— Ты в порядке? Кай любезен с тобой?
Я фыркаю и закатываю глаза, даже если она не может видеть меня. Роуз отвечает, все это время глядя на меня.
— О да, он наилюбезнейший, наиприятнейший, самый заботливый человек с самым деликатным отношением к больным, которое только можно встретить.
Валентина смеется, вызывая еще больше помех, словно она не может прижать телефон к лицу достаточно сильно.
— Да, это похоже на него. Но, кроме этого, тебе что-нибудь нужно, ты в порядке? Я знаю, сейчас все странно, но скоро мы сможем увидеться, обещаю. Я очень скучаю по тебе.
Роуз с трудом сглатывает и смотрит на телефон так, словно боится смотреть куда-нибудь еще, особенно на меня.
— Я тоже скучаю по тебе, Вэл. Не могу дождаться встречи с тобой.
— Когда все это закончится, мы с тобой сможем осквернить могилы моего отца и Сэла.
Роуз застывает, все ее тело напрягается как тетива.
— Ч-что?
— Сэл и мой отец. Они оба мертвы, и они заслужили это. Я знаю, ты не получила облегчения, в котором наверняка нуждалась, и мы можем сделать все необходимое для этого.
Роуз переводит на меня взгляд. Огонек в них испарился. Теперь они окутаны мраком и пустотой ― взгляд, который я ненавижу больше всего на свете. Она вырывает телефон у меня из рук и бросает его через всю комнату, едва не задев камин. Когда я смотрю на нее вновь, она уже ушла, уносясь в свою комнату с крепко сжатым в руке фруктом.
Голос Вэл раздается через всю комнату. Я поднимаюсь с дивана и поднимаю телефон с мягкого ковра перед камином.
— Валентина?
— Да, я здесь. Что случилось? Где Роуз?
Я смотрю на место перед ее дверью.
— Думаю, я сильно накосячил. Она не знала об их смерти. Я должен был сказать ей? Я думал об этом, но я не был уверен как, захочешь ли сделать это ты или Адриан. Черт, она только начала разговаривать со мной полными предложениями.
— Ох, Кай, кто-то должен был сказать ей. Но почему она злится? Казалось бы, она должна быть рада, что их больше нет.
Я смотрю на дверь, одной рукой держа телефон, другой сжимая бедро.
— Я думаю, твоя кузина может быть чуть более кровожадной, чем ты.
— Что это должно значить?
Я вновь сажусь на свое место, ноутбук ощущается холодным на моей ноге.
— Я думаю, она хотела убить ублюдков сама. Интересно, она планировала убить твоего отца или только Сэла.
Валентина издает шокированный вздох.
— Что? Нет, Роуз не смогла бы сделать нечто подобное.
Я храню свои мысли при себе, потому что Роуз, которую я знаю, могла бы убить этих людей, и она получила бы от этого массу удовольствия. И я бы ни капли ее не винил.
— Так что теперь? — спрашивает она.
Я трясу головой и обращаю свое внимание на пылающий огонь.
— Мы подождем, и, возможно, найдем способ помочь ей пройти через это.
— Помимо этого инцидента, с ней все в порядке? Какие-нибудь еще проблемы?
— Тебе не о чем волноваться. У меня все под контролем, и я защищу Роуз ценой своей жизни, ты знаешь это.
Мы сидим в тишине с минуту, и только треск огня нарушает ее. Затем она шепчет:
— Сбереги ее. Я прошу лишь об этом. Надеюсь, ты скоро вернешься домой, Кай. Адриан скучает по тебе.
Я улыбаюсь, потому что слышу по ее голосу, что она тоже по мне скучает, но Валентина не посмеет сказать этого, пока Адриан скорее всего дышит ей в шею.
— Я тоже по всем скучаю. Мы с Роуз скоро вернемся домой. Не волнуйся обо мне.
На этот раз отвечает глубокий голос Адриана.
— Мы не волнуемся, ублюдок. Нас бесит, что эти шаги вообще потребовались. Наведи порядок и возвращайся домой.
Я улыбаюсь и вешаю трубку. Приятно слышать, что они оба скучают по мне. Что им обоим не все равно. Когда встаю, я бросаю телефон в камин и иду на поиски Роуз.
Дверь не заперта, когда я проверяю ручку. Я нахожу ее сидящей у балконного окна и смотрящей на снег. Он наконец прекратился, но несколько футов скопилось на улице, почти загораживая вид с того места, где она сидит.
Я сажусь на край ее измятой постели.
