пробило мурашками насквозь. Он каким-то образом был готов к неблагоприятным исходам, был готов к ним всегда, он не терял стержня. Просто понимал свои возможности, оценивал их трезво. И не трепыхался там, где это не имело смысла.
Дерьмо. Я чувствовала свою ответственность за него – нельзя бросать слепого тут. Каким бы многослойным он ни был, какие бы загадки ни хранил, без меня он отсюда не выйдет. От этого знания ни вреда, ни пользы – все есть, как есть.
Болезненно толкнулась мысль – ведь это сложно. Постоянно вверять свою судьбу в чьи-то руки, принимать помощь, надеяться на кого-то. Этот кто-то может оказаться совестливым человеком, а может оказаться подонком. Насколько в подобной ситуации хватило бы моей собственной веры в людей?
Мы пойдем вместе – это точно.
Я втянула свежий ночной воздух и выдохнула обратно.
– Ты ведь умеешь драться, да?
– Чуть-чуть.
И ласковая улыбка. Мягкая такая – мне вспомнились разлетевшиеся в стороны наркоманы. Все-таки Пью не прост, совсем не прост. Скорее, непостижим.
– Мне кажется, мы нужны друг другу сейчас, – признала я неохотно. – Я чуть-чуть нужна тебе, а ты чуть-чуть нужен мне.
Он опять смотрел вверх, будто мог видеть звезды. И его спокойный взгляд в который раз погрузил меня в ловушку из путаных эмоций.
– Я ждал, когда ты придешь к этой мысли.
(Kendra Dantes – Can't save the world)
– Смотри, что у нас с собой есть… – Ведь это уже мы. Он должен знать перечень вещей, чтобы понимать, чем мы располагаем. – Тонкое одеяло, через него не проникает холод. Небольшой запас сухих пайков, бутылка воды. Сухое горючее для разведения огня, антисептик, походная аптечка…
Пью улыбался. В его незрячих глазах застыла насмешка, и я возмутилась:
– Что?!
– Кажется, ты заранее собиралась пожить в этом лабиринте.
– Я,…агхр… – Я рыкнула и выдохнула одновременно. – Я собиралась не пожить здесь, а сбежать от тебя. Понимая, что, возможно, придется временно скитаться, укрываясь от погони.
– Предусмотрительно.
Он продолжал улыбаться.
Его улыбка, его спокойствие бесили. Разве он не понимает, что нам нужно что-то делать, двигаться, изучать это место, искать выход? Мы не можем сидеть здесь вечно.
– У меня из оружия только два коротких ножа. А у тебя? У тебя есть оружие?
Он не выглядел человеком, оснащенным, как военный киборг. Обычные штаны, обычная куртка. Кобура отсутствовала.
– Не беспокойся за оружие. Все, что нужно, у меня есть.
Главное, чтобы у моего кипящего чайника не съехала крышка. Досада, раздражение и тревога – вот, что чувствовала я. А Пью, кажется, забавлялся.
– Идем. – Я встряхнула застегнутый и заново упакованный рюкзак, чтобы плотнее утрамбовались вещи. Закинула его на плечи, протянула слепому руку. – Мы не можем сидеть здесь вечно. Я поведу тебя.
Ответный жест не случился. Пью как сидел у изгороди на земле, так и остался сидеть – руку мне не протянул.
Лишь спустя паузу изрек:
– Кристина, какое сейчас время суток?
– Ночь.
– Ночь. – Он, кажется, пытался натолкнуть меня на очевидные выводы, но я лишь сильнее раздражалась. – Когда мы попали сюда, сколько времени было в нашем мире?
– Не знаю… Полночь.
– Сгенерированное ключом пространство почти всегда копирует исходное время суток, если не было иного запроса…
«Откуда у него все эти познания?»
– … значит, здесь сейчас тоже почти час ночи. Что именно ты хочешь исследовать уставшая? Думаешь, твоего внимания будет достаточно для того, чтобы оперативно справляться с проблемами?
– А если нас попросту сожрут какие-нибудь твари? Пока мы тут сидим…
– Не сожрут.
– Откуда ты можешь это знать?
– Я их не чувствую.
Мне хотелось, совсем как в детстве, колотить руками и топать ногами. Он был рационален, он был, наверное, логичен, но он бесил. Хотелось едко возразить по поводу его «я их не чувствую», но что-то останавливало. Возможно, он действительно чувствовал больше, чем я. Но как не рваться в бой, как не пытаться действовать?
– Сейчас, – прочитал мои мысли тот, кто сидел на земле, – разверни свое одеяло. И ложись спать. Мы выдвинемся утром.
