меня Арсен, затем двигает к себе ватман, выхватывает у меня из рук карандаш и начинает исправлять мое художество.
Мне хочется протереть глаза, чтобы удостовериться в том, что рисующий Герасимов не плод моего воображения. И знаете что? Ему, черт возьми, действительно удается исправить моего Джокера (не то чтобы я призналась в этом вслух) на милого клоуна.
— Долго вы будете бездельничать? — поднимет на нас голову Арсен.
— Бездельничать это по твоей части, Герасимов, — возвращаю ему шпильку, на что он коротко улыбается, как будто я сделала ему комплимент.
Через час у нас наполовину готовая стенгазета, которую дорисовывать я буду уже в понедельник после уроков. Я не признаюсь в этом и под дулом пистолета, но Герасимов действительно нам помог. И, возможно, без его помощи мы бы не справились так быстро. Возможно.
Мне даже захотелось его поблагодарить, ровно до тех пор, пока он не произносит:
— И чтоб вы без меня делали!
— Прекрасно проводили бы время, — фыркаю, хватаю банки с водой и иду их мыть. Ваня следует за мной с кистями, а Герасимов уже навострил лыжи на выход.
То, что он просидел с нами полтора часа сродни чуду. Этот парень и сорок пять минут урока с трудом выдерживает. Обычно его выгоняют в самом начале или посередине, поскольку он, Долматов и Грачев срывают уроки. Эти трое сеют вокруг себя хаос. В последний раз болваны довели историчку до нервного срыва тем, что играли на задней парте в карты на деньги. Они позволяют себе слишком много, как для одиннадцатиклассников. Каюсь, меня бесит, что подобные выходки сходят им с рук. Конечно, во многом благодаря Долматову, чей отец чертов магнат, а также главный спонсор нашей школы.
Раздается хлопок двери. Герасимов даже не удосужился попрощаться. Ну и ладно. Больно надо.
Мы стоит бок о бок с Ваней и моем в раковине кисти от красок, когда он спрашивает:
— Почему Герасимов остался?
А действительно, почему?
— Не знаю, — пожимая плечами, честно отвечаю. — Может, совесть проснулась?
Ваня скептически хмыкает. Ну да. Где совесть, а где Герасимов.
Наведя порядок, я перекладываю стенгазету на последнюю парту, чтобы она высохла до понедельника. Взяв свои вещи, мы с Литвиновым выходим. Нам по пути, поэтому Ваня вызывается меня проводить, и я не отказываюсь. Вдвоём веселее.
Мы уже собираемся выйти за ворота школы, как вдруг черная иномарка резко преграждает нам путь. Из машины раздается громкая музыка. От накрученных басов у меня уши в трубочку сворачиваются. Играет какой-то жуткий рок, отчего я морщусь. Тонированное окно медленно опускается, и я вижу Долматова. С кривой полуулыбкой он смотрит прямо на меня, хоть и за стеклами его чёрных очков нельзя знать наверняка, я чувствую этот заинтересованный взгляд.
Я уже собираюсь возмутиться, как Долматов нахально заявляет:
— Крошка, запрыгивай. Подвезу!
Крошка? Он что, под кайфом? Перепутал меня со своей недельной подружкой?
Возмущенно надув щеки, выпаливаю:
— Я тебе не крошка, Долматов! Катись отсюда!
Кто-то стучит ему по плечу, но парень только небрежно отмахивается. На пассажирском сиденье сидит знатно прифигевший Сёма Грачёв. Клянусь, он таращится на своего друга так, будто у того выросла вторая голова.
— А для кого крошка? — прищуривает он глаза, точно пытаясь прочесть мои мысли. — Для него? — кивком головы указывает на Литвинова. — Или может… — прищелкивает языком, как будто задумываясь, а затем опускает заднее стекло, где сидит злой как собака Герасимов, — для него?
Арсен раздраженно закатывает глаза, трёт переносицу и бормочет под нос ругательства. Моя челюсть падает на пол. Да он серьезно, что ли?
— Заканчивай с этим цирком, Дар. Утка сейчас в обморок грохнется от переизбытка чувств, — произносит Герасимов.
Долматов тихо смеётся.
Прекрасно, похоже я стала их новой «забавой»!
— Тебе виднее, Арс, — лукаво ухмыляется. — Кстати, ты приглашена на мою вечеринку в следующую субботу. Дресс код: короткое и облегающее. Не разочаруй меня, утка! — подмигнув, Долматов жмет на газ и машина срывается с места, так и не дав мне сказать, чтобы он засунул своё приглашёние себе в… Ну, вы поняли куда.
— Какие идиоты! — с сердцах кричу.
— С каких пор Долматов зовёт тебя на вечеринки? — с озадаченным видом поворачивается ко мне Ваня.
Если бы я знала. Для меня это не менее неожиданно.
Никто. Никогда. Не звал меня на вечеринки. На них я была так же неуместна, как Герасимов, Долматов и Грачев в церковном хоре.
— Это просто шутка, — сухо кидаю. — Ты же их знаешь.
— А если не шутка?
— Я все равно не пойду, — без тени сомнения изрекаю.
Во-первых, мне это не интересно, а во-вторых, меня все равно родители не отпустят. К тому же Долматов не мог говорить это всерьез. Напоминаю: я состою в школьном совете. Клубе ботаников. Мы лузеры. Ручаюсь, уже в понедельник Долматов забудет о своем предложении и найдет новую жертву для своих тупых шуточек, которые понятны только ему одному.
Арсен
Меня бесит до скрипа зубов скалящаяся рожа Дара.
Да он серьезно, что ли? Утка и вечеринка? Прошу заметить, наша вечеринка. Та самая, куда хорошим девочкам вход воспрещен. Где главное правило: отрывайся и беспредельничай.Впиваюсь испытывающим взглядом в Долматова, но тот ухмыляется мне в зеркале и подмигивает. Говнюк.
— Дар, ты накурился? — спрашивает ошарашенный Грачёв. — Ты только что позвал королеву зануд на нашу тусовку?
— Ну может, не такая она и зануда, — беспечно хмыкает Долматов, лукаво на меня косясь. — Спроси у нашего тихушника. Он тебе больше расскажет.
Раздраженно закатываю глаза, откидываясь на сиденье.
Кретин никогда не угомонится.
— Я же тебе сказал, что между нами ничего нет.
— Именно поэтому ты с ней проторчал сегодня целый час, — замечает Дар. — Ага. Совершенно ничего.
— Если ты не вкурсе, меня наказали, — указываю рукой на свою подбитую скулу.
— С каких пор ты начал отбывать наказания? — хмурится Сёма.
Черт! И этот туда же! Почему у меня друзья такие любопытные засранцы?
— Я не мог уйти, — ворчу себе под нос, уже жалея что остался.
Мне стоило поднять свой зад и выйти из художественного класса. И уж точно не нужно было помогать Нине и этому задроту Литвинову рисовать дурацкую стенгазету.
Эй, это занятие не для парней,
