Моя бабушка однажды сказала, что несовершенные люди создают совершенство, и я начинаю принимать ее слова близко к сердцу.
В конце рабочего дня я ухожу последней, избегая людской суеты. К счастью, когда я поднимаюсь на лифте, в нем никого нет, и я могу нормально дышать.
Двери открываются несколькими этажами ниже, и я молюсь, чтобы не было слишком много людей. У нас с моей социальной тревожностью сегодня был тот ещё день, и нам просто нужно вернуться в нашу маленькую квартирку и спрятаться на целую вечность.
Или, по крайней мере, до завтра.
Моя рука ослабевает на ремешке сумки для ноутбука, когда мой взгляд сталкивается с тем самым незнакомцем, о котором я мечтала последние две недели.
С тем самым незнакомцем, которого я оставила в гостиничном номере, но не могла перестать думать о нем.
С моим единственным мужчиной на одну ночь, которого я не должна была встретить снова.
И он смотрит прямо сквозь меня.
Глава 5
Анастасия
Это не реально.
Наверное, у меня галлюцинации.
Или, быть может, я снова сплю, застряв в воображаемом моменте, так и не проснувшись сегодня утром.
Но чем больше я смотрю на мужчину, стоящего передо мной, тем более осязаемым он становится. Он не исчезает.
Почему он не исчезает ?
Обычно он исчезает именно сейчас. Он становится единым целым с моими снами и перестает меня беспокоить.
Но не сейчас.
Сейчас он входит в лифт — туда, где я сейчас нахожусь.
О, черт.
Мне ни с того ни с сего хочется бежать, и требуются все силы, чтобы не выпрыгнуть из лифта, как обезьянка.
Моя миссия резко прерывается, когда двери закрываются с жестокой окончательностью.
Теперь в лифте только он и я.
И я не могу дышать.
Проклятье. Проклятье.
Послушай, мозг, сейчас самое неподходящее время для срыва. Помоги мне, пожалуйста.
Я глубоко вдыхаю через ноздри и несколько раз выдыхаю через рот. Вот и все.
Жужжание в ушах постепенно стихает, и помогает то, что он стоит лицом к двери, прерывая этот напряженный зрительный контакт. Или, может, только мне одной он показался напряженным.
Его спина — единственное, что видно, пока он сосредоточен на телефоне и листает его.
Я забыла, каким крупным он выглядит, крупнее, чем в жизни, какой он широкий и высокий. Насколько он физически совершенен, что невозможно сосредоточиться ни на чем, кроме него. На нем еще один костюм от Армани, темно-серый, как и выражение его лица, когда он вошел.
С тех пор прошло всего несколько секунд, но могу поклясться, что он видел меня, что он смотрел мне в глаза. Он меня не узнал?
Наверное, дело в другой одежде, волосах и крупных очках. Точно. Он не мог соотнести Анастасию с Джейн. Мы больше не похожи.
Кирпич размером с мой ноутбук опускается на дно желудка, и это совершенно нелогично. Я не должна так себя чувствовать из-за того, что он меня не узнал. Если уж на то пошло, я должна праздновать. Я должна чувствовать себя счастливой.
Но это последнее ощущение внутри, когда я впиваюсь ногтями в ладонь.
Затем я смотрю на него, на незнакомца из той ночи, и меня снова поражает его величественное присутствие. Он выглядит как-то иначе, чем тогда, более серьезным, жестким. Высокомерным.
И я не могу не думать о его доминирующих приказах, когда он трахал меня.
О тех грязных приказах, которые подсознательно заставляют меня сжимать бедра.
Я внутренне трясу головой, пытаясь отогнать эти образы.
Что он вообще делает здесь? Пожалуйста, скажите мне, что он здесь только с визитом и не работает в том же здании, что и я.
Это было бы просто... жестоко.
Как только я оставила все позади, что-то решило последовать за мной. И не просто что-то. Кто-то.
Британский незнакомец, который должен быть в Нью-Джерси, где я оставила его после того, как он трахнул меня до бесчувствия.
— Ты здесь работаешь?
