До института доехала, как на иголках. «Это» довело меня до двери и прошло бы дальше, если бы ни бравый охранник на пропускном пункте. Пропуска нет? Давай, до свидания. Пикнула пластиковой картой и быстро прошмыгнула к лифтам.
Мне нужен телефон.
Соня вилась у парты симпатичных, по ее мнению, одногруппников, кокетливо накручивая локон на палец. Я влетела в аудиторию с горящими глазами так, будто за мной гонится свора голодных собак. Мне казалось, что я опоздала. Что отец на шаг впереди и вот-вот перекроет мне доступ к кислороду.
— Соня! Дай позвонить, — без прелюдий сразу к делу.
— Что-то выглядишь ты…, - она подбирала подходящее слово, осматривая меня с ног до головы, — убого.
Парни посмеялись и она кинула на них быстрый взгляд, подбадриваемая их реакцией.
— Телефон! — протянула раскрытую ладонь, требуя мобильник. Плевать на неё, на ржущих парней, да на все плевать. Она нехотя вынула из кармана сотовый и уложила в мою ладонь. Ее поведение меня смутило, но разберусь с этим позже.
Вышла из аудитории, набирая номер Глеба.
— Да? — отстранённо раздалось с той стороны, на фоне мужских голосов и побрякивания металла.
— Глеб, это я, Ника, — нервно расхаживала по коридору туда-сюда.
— Ника? Что с твоим телефоном? Я звонил тебе раз сто, наверное.
— Отец узнал про нас. Он забрал телефон, уволил Витю и планирует посадить меня под домашний арест, — быстро заговорила надломленным голосом.
— Ника, успокойся. Не нервничай. Я приеду через час и мы все решим, идёт? Встретимся на нашем месте.
— Да, — закивала, чувствуя хоть и не большое, но все же облегчение. — До встречи.
Задумчивая вернулась в аудиторию, занимая своё место рядом с Соней. Положила телефон:
— Спасибо.
— А что с твоей мобилой? — спросила Соня, разглядывая себя в зеркальце пудры, сидя на парте.
— Отец забрал, — буркнула, массируя виски. Голова тяжёлая, словно свинцом налита. Трещит по швам, точно переспевший арбуз.
Подруга подкрашивая губы блеском, продолжила, пусть и без особого интереса. Так, лишь бы рот чем-то занять:
— В чем провинилась?
— Он к тебе приезжал вчера? — проигнорировала ее вопрос.
— Угу, — растерла блеск по губам, схлопывая пудру.
— И, что ты ему сказала? — с нажимом спросила, чувствуя необъяснимое раздражение по отношению к подруге.
— Сказала все, как мы договорились. Но он не поверил, — она пожала плечами. — И я сказала, что ты встречаешься с Глебом.
— Что?!! — стремительно поднялась из-за парты, стукнув по ней кулаком, как до этого стукнул отец в столовой.
— Пойми, Ника, я для твоего же блага, — искренне запричитала бывшая подруга, прикладывая руку к сердцу, — мне так жаль тебя. Ты ведь жизнь свою загубишь. На такой товар знаешь сколько покупателей выстроится? А ты выбрала нищеброда. Что он даст-то тебе?!
— Да как ты посмела! — взревела я.
— Я же для тебя стараюсь, подруга. От чистого сердца. Потом благодарить будешь, что не дала тебе сделать опрометчивых поступков. Дмитрий Александрович прав, от бродяг породистые щенки не родятся, — как-то безразлично пожала плечами, не осознавая, что своими руками выкопала мне яму.
— Не подруга ты мне больше, — встала и вышла из аудитории, разминувшись с преподавателем.
3.2
Внутри вскипала и клокотала злость. В первую очередь, на себя, за то, что не разглядела в змее змею. Доверила ей свою тайну и получила болезненную оплеуху. Мотивы ее поступка мне были не ясны, да и разбираться не очень-то и хотелось. Факт предательства на лицо, а значит от общения с Соней стоит отказаться.
Бродила по цокольному этажу института, в котором располагалась просторная гардеробная с зеркалами от потолка до пола, лавочки и крупные цветы в старых керамических горшках. В голове хаотично мельтешили мысли, перескакивая с одной на другую, не давая сосредоточиться и хорошо обдумать план действий. Чувствовала себя растерянной, как будто мне снова пять лет и я потеряла из виду маму в огромном супермаркете или торговом центре. Ужасное состояние. Черепную коробку сдавливало невидимым грузом, вызывая пульсирующие боли в висках. Следствие пролитых слез и беспокойного сна.
