не было, скорее жалость и боль. А за жалость бьют сильнее.
— Ян, я не все сказал! — силуэт в дверном проеме, расплывается из-за слез, застилающих глаза.
Пытаюсь спрятать лицо, зарывшись с головой в шкаф. Сильная рука хватает за локоть и выдергивает наружу. Я оказываюсь в руках, обхватывающих талию и не смею поднять лицо.
Теплые пальцы делают это за меня и стирают соленую боль с лица.
Глаза-океаны смотрят с нежностью, щемящей душу.
— Послушаешь? — голос обволакивает гипнотическим облаком и я не могу ему сопротивляться.
— Я всегда знал о твоих чувствах, но не мог ответить на них. — на что я только надеялась? Зачем позволила растопить только что, с таким трудом, выстроенные глыбы? Прячусь в широкой груди и нос обжигает мужской запах, знакомый, родной, и такой приятный, что на мгновение забываю о происходящем.
— Но когда вернулся, и увидел твоего мажорика, понял, что не отдам. Ни одному мужику не отдам свою мелкую «инопланетянку». — вспомнил мое старое прозвище. Так называли меня все, кто был близок. Из-за моей проблемы в общении с людьми, из-за страха перед обществом, из-за неуклюжести, и других «особенностей», не свойственных другим девочкам. Сейчас это звучит даже приятно.
9.2
Услышанное не сразу доходит до сознания, а медленно, но очень уверенно, переворачивая мир с ног на голову. Только что я готова была разорвать связь с этим человеком навсегда, спасаясь от боли, и вот, он говорит то, что разбивает тягучее чувство на сотни мелких сияющих солнечным светом песчинок. Сердце замирает на несколько секунд, чтобы пуститься галоп, ударяясь в грудную клетку.
— Мне трудно сказать "люблю" ТЕБЕ, Янукович. Но, кажется, это именно то, что я хочу сказать. — меня вжимают в крепкое тело до боли в спине и плечах, но согревающее дыхание на обнаженной шее действует, как лучший анестетик.
— Тогда скажи. — жалобный писк вырывается до того, как мозг осознает, что сейчас не время для признаний. Я ни секунды не сомневаюсь в том, чего хочу. В своей безграничной любви к этому человеку, который, наконец, смог ответить взаимностью. Но как и все в моей жизни, этот момент чистейшего счастья происходит не вовремя. Кто-то скажет, что нет неподходящего времени для двух любящих сердец и, возможно, будет прав. Только в моем случае, есть Игорь Евгеньевич и его запрет на отношения с парнями. И зная себя и свои проблемы, я обязана быть послушной девочкой, если хочу, чтобы его "люблю" вылилось в наше "долго и счастливо".
После долгого молчания, Стас отстраняет меня и безнадежно топит в глазах-океанах.
— Ян, я… — закрываю рот ладошкой. Как бы трудно сейчас не было, я должна это сказать.
— Тшшш… — призываю к молчанию и любимый замолкает.
— Послушай меня. — мой вопросительный взгляд и кивок в ответ.
— Я… нездорова. — прежде чем парень испугается, спешу пояснить:
— Психологически. Ты же знаешь. И пока проблемы не решу, не могу принять чью-то любовь, даже твою. — глаза напротив расширяются и напоминают блюдца на праздничном чаепитии, такие же симпатичные и блестящие.
— Твои проблемы — это мелочи, которые мы можем решать вместе.
— Я бы очень хотела, чтобы было так.
— А с мажориком, значит, можно… — Стас отталкивает меня и собирается уйти, но я не могу его отпустить, только не сейчас.
— Я ждала тебя 10 лет. Сколько ты готов ждать? — выкрикиваю отчаянно цепляясь за возможность остановить его. Парень замирает на месте, спина трещит от напряжения. Руки сжаты в кулаки, лица не видно.
— Что у тебя было с мажориком? — кажется от ответа на этот вопрос зависит решение Стаса, но я не хочу, чтобы моя судьба решалась вот так. Любовь, если она настоящая, принимает всего человека, вместе с его прошлым, настоящим и будущим.
— Я спросила первая.
— Нисколько! Ясно?! Я, нахрен, нисколько не хочу ждать! — громкий бас разносится по квартире и мне кажется, что весь подъезд только что узнал, что меня, в очередной раз, кинули. Тело сотрясается в бесшумном рыдании и я больше не хочу ничего слышать.
После срыва, сосед остаётся стоять у двери, но молчит. Наблюдает за моей немой истерикой, но ничего не предпринимает. Я не вижу его, просто знаю, что он там, стоит и ничего не делает, чтобы все изменить.
Очередной звонок в дверь, и мы оба вздрагиваем. Я знаю, кто звонит в дверь и сейчас готова расцеловать его за спасение.
— Кто бы это мог быть? — с лёгкой иронией произносит Стас, и я знаю, что его брови изогнулись в знак вопроса, хотя все так же, не смотрю на него.
— Тебе пора. — отвечаю вытирая слезы, и хватаю теплый халат из шкафа. Появляться в пижамке перед Виком я не готова. Бегу к двери и представляю, как упаду ему в ноги и закричу:
«— Спаситель вы мой! Не вы пришли, вас небо послало, чтоб душу мою спасти!» — хихикаю в кулак, понимая, что плачевная ситуация довела меня до истерически глупых мыслей. Другая девушка плакала бы в подушку, отказываясь от всего, а я бегу такая, волосы назад и в ноги падать собираюсь тому, кто отчасти причиной моей беды является. Ну, дура! Лечиться нужно, определенно.
— Доброе предвечериночное! — улыбается мордаха с ямочками и на душе становится немного легче.
— Привет. — улыбаюсь, пропуская парня и потуже затягиваю толстый халат на талии.
— Ты необычно выглядишь. Мне больше нравятся твои утренние мешочки под глазами и гнездо на голове. Что за беда? — Вик выглядит очень серьезно и, кажется, он уже готов решать мои горе-беды. Еле сдерживаю очередной спазм, и гордо распрямляю спину:
— Все хорошо. Кофе?
— Я сам, ты одевайся.
Из комнаты, наконец, показывается Стас. На секунду, он зависает, глядя на Вика. В океанах — шторм, руки — кулаки.