Я вздрагиваю от глубокого тенора его голоса, и электрическое ощущение пронзает все мое тело. Я почти забыла, какой у него властный голос, какой он мягкий и приятный на слух.
Боже, только почему у него акцент?
Я понимаю, что он спрашивает меня. Либо это так, либо он говорит с несуществующим человеком. Я понимаю, что молюсь, чтобы он увидел призрака, притаившегося в углу. Это было бы менее катастрофично, чем альтернатива.
Следующий шаг отрицания: надеяться, что ему просто любопытно посмотреть на случайную незнакомку в лифте.
Хотя он не кажется мне таким.
— Да, — говорю я так спокойно, как только могу. — Мой... первый рабочий день.
Пожалуйста, оставь это. Пожалуйста.
Моя молитва, очевидно, не была услышана, когда он спрашивает, все еще не поворачиваясь ко мне лицом:
— Какой отдел?
— IT.
— Как тебя зовут?
— Джейн.
Мой голос стал ниже, и я надеюсь, что он этого не заметит, не почувствует дрожь.
Но то, что он делает, еще хуже.
Он поворачивается.
Теперь он стоит лицом ко мне, и я вижу его, его точеное лицо, с резкими чертами и пронзительными глазами, смотрящими на меня.
Он так упоительно красив, так привлекателен, что против этого должно существовать правило. А когда он смотрит? Это делает его необъяснимо горячим и пугающим одновременно. Его губы сжаты в линию, такую же неодобрительную, как и его глаза.
— Это неправда, не так ли? Если я правильно помню... тебя зовут Анастасия.
Черт.
Дерьмо.
Нет.
Он узнал меня. Даже с совершенно другой внешностью, он узнал меня. Не должен был, но узнал. И, проклятье, неужели я сказала ему свое настоящее имя? Как я могла быть такой беспечной, просто как?
— Не понимаю, о чем ты говоришь.
Я притворяюсь безразличной, хотя физически отталкиваюсь от металлических перил.
Это дешевая тактика, но она должна быть эффективной. Людей постоянно принимают за других. Это не должно быть чем-то иным. Кроме того, я сделала все возможное, чтобы стать противоположностью той, кем я являюсь. Меня бы не узнали те, кого я знаю годами, не говоря уже о тех, с кем я провела несколько часов.
Он подходит ко мне, или, скорее, преследует, двигаясь плавно и хищными шагами, от которых я едва не задыхаюсь.
А может, дело в том, как он пристально смотрит мне в глаза, словно разрывает каждый мой фасад на части и копается пальцами в разбитых частях внутри меня.
И тут до меня доходит причина моей гипервентиляции. Меня заживо сжигают его острые лесные глаза. Они давят и плавят меня, и я должна перестать смотреть в них.
Но я не могу.
Мне кажется, что если я прерву зрительный контакт, то окажусь в еще большей опасности, чем сейчас.
Что он воспользуется переменами, конфискуя ту часть меня, которую я скрывала от всего мира.
Даже от самой себя.
— Ты точно знаешь, о чем я говорю.
Он протягивает руку к моему лицу, и я вздрагиваю, но на самом деле он не собирался приближаться к моему лицу.
Его пальцы сгибаются вокруг моего горла, и он впивается подушечками в плоть моей шеи, в то время как его другая рука нажимает на кнопку «стоп» и что-то еще.
Но я не сосредотачиваюсь на этом.
Я не в состоянии.
Не тогда, когда вся моя кровь приливает к тому месту, где его рука находится по бокам моего горла. Хватка не жесткая, чтобы лишить меня дыхания, но достаточно твердая, вызывая воспоминания о той ночи.
Воспоминания о том, как он прикоснулся ко мне, обездвижил меня и поджег в результате взрыва. И эти мысли терзают меня прямо сейчас.
Они разрывают меня на куски.
Поджигают.
Дробят кости.
И я не могу остановить ни образы, ни жар, проникающий в мои нервные окончания, особенно в те, к которым он прикасается.
— Ты меня не знаешь, поэтому это мой первый и последний совет тебе. Не играй со мной. Я не только тебя поимею, но и получу удовольствие от того, что разорву тебя на части и полакомлюсь останками.