– Спать?
– Спать.
«Тебе нужны силы».
Наверное, он был прав – не хотелось этого признавать. День был длинным и сложным, к вечеру я устала. Плюс стресс, плюс попытка оторваться от «врага», случайное использование ключа, шок сознания. Я до сих пор отказывалась поверить, что перенеслась куда-то, что нахожусь очень далеко от привычных мест – это заставляло нервничать, погружало в безумный сюр. Хотелось под подушку, накрыться ей и одеялом, хотелось спрятаться и… успокоиться, отдохнуть.
– Ты прав.
– Мне нравится, когда ты это говоришь.
– Еще бы… Все мужики одинаковые. Вы нас любите, покуда мы признаем вашу правоту…
Удивительно глубокими были его незрячий взгляд и застывшая полуулыбка на губах. Показалось, что в чужой черепной коробке плывут пласты недоступных мне размышлений и воспоминаний. Никогда туда не пробиться, никогда их не раскопать.
Вздохнув, я принялась доставать из рюкзака одеяло. Кажется, снаружи достаточно тепло, чтобы спать, не укрываясь. Если укроюсь, места на двоих не хватит, а Пью не должен отморозить пятую точку. Ночи – они и есть ночи. Даже летом бывают холодные.
«Пью», – хотела позвать его я, но запнулась. Поняла, что не могу больше так его называть – кличка ему не шла. Не тому человеку, на лицо которого я сейчас смотрела.
– Как тебя зовут?
– Назови меня любым именем, которое тебе нравится. – Он даже не задумался об ответе.
– Все называют тебя Пью. Слепой Пью.
– Пусть так.
Ему было все равно. Но ведь у него имелось настоящее имя, и он совершенно точно его не забыл.
– Предлагаешь продолжать тебя так называть? Когда на нас нападут враги, орать: «Пью, на три часа! Бей!»
Он смеялся. Он вообще легко позволял себе смеяться, и мне в нем это нравилось.
– У тебя хорошее чувство юмора.
– Я хочу знать настоящее имя.
Он уловил мою серьезность. И мое намерение «ковырять». Молчал долго, даже взгляд раскосых глаз, который, как выяснилось, меня чуть-чуть поддевает и чуть-чуть возбуждает, сделался тяжелее.
– Называй меня Эггерт.
Что-то сложное мелькнуло в серых глазах.
– Это твое имя?
Почему-то мне показалось, что да, этот фрагмент принадлежит миру «Пью», является его частью. Но далеко не центральной.
– Одно из.
– Одно из?
Я вдруг поняла, что большего он все равно не скажет, бесполезно давить.
Хорошо, Эггерт так Эггерт, я вздохнула.
Указала на расстеленное на земле фольгированное одеяло, спохватилась, что жестов он не видит.
– Я расстелила «лежанку». Ложись. Здесь хватает места на двоих.
Постаралась выдать это ровно, без пошлого подтекста.
– Я посижу. – Он смотрел на меня и мимо. Ветер стих полностью, кажется, даже потеплело. – Подежурю пару часов на всякий случай.
Все-таки он не прост, и он гораздо серьезнее, чем кажется на первый взгляд, подумалось мне.
– Если от сидения на земле к утру разобьет невралгия, ты будешь бесполезен как «защитник».
– Очень хочешь, чтобы я улегся рядом с тобой?
Кажется, его улыбка все сочилась двойным смыслом. Черт.
– Защемление седалищного нерва – хуже, чем просто лежать вдвоем, – процедила я почти зло.
– Не беспокойся, – у него снова мягкий обволакивающий голос, – я не замерзну. Но согрею тебя, если замерзнешь ты.
У меня замерло дыхание на этих его словах. Что-то теплое, что-то глубокое и невероятное ощутилось в воздухе.
– Просто обниму, – пояснил он, но ощущение глубины не пропало.
Я покачала головой, понимая, что она перестает соображать. Пусть сидит, если хочет, – я спать. Сложно будет уснуть в этом странном месте, но мне нужны силы, чтобы совершить марш-бросок утром. И потому я усну.
*****
Я проснулась по внутренним ощущениям часа в три ночи. Не потому, что замерзла, и не потому, что за моей спиной спал Пью.
«Эггерт» – нащупало взбудораженное сознание его новое, пока непривычное мне имя. «Он – Эггерт…»
Меня что-то напугало. Перевернувшись на спину, я поняла, что лабиринт внешне изменился – от листьев почти пропало свечение. Из зеленых они сделались почти черными; в растительных коридорах царила
