обняла, другой рукой обнимая Талию.
Я вопросительно взглянула на мать, но она смотрела на Фальконе испуганными глазами.
Наконец, я тоже повернулась к нему.
Он был жутким на своей вечеринке, но сегодня он выглядел действительно пугающим.
Бенедетто Фальконе, босс отца и глава мафии Лас-Вегаса, находился в нашем доме, и взгляд в его глазах превратил мой живот в лёд.
Его нахождение в нашей гостиной было ужасным знаком.
Это могло означать только то, что отец жутко облажался. А то, что отец обильно вспотел, только подтверждало мои опасения.
Где-то в доме всё ещё слышались предательские звуки жестокого боя.
Я вздрогнула.
Мужчины, собравшиеся в этой комнате, выглядели так, словно пришли за кровью. Мертвецов в углу, наверху, и в спальне Талии, казалось, было недостаточно.
На лестнице послышались тяжелые шаги, и через несколько мгновений в комнату вошёл Гроул.
Его руки и предплечья были в крови. Я не была уверена, его ли она.
Фальконе посмотрел в его сторону.
— Все чисто, Гроул? — спросил он с легким любопытством, будто уже знал ответ.
Все те истории, что я слышала, промелькнули у меня в голове.
Гроул был непобедим.
Мужчина, стоявший передо мной сегодня, не имел ничего общего с человеком, которого я видела на вечеринке Фальконе.
Тогда Гроул был под прикрытием. Когда другие люди должны были носить маски, в его распоряжении был костюм и безупречный внешний вид, но под ним находился всё тот же, пробудившийся, монстр.
Сейчас невозможно было ошибиться, кем или чем он был на самом деле. Лучший солдат в рядах Каморры Лас-Вегаса и чудовище. То о чем люди постоянно говорили за его спиной, теперь видела и я. Он был боевой машиной, не имеющей эмоций, жестокой рукой Бенедетто Фальконе.
— Все чисто, — сказал Гроул тем глубоким рокотом, который был его голосом.
Впервые я увидела длинный шрам на горле. Его голосовые связки были повреждены благодаря несчастному случаю, обеспечив ему длинный шрам вокруг горла.
Из-за такой раны Гроул не должен был выжить, но каким-то образом выжил, и, возможно, это превратило его в чудовище, которым он был сейчас, или, быть может, он выжил только потому, что являлся чудовищем.
Фальконе отвернулся от своего солдата, и Гроул исчез на заднем плане.
Я не была уверена, как ему это удалось; парень с его размерами и аурой не должен так легко сливаться с окружающей обстановкой, и заставлять вас забывать о его присутствии. Вероятно, это было одним из навыков, делавшим его таким страшным бойцом.
Фальконе шагнул к отцу, заставляя его запрокинуть голову.
— Слышал, ты был занят последние несколько месяцев, — начал Фальконе приятным протяжным голосом, от которого у меня волосы на затылке встали дыбом.
Его ухмылка была злобной. Она сулила наказание.
Отец сглотнул, но ничего не сказал. Почему он ничего не сказал?
— Сколько моих денег ты оставил себе, Брандо? — спросил Фальконе всё тем же ужасающе — приятным голосом.
Мой желудок сжался.
Я не могла поверить, что отец украл у своего босса. Он не был настолько глуп. Все знали, что случается с людьми, которые идут против Фальконе.
Фальконе расплылся в улыбке и слегка кивнул одному из своих людей, который тут же вышел и через несколько минут вернулся, в сопровождении Козимо, как всегда безупречно одетым. Что он здесь делал?
Возможно, он поручится за отца.
Но отец побледнел при виде моего будущего мужа, и я поняла, что мои надежды напрасны.
Отец хотел что-то сказать, но промолчал.
Я попыталась поймать взгляд Козимо, но он ни разу не посмотрел на меня.
Почему он игнорирует меня? Мы были практически помолвлены; наша помолвка была назначена на Новый год. Разве он не должен был заботиться обо мне?
Он смотрел на отца с таким выражением, что у меня внутри всё перевернулось. Это плохо кончится.
— Почему бы тебе не повторить то, что ты сказал мне несколько дней назад? — сказал Фальконе Козимо, не сводя глаз с отца.
— После того, как мы договорились о помолвке с его дочерью, Брандо подошел ко мне и спросил, не хочу ли я подзаработать. Он рассказал мне о сделке с Братвой и о том, что взял у вас деньги.
Отец ничего не ответил.
Мне хотелось встряхнуть его, заставить отрицать возмутительные заявления Козимо. С каждой секундой, когда он этого не делал, мои надежды на благополучный исход этого вечера исчезали.
Я снова попыталась поймать взгляд Козимо, всё ещё надеясь, и когда он, наконец, посмотрел в мою сторону, моё сердце упало.
В его глазах не было никаких эмоций. Сегодня он не будет моим рыцарем в сияющих доспехах.
Фальконе повернулся к моей матери с акульим выражением лица.
Мать напряглась, но голову держала высоко.
Она была гордой женщиной; одна из тех черт в ней, которые восхищали меня больше всего. Я боялась, что Фальконе может понравиться ломать её. Он был именно из таких.
Он двинулся на мать, и, наконец, отец начал действовать.
— Она ничего не знает. Моя семья не была вовлечена во всё это. Они невиновны.
В его голосе звучали страх и тревога. Видя его ужас, слыша его, я до смерти перепугалась. Это была не игра.
Талия снова посмотрела на меня в поисках помощи.
Боже, хотела бы я знать, как помочь ей, как помочь семье, но я была бесполезна.
Фальконе остановился прямо перед моей матерью, ближе, чем было принято в обществе.
Мама не отшатнулась, хотя большинство людей сделали бы это под его взглядом, и я надеялась на такую же силу, если Фальконе столкнётся со мной.
Он потянулся к её горлу, и на какое-то безумное мгновение мне показалось, что он собирается задушить её.
Отец хотел встать, но солдат Фальконе толкнул его обратно.
Фальконе сжал пальцами мамино ожерелье.
— Но они пожинают плоды твоего предательства, не так ли?
Отец покачал головой.
— Я не покупал ожерелье на эти деньги… — он замолчал с болезненным выражением на лице.
Это было признание вины. Мне хотелось плакать. Отец действительно украл у Мафии. Это означало его смерть, а может, и нашу. Фальконе не славился добротой.
— Нет? — с притворным любопытством спросил Фальконе.
Он сорвал ожерелье с шеи матери.
Она ахнула и вздрогнула, одна рука взлетела, касаясь кожи. Когда она отдернула пальцы, они были в крови. Золотая цепочка порезала её.
Затем он указал на серьги Талии.
Талия сделала шаг назад.
— А эти? — он потянулся за серьгой.
— Оставьте её в покое, — сказала я, прежде чем смогла остановить себя.
Отец и мать уставились на меня, как на сумасшедшую.
