Одно время мне очень хотелось рассказать о ней дяде Ване. Он-то, в отличие от меня, реалист и прагматик. Но, я то никак не могла застать его на рабочем месте, а разговор не телефонный, то потом просто стало как-то не до того.
И вот, только-только я пытаюсь взять себя в руки и начать работать спокойно, как ещё тот рыжий хам из выпускного класса активизировался! Тот самый, которого когда-то на первом моем уроке так хорошо осадил Зимин.
Теперь он почти на каждом занятии норовит поддеть меня при одноклассниках. Мелет какую-то чушь на тему того, что я якобы когда-то дала надежду Зимину на отношения, а потом «кинула».
Спустя пару недель подобного троллинга, я поняла, что очень устала от этого идиота. Хотя знаю, что шила в мешке не утаишь - Зимин действительно вел себя по отношению ко мне весьма недвусмысленно. В таких небольших и закрытых коллективах, как школа или детдом, подобное помнят долго.
В день ЕГЭ по русскому я, вконец измаявшаяся, вдруг увидела его в числе явившихся на экзамен. Это стало хотя бы небольшим облегчением его участи - если бы он «просквозил» такой важный экзамен, ему бы точно не простили. Даже результаты не так важны, как сам факт присутствия.
Обстановка в школе в тот день предусматривалась как особо торжественная. В огромном и холодном спортивном зале для одного маленького по численности класса зачем-то выставили парты, стулья и накрытый белой скатертью длиннющий стол.
Стол, само собой, предназначен для экзаменационной комиссии. Увенчивает его неуместная и громоздкая хрустальная ваза с красными розами. Но всем учителям эта обстановка нравится, или же они делают вид.
Войдя, я только мельком взглянула на небрежно развалившегося за партой, одетого в черную толстовку с кислотно-ярким принтом Зимина. Он же, не стесняясь, начинает «поедать» меня глазами. Ведет себя так, как будто мы здесь одни.
Жаль, что Зимин не подозревает о моей задумке попытаться хоть как-нибудь, незаметно подсказать ему по тестам. Теперь этот план точно провален.
Не выдержав игру «в гляделки» первой и боясь быть замеченной в таком пристальном внимании ко мне со стороны ученика другими членами экзаменационной комиссии, я позорно сбегаю из зала под предлогом принести еще ручек и чистой бумаги из учительской. Не хватало еще, чтобы подумали, что мы с ним в сговоре!
В учительскую я все же захожу, и несколько минут просто стою у окна. Наблюдаю издалека за младшей школьной группой во дворе детдома. Оборачиваюсь из-за странного ощущения, как будто на меня кто-то смотрит. В проёме открытой двери стоит Зимин.
- Ты что тут делаешь?! – вздрагиваю.
- Я думал, ты хотела поговорить, - откликается он, запросто заходя в учительскую. Феерическая наглость.
- Я? С чего вдруг?
- Ну, ты посмотрела… на меня… и ушла, - неторопливо объясняет.
- Потому что ты пялился на меня как ненормальный, – перехожу на сердитый шепот, - а я тебе подсказать хотела, между прочим. Как тебя отпустили?
- А я уже закончил, - он улыбается, - и сдал работу.
Смотрю на него в удивлении, на такого спокойного и безмятежного. Конечно, что ему уже этот интернат? Сегодня все ученики здесь в блузках и светлых рубашечках, хоть и в казенных, страшненьких. А он один как вечный анархист, в черных джинсах и в такой вызывающей черной толстовке с капюшоном.
Внезапно в учительскую забегает завуч. Мне делается не по себе от неловкости ситуации, Зимину же, как обычно, все равно.
- Это ещё что такое?! - вскидывается она на него, - в учительскую нельзя заходить. Ты разве не знал? Чего тебе?
- Ничего, - дерзко отвечает он и выходит. Она вопросительно смотрит на меня, а я только развожу руками.
- Сказал, что уже сдал работу. Спрашивал, можно ли домой, - выдаю ей первое, что приходит на ум.
- Зимин мало того, что плевать хотел на высокую комиссию из городского отдела образования, - закипает, как чайник, Татьяна Ивановна, - положил бланк, кое-как заполненный и все, справился! Так ещё расхаживает тут. А в учительской документы, между прочим. И личные вещи преподавателей!