Обернулась на звук тяжёлых шагов и от сердца немного, но все же отлегло. Глеб молча обнял меня за плечи и прижал к себе, обдавая успокаивающим теплом. Я шмыгнула носом и он отстранил меня, чтобы заглянуть в глаза. Нахмурился. Взял пальцами за подбородок, повернув мою голову в сторону и сквозь зубы выругался.
— Это что ещё такое?
Я поправила волосы, закрывая синяк на щеке от папиного воспитательного процесса и исподлобья взглянула на Глеба. Стыдно. Отец хоть и говорит, что мы из приличной семьи и кровь у нас «чистая» (что он под этим понятием подразумевал, я не знала), но отношение у него к своей дочери варварское.
Глеб понимающе кивнул головой и снова прижал меня к своей груди.
— Ты готова уехать со мной? Завтра, — так уверенно и спокойно спросил он, словно обдумывал такой вариант развития событий и ни раз.
— Да. Я только об этом и думала всю ночь…
Он сильнее прижал к себе, устраивая подбородок на моей макушке.
— Тебя из дома-то выпустят?
— Отец отпускает меня в универ, значит отсюда и сбежим. Но куда?
Глеб тяжело выдохнул, колыша волоски на моей голове. Некоторое время молчал, обдумывая ответ, а затем сообщил:
— Поедем на юг. Там живут мои армейские товарищи, приютят на первое время. А дальше разберёмся. Главное, вместе, правда?
— Да, — тихонько выдохнула, прикрыв глаза. До завтра бы ещё дожить…
Пары прогуляли вместе, выйдя через чёрный вход. Как раз и проверили возможность им воспользоваться. Плутали по безлюдному парку, взявшись за руки, почти ничего не обсуждая. С ним было приятно молчать, погрузившись в свои размышления. В этот день Глеб много хмурился и ещё больше курил, отходя от меня на безопасное расстояние, чтобы я не пропахлась дымом и не дышала «гадостью».
Неосознанно представляла как сбегу из дома. Вспоминала где мои документы и какие вещи следует взять с собой. Только самое необходимое, что поместится в небольшой рюкзачок, с которым я иногда ходила в институт.
Постоянно возвращалась к вчерашней ссоре с отцом. Прежде он не позволял себе поднимать на меня руку… Этой пощёчиной он обрезал и без того натянутые и истончившиеся нити наших отношений. Я не жалела о принятом решении. После смерти мамы меня больше ничто не держало в отчем доме.
Когда время пар подходило к концу, мы вернулись в институт тем же путём. Глеб крепко обнял меня и заглянул в глаза, зарывшись пятерней в мои распущенные волосы:
— Я буду ждать тебя здесь завтра.
— Надеюсь, у нас все получится, — прошептала, ощущая как в уголках глаз начинает щипать.
Он коснулся моих губ долгим, чувственным поцелуем и отпустил. Брела по широкому холлу здания к турникетам охраны, отчётливо ощущая, как спину покалывает от тяжелого мужского взгляда.
На выходе, замерев памятником своей отмороженности, меня ожидал безымянный охранник. И не лень ему было стоять тут несколько часов. Вышколен. Даже не по себе как-то. При виде меня он подобрался, будто до этого его спина была недостаточно прямой, а фигура напряженной. Взялся за мой локоть твёрдой, крепкой хваткой, ведя к машине, не обронив ни единого слова или звука.
Где отец достал этого терминатора?
— Полегче. Синяки будут, — возмутилась я, попытавшись вырвать локоть из когтей коршуна. Он только сильнее сжал пальцы.
— Але, неандерталец, — пощелкала пальцами свободной руки перед его носом, — ты меня вообще слышишь? Больно, говорю!
Он продолжил волочить меня к машине, упрямо не замечая моего шипения.
— Я отцу скажу, он уволит тебя за такую грубость. Ты должен охранять мое тело, а не синяки да ссадины оставлять!
Телохранитель закинул меня на заднее сидение машины и занял водительское место. Посмотрел поверх чёрных очков на меня через зеркало заднего вида и выдал:
