- Хорошо, я поняла, - кивнула Дилара. – Не уверена, что я смогу тебя простить. Измена – это табу. Даже если ты не помнишь ее, она была.
Его лицо исказила боль, и Леха крепко стиснул зубы – так, что на скулах заиграли желваки.
- Не хочу ссор и выяснения отношений. Знаю, тебе сейчас фигово, - проложила девушка, чувствуя, как сильно колотиться от волнения сердце. – Держись. А я пойду.
Дилара резко встала из-за стола, сделала пару шагов, но вернулась к Лехе, который сидел неподвижно и глядел в одну точку.
- Не прогуливай школу, Леш. Это неправильно. Вас и выгнать могут. Пока.
Понимая, что вот-вот расплачется, Дилара сделала шаг в сторону, но парень вдруг схватил ее за руку.
- Постой, - едва слышно сказал он.
- Что?.. – прошептала она. И вдруг подумала – вдруг он скажет, что не хочет, чтобы она уходила?
Но Леха сказал другое:
- Прости. Если сможешь.
- Конечно, - улыбнулась Дилара. – Когда-нибудь.
Она с трудом вырвала руку из его пальцев и ушла, чувствуя, как глаза наполняются слезами. Теперь все окончательно кончено.
Глава 7. Месть
- Скучаешь по нему? – спросила я, выслушав подругу, и она кивнула.
- Скучаю, Полин. Очень. Знаешь, если бы Леша просил, умолял, клялся никогда бы так больше не поступать, я бы, может, простила его, но… Он не стал отрицать. Сказал, что, возможно, реально изменил. Что не будет строить из себя хорошего парня.
- Он был честным с тобой, - вздохнула я. –
- Да… Но от этого еще сложнее. Может быть, ему и не нужны были наши отношения. Он не цеплялся за меня, - сказала Дилара. – А может быть, после смерти Димы ему стало все равно. Я очень хотела поддержать Лешу. Но он о Диме даже и говорить не захотел…
Я судорожно сцепила руки на коленях. Его имя сложно было даже слышать. Поэтому Леху я в чем-то понимала. Самой ничего не хотелось. Хотелось закрыть глаза и исчезнуть. Раствориться в ноябрьском стылом небе.
- Наверное, нам лучше не быть вместе, вот и все, - закончила подруга. – Он не звонил, не писал, хотя я его разблокировала. В школе мы почти не общались. Стали чужими.
- Но он хотя бы жив, цени это, - сказала я, прикрыв глаза. – Я бы все отдала, чтобы Дима жил. Даже если бы мы были не вместе. Главное, чтобы жил…
Сердце заныло. Как он там один? Встретила ли его мама?..
- Полина! - Подруга обняла меня. – Моя хорошая… Не знаю, как ты все это переживаешь. Ты очень сильная. Очень. Ты со всем справишься!
Мы просидели вместе пару часов. И я была благодарна Диларе за то, что она была рядом, и все это время пыталась меня поддерживать, как могла.
На следующий день мы встретились перед школьными воротами, взялись за руки и вместе пошли в здание. На улице было темно, лишь на востоке горела узкая полоса неба – занимался осенний холодный закат. Листья уже облетели, но снега еще не было, и деревья казались голыми и беззащитными. А всюду царила серость.
На стенде перед входом висела большая фотография Димы в черной рамочке. А внизу располагался стол, на котором стояли свечи и лежали засохшие цветы. Символ памяти о погибшем ученике.
Я остолбенела от неожиданности. Казалось, Дима смотрел прямо мне в глаза, и от этого было не по себе.
Любимый, как ты? Подай знак, если все хорошо. Пожалуйста.
Поняв, что мне нехорошо, Дилара потянула меня за собой.
На меня снова смотрели – как и раньше. Только взгляды были иными. Кто-то смотрел с сочувствием, а кто-то – как будто с издевкой, словно радуясь, что моему счастью пришел конец. Но мне было все равно. Расправив плечи, я шагала по школьным коридорам и лестницам. Это раньше взгляды сводили меня с ума, а сейчас было все равно. Когда теряешь самое важное, остальное потерять уже не боишься. Мне не было дела до других.
Оставив вещи в шкафчиках, мы с Диларой поднялись на второй этаж в кабинет математики. Едва я переступила порог, как все одноклассники и одноклассницы повернули головы в наши стороны. Кто-то смотрел с опаской, кто-то – с сочувствием, кто-то – с радостью, как, например, тот самый Есин, которого Дима однажды ударил.
Глядя на его физиономию, осветившуюся улыбкой, я почувствовала злость. Захотелось подойти к Есину, схватить за ворот выглаженной мамочкой рубашки, встряхнуть и спросить: «Радуешься, что Димы нет, уродец?» Но я не стала этого делать. Просто исподлобья смотрела на Есина, и он, наткнувшись на мой взгляд, вдруг отвернулся. Будто не выдержал его.
Я опустилась на свое место. Рядом было пусто. И позади – тоже. Леха ведь больше с нами.
- Сяду к тебе, - сказала я Диларе и кинула рюкзак на ее парту.
- Ольга Владимировна не позволит, - вздохнула она.
- Плевать. Я сама себе позволю, - ответила я.
В класс вошли Милана и близняшки. Увидев меня, они переглянулись и поспешили к нашей с Диларой парте.
- Мне так жаль, что Барс умер, соболезную, - сказала Милана, коснувшись моего плеча, и меня почему-то передернуло от этого.
- Спасибо, - ответила я.
- Понимаю, что мы с вами были в плохих отношениях, - продолжала Милана, - но хочу, чтобы вы знали, девочки. Мне правда жаль.
- И нам жаль, - подхватили близняшки. – Это просто ужасно!
- Если я могу тебе чем-то помочь, только скажи, - улыбнулась Милана.
Я ничего не ответила – лишь кивнула, выкладывая из рюкзака вещи.
Следующим, кого я увидела, был Егор Власов. Он вошел в класс легкой беззаботной походкой короля жизни, слушая музыку через дорогие беспроводные наушники. И выглядел как человек, довольный жизнью. А я вспомнила его интервью местному каналу, в котором он говорил о Диме гадости. Урод!
Меня поглотила злость – такая что лицо начало гореть, а кончики пальцев, напротив, стали ледяными. Я поднялась из-за парты и направилась к нему, не слушая тихие протесты Дилары, которая все поняла. Остановилась напротив, склонив голову на бок. И улыбнулась.
- О, привет, новенькая, - ухмыльнулся Власов, с любопытством разглядывая меня. – Как дела?
- А как ты думаешь? – спросила я чужим голосом. В этот момент меня раздирала на части ярость, и я едва сдерживала себя.
- Думаю, плохо, у тебя же умер парень, - с фальшивым сожалением сказал Власов. – Прими соболезнования.
- Обойдусь без них.
- Тогда что ты хочешь? – просил Власов.
- Сколько тебе заплатили за то, чтобы ты наговорил журналистам фигню о Диме? – прямо спросила я, чувствуя непреодолимое желание ударить его, да как можно больнее.
- О чем ты? – поднял бровь Власов.
- Не придуривайся. Я тебя узнала.
На лице одноклассника расплылась улыбка, которая сделала его красивое лицо отвратительным. Он склонился ко мне и прошептал на ухо:
- Прилично, Туманова. Хватило на новый айфон и аирподсы.
- С этого момента береги себя, Егор, - тихо сказала я. – Оборачивайся по вечерам. И не ходи один.
Улыбка исчезла с его лица. Он ждал, что я начну кричать, истерить или плакать. А я угрожала.
- Что ты мне сделаешь? – спросил он деланно весело, но в глазах появилось беспокойство.
Я улыбнулась еще шире и похлопала его по щеке, чувствуя при этом отвращение.
- Скоро узнаешь, дорогой. Только дай мне время.
- Эй, крыса! – вдруг раздался голос Малиновской. – Не смей трогать моего парня!
Чьи-то цепкие пальцы вцепились в мои волосы. Меня оттащили от Власова и толкнули в спину, заставив больно врезаться в учительский стол. Я резко обернулась и увидела Лику Малиновскую и ее подружек. Они довольно скалились, глядя на меня. Без Димы, Лехи и Вала они вновь почувствовали себя главными.
- Значит так. С этого момента Туманова у нас больше не королева школы, - с ухмылкой провозгласила Малиновская. – Барсова больше нет. Моисевич с Костровым выгнали. Кто будет защищать тебя, детка? Я ведь все запомнила. Все! Ты на коленях передо мной ползать будешь, поняла, тварь? Поняла? Эй, не слышу ответа!
- Пошла в задницу, Малиновская, - отчетливо ответила я, чувствуя, как в висках бьется пульс. – Пошла! В задницу!