что задержан подозреваемый. К счастью для меня, я знала, кто был подозреваемым, и смогла добавить это в свой отчет.
Вместе с моей своевременной фотографией.
Имя Дрейвена Слейтера красовалось на первой странице Tribune, не в первый раз и, конечно, не в последний. Я собиралась рассказать об этой истории от начала до конца — о том, как молоток судьи ударил по деревянной колодке, приговаривая убийцу к пожизненному заключению.
Я рисковала тем, что уже знала конец своей истории. Журналисты обычно не предполагают, что главный подозреваемый виновен, и обычно я гордилась тем, что могу быть непредвзятой. Но моя интуиция кричала, что Дрейвен — преступник, и, хотя ему удалось избежать тюремного заключения за свои предыдущие аресты, я сомневалась, что ему удастся вырваться на свободу в этот раз.
Репортаж и написание этой истории могли бы оставить след в этом городе. Это может сделать мою карьеру здесь. Мое имя. И это может стать историей, которая заполнит дыру в моей жизни.
Пока полиция и прокурор работали над созданием дела против Дрейвена, я была бы рядом с ними, сообщая все, что они мне подбрасывали. А поскольку Шеф в данный момент был не слишком разговорчив, я бы и сама немного покопалась.
Я была в восторге от перспективы настоящего журналистского расследования.
Дверь позади меня открылась, и БиКей вышел, вытирая руки о тряпку. Его черный фартук свисал до колен. — Привет, Брайс. Не думал, что ты еще здесь.
— Уже ухожу. — Я встала со стула и сложила свежую газету пополам, а затем сунула ее в сумочку. Я пришла еще до рассвета, чтобы помочь папе и БиКею закончить печать, а затем упаковать газеты и подготовить их к приему курьера. После того как мальчики и девочки уходили к родителям, я забирала свой экземпляр.
Этот был на память.
— Ты идешь домой? — спросила я. Папа уехал тридцать минут назад.
— Как только все закончу.
— Всего хорошего, БиКей. Спасибо.
— И тебе. — Он помахал рукой, исчезая обратно в пресс-зале.
Мы с БиКеем пересекались только по утрам в среду и воскресенье. Он работал в нечетные часы, в основном приходя ночью перед тиражом. Иногда он занимался обслуживанием прессов, опять же предпочитая работать по ночам. Иногда он занимался доставкой рано утром, если нам не хватало помощников.
Как и другие сотрудники, включая меня саму, БиКей усердно работал на отца. Однажды я надеялась вызвать такую же преданность и у сотрудников газеты.
Я еще раз улыбнулась газете, вспоминая реакцию отца на мой рассказ. Когда я сдала его в пятницу вечером, на его лице появилась ухмылка, как у чеширского кота. Папа не хотел, чтобы я копалась в Tin Gypsy, но он не возражал против того, чтобы сообщить об убийстве и первыми объявить Дрейвена Слейтера главным подозреваемым.
Вчера вечером он вместе с БиКеем пришел в редакцию, чтобы убедиться, что газета вышла без заминок. Моя история вдохновила отца. Он знал, что я буду продолжать копать, выясняя все, что смогу об убийстве. Он не сказал ни слова, чтобы остановить или замедлить мой прогресс. Хотя он предостерегал меня: Дэш Слейтер не позволит своему отцу так просто сесть в тюрьму.
Зевая, я вышла из буфета, оглядывая пустые столы. Было шесть часов утра, и как только БиКей уйдет, сегодня уже никто не будет работать.
За исключением Арта, который был секретарем и охранником на протяжении почти двух десятилетий, сотрудники работали по гибкому графику. Отцу было все равно. Мне тоже, пока все укладывались в сроки.
Сью отвечала за объявления и, как и я, предпочитала работать по утрам. Джордж, который занимался рекламой, приходил до полудня, как раз чтобы успеть записаться, взять горсть механических карандашей и блокнот, а затем отправиться на встречу за обедом, которую он назначил накануне. А Уилли, коллега-журналист, испытывавший отвращение к своему столу, приходил каждый вечер около шести или семи часов, заносил свою последнюю статью, а затем исчезал туда, куда исчезал Уилли.
Это был другой темп, работа здесь. Далеко от хаоса телевидения. Здесь не было визажистов и парикмахеров, преследующих меня за каждым углом. Не было камер, следящих за моими передвижениями. Никаких продюсеров, лающих приказы.
Никакого давления.
Поскольку здесь было тихо, я часто оказывалась одна. А в хорошие дни — наедине с папой. Он работал всегда, когда нужно было работать, что для газеты, в которой работало всего шесть человек, было часто. Это позволяло нам проводить много часов, работая каждый за своим столом независимо, но все же вместе.
Я открыла входную дверь и повернулась, чтобы запереть ее. Моя машина ждала на первом парковочном месте, но я была слишком взвинчена, чтобы ехать домой. Прошлой ночью я спала не более нескольких часов, и пройдет еще какое-то время, прежде чем я усну.
Поэтому я направилась к тротуару, пройдя три квартала в сторону Central Avenue. Я надеялась, что водители сегодня работают быстро, доставляя газеты в руки наших читателей.
Мне жаль, что сегодняшний заголовок стал возможен только потому, что оборвалась жизнь женщины. Хотя я наслаждалась захватывающей драматической историей, грусть и трагедия, скрывающиеся под ней, были душераздирающими. Я не знала, кем была жертва, была ли она хорошим человеком. Была ли она любима или потеряна.
Я мало чем могла помочь ей, кроме как рассказать факты и сообщить правду. Я бы пролила свет на ее жизнь и смерть.
Мое первоначальное впечатление о Шефе Вагнере было положительным. Но у меня было ощущение, что он привык держать народ Клифтон Форджа в неведении.
Больше нет.
Если я что-то узнавала, я делилась.
Солнце светило ярко, даже так рано утром. Прохладный воздух освежал мою кожу и легкие. Я глубоко дышала, пока шла, запахи, доносимые легким ветерком, напоминали мне о лете в детстве.
Обычно Монтана была прекрасна в начале июня, но в этом году она казалась особенно красивой. Возможно, потому что это была моя первая весна после двух десятилетий жизни в Сиэтле.
Деревья казались более зелеными. Небо голубее, больше. С тех пор как я переехала, я не проводила много времени, осматривая город, но пока я шла, я чувствовала желание увидеть все. Я была готова сделать этот город своим, стать частью общества.
Клифтон Фордж был домом.
Я дошла до Central Avenue и повернула направо. В двух кварталах ниже находилось кафе, которое звало меня по имени. Почти все предприятия и офисы, заполнявшие эту улицу, были закрыты в этот час, их окна были темными. Открытыми были только кофейня и кафе через дорогу.
В Клифтон