Я стою как истукан, совершенно не представляя, что на это все можно ответить. Добавляю зачем-то, что Зимин уточнял, когда будут результаты.
- Какие результаты? У него бланк пустой, галочки за минуту «от фонаря» наставил, - продолжает возмущаться она, - дворник он будущий, вот кто! И алкаш, попомните мое слово. А вы-то, кстати, почему не на ЕГЭ, Антонина Сергеевна?
Теперь она смотрит уже на меня с подозрением.
- Извините, я как раз собиралась идти, - выпаливаю, собирая запасные ручки и бумагу, - вот, вдруг кому-то понадобится. Уже бегу!
Что я, собственно, и делаю, пока она провожает меня недоверчивым взглядом. В одном из поворотов коридора резко торможу оттого, что кто-то хватает меня за запястье и сильно дергает на себя. Затягивает в пустой класс. Мне даже не приходится гадать, кто это! Бешусь.
- Ты, я вижу, никак не угомонишься?! – хмуро смотрю на Зимина исподлобья, - хочешь, чтобы меня уволили отсюда со скандалом?
- Тише, - он закрывает за нами дверь, - не ори так.
- А ну-ка выпусти, Зимин, я тороплюсь, - говорю ему серьезно.
- Но мы не договорили…
Игнорируя его, я возмущенно разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и иду к окну. Там меня парализует.
Я вижу на заднем дворе школы ту маленькую кошмарную девочку, Аню Маркину, играющей среди детей. Большеголовая, несуразная, в каком-то заношенном тряпье, она просто стоит посреди двора и беззубо улыбается.
Данил неслышно подходит и встает где-то рядом. Девочка явно замечает его, и приветственно взмахивает ему рукой. Глядит прямо в наше окно. Я стою, оцепеневшая, наблюдая, как он машет ей в ответ. Потом оборачивается ко мне.
- Тош, ты в порядке? – искренне удивляется моему побледневшему виду.
- Кто это? – я указываю на девочку одними глазами, боясь шелохнуться.
- Это? Котёнок, - он как-то тепло усмехается, - а ты че, котенка, что ли, испугалась?
- Какой ещё котенок?
- Катя Иваковская.
- Как.. Катя?! А не Аня Маркина?
- Это она тебе сказала, что Аня Маркина?! Жестко, - Зимин смеётся, - боялась, наверное, чтобы ты ее не нашла потом. И чтоб не наказали. Это она позвала тебя ко мне, ну, в тот день… Я не просил – честно!
- Да зачем? - обалдеваю.
- Хотела помочь! Видела, как меня кроет, - снова смотрит пристально, - и все знали, из-за кого. Прикинь…
Я намеренно пропускаю мимо ушей его последнюю фразу.
- А почему она в школе не учится со всеми?! Что-то я ее не помню среди учащихся.
- Потому что их отдельно учат.
- Кого это их?
- Таких, как она. Больных детей, - он разъясняет на удивление терпеливо, - у них одна училка по всем предметам, и одна группа всех возрастов. Ты бы ее по-любому сама никак не нашла.
На какое-то время мы оба замолкаем. Вот так все мои мистические страхи Зимин разом сваливает, как тяжелый камень с души! Остаются лишь жалость и сочувствие к этому больному, добросердечному Котёнку, которая так нелепо и своеобразно, но, видимо, от души попыталась помочь Данилу.
- Ты знаешь, она вообще-то нормальная девчонка! - вдруг говорит Зимин, и от этих его слов во мне просыпается даже что-то вроде нежности к нему. Это настолько трогательно, что я, в свою очередь, признаюсь:
- Слушай, а я-то! Если бы ты только знал, каких я себе «мультиков» на эту тему накрутила! Еще бы чуть-чуть, и мне бы начали сниться кошмары...
Он ласково хмыкает, придвигаясь ко мне поближе. И, видимо, собирается пошутить или сказать что-то ободряющее, как дверь в класс открывается. Немая сцена! В проеме двери завуч с открытым ртом, и мы с Зиминым рядышком, у окна.
Глава 13 Жесть
- Ээ.. Татьяна Ивановна, мы.. Вернее, Зимин попросил меня о консультации! - вру я, конечно, слабенько.
Она хмурится. Перебивает меня:
- Антонина Сергеевна! Я проработала в этом заведении больше пятнадцати лет. Скажите, уж будьте любезны. Похожа я на дуру?!