— В чем дело?
Роуз не смотрит на меня, лишь продолжает рисовать ленивые узоры на запотевшем стекле.
— Я ненавижу это. Ненавижу, что вновь оказалась жертвой. Ненавижу, что теперь их нет, и я не могу заставить их даже на мгновение прочувствовать то, через что они меня заставили пройти. — В ее тоне звучит резкость и раздражение, и я уважаю это. От этого звука у меня почти появляется стояк.
Я пересекаю комнату и присаживаюсь рядом с ней, чтобы лучше видеть ее лицо.
— Но, в конце концов, именно они мертвы, а ты все еще жива.
— Большое дело, учитывая, что я нахожусь взаперти в горах, боясь говорить с людьми и выходить на улицу. — Роуз поворачивается ко мне лицом, опуская руку на согнутое колено. — Я думала, может, месть приведет меня в чувство. Это могло помочь мне стать той, кем я была раньше. Не настолько объятой ужасом…
Роуз замолкает, а я сажусь и притягиваю ее в свои объятия. Она застывает, напрягая плечи и становясь неподвижной.
— Я говорила тебе не трогать меня.
— Ну, не повезло, потому что я планирую трогать тебя. Часто. Каждый день. Контактная терапия ― это вещь. Посмотри. По крайней мере, мы сможем понемногу избавиться от этого страха.
Роуз не шевелится, когда я прижимаю ее к себе.
— Я не думаю, что это работает.
— Терпение.
Еще через минуту она вырывается из моих рук.
— Не трогай меня.
На этот раз я тянусь, чтобы взять ее за подбородок, и она ударяет меня по руке.
Я улыбаюсь. Ее лицо из разгневанного становится растерянным.
— Что?
Я встаю на ноги и ухожу. Пусть она подумает об этом какое-то время сама.
8
РОУЗ
Я чувствую руки Кая на моей коже, и я закрываю глаза напротив его лица во тьме. Это мой единственный способ защиты. Я давно поняла, что он вредит мне сильнее, только когда я сопротивляюсь. Или Кай бросает небольшое оскорбление из-за дополнительных усилий с его стороны. Что-то обвивает мои ноги, и мне кажется, что он меня связывает. Кай никогда этого прежде не делал, потому что я перестала ему сопротивляться и позволяла делать, что ему хотелось.
Нет. Я не могу позволить ему связать меня. На этот раз я борюсь, сражаясь с сухими пальцами его рук, когда он раздвигает мои бедра. Что-то еще обвивает мои руки, но я не вижу, что это. Я чувствую лишь ограничители и его. Он так сильно раздвигает своими руками мои бедра, что у меня останутся синяки в тех местах, где он впивается своими пальцами.
— Прекрати! — кричу я. Поскольку обычно я не говорю во время этих… нападений… я ожидаю, что он хотя бы замешкается, но он не делает этого. Ничего не выходит, и я поднимаю руки вверх, отталкиваясь, прежние ограничители исчезают с моих запястий, но все еще сковывают мои ноги.
Слезы стекают по моим щекам, и я бормочу:
— Прекрати, прекрати, прекратипрекратипрекратипрекратипрекрати, — но ничего не меняется. Ни твердое прикосновение к моим бедрам и ногам, ни резкий запах его дыхания у моего лица, ни жесткое стискивание его рук.
Я ничего не могу поделать, и если мне придется пройти через это еще раз, я не выживу во второй раз.
Я кричу, в ушах звенит от громкого крика, а потом я открываю глаза. В комнате светло, несмотря на тьму за окном. Каким-то образом снег за моим окном сам по себе излучает свет.
Я в своей постели. Одна. Мое лицо, мои щеки, моя шея мокрые. Руки запутались в одеяле, ноги ― в простыне, которую я откинула к изножью кровати.
Я издаю болезненный всхлип и выпутываю руки из постельного белья, затем освобождаю ноги, так что я лежу на мокрой от пота кровати в футболке, сбившейся на талии. Я смотрю на свое тело, на животе все еще виднеются шрамы и местами розовые следы после нападения Сэла.
Мне снился кошмар о том, что я снова там. Вновь оказалась под его контролем без возможности выбраться.
Кошмары начали отступать. По крайней мере, я так думала. Может, сегодняшний разговор с Валентиной, услышанные имена этих ублюдков, заставили меня вернуться туда. Я замедляю дыхание, концентрируясь на длинных глубоких вдохах, даже когда сердце бешено колотится в груди.
