— Д-д-да, офицер, — почти салютую, и Лысую Башку передергивает. Похоже, это удостоверение такое же настоящее как деньги, которыми мы играли в детском саду. Сами рисовали, сами играли…
— Можно подробнее? — учтиво спрашивает Босс, он вообще здесь самый воспитанный и выдержанный. Что поделать, положение обязывает. Сама такая весь последний месяц без родителей.
Как могу, путаясь и заикаясь, рассказываю в подробностях как Громовы явились на заправку, толкая автомобиль. И что остались на обед и даже по очереди приняли душ в гостевой комнате. Все рассказываю, поминутно.
— И больше вы их не видели? — спрашивает мужчина с квадратным подбородком.
Отчаянно мотаю головой, честность взгляда зашкаливает.
— Вы позволите осмотреть дом? — уточняет четвертый, похожий на хорька. Он у них еще вместо водителя.
Вообще-то я не должна позволять. Как минимум выяснить, на каком основании, а потом затребовать адвоката и свидетелей.
Но интуиция подсказывает, что они осмотрят дом и без меня. А вот где буду в это время я, вопрос. Поэтому молча отступаю в сторону.
Первым входит лысый, за ним идет мужчина с квадратным подбородком. После тот, что похож на хорька, замыкает шествие Босс.
Иду за ними с телефоном в руке. Мужчины обходят дом, останавливаемся перед моей комнатой. Рывком распахиваю дверь, и Босс с удивлением оборачивается, увидев портрет Громова.
— Даже так?
Невозмутимо пожимаю плечами.
— Он его не в-видел.
Мокрое полотенце и вода в душе как будто достаточно убедительны. А ведь есть еще моя мокрая голова в качестве доказательной базы. Но я молчу. Во-первых, я уже меньше заикаюсь, а во-вторых, чтобы не нарываться.
— Вы до этого дня были знакомы с кем-то из Громовых? — спрашивает Босс.
Закрываю глаза, всячески изображая страдание и горечь, и отрицательно качаю головой. Он понимающе хмыкает.
Мужчины выходят из дома, осматривают пикап. Но там никаких следов Марка нет, поэтому стою рядом, безучастно жуя сорванную травинку.
— Значит, сегодня выходной? — судя по взгляду, Лысая Башка не желает мириться с тем, что у меня нет никакой информации. Но мне решительно нечем ему помочь. Разве что могу подзаправить.
Машу руками в сторону заправочной колонки, при этом улыбаюсь так, чтобы прибывшие еще больше утвердились в мысли, что у меня не все дома.
— Нет, спасибо, — качает головой Босс, переглядываясь с подчиненными. Квадратная Челюсть поджимает губы, а Хорек садится за руль.
Я боюсь поднять глаза, чтобы не выдать свое ликование. Они уезжают!
— Надеюсь, вы понимаете о конфиденциальности нашего визита, — говорит Босс вкрадчивым голосом, который напоминает мне шипение ядовитой змеи. — У вас такой опасный объект, горючее имеет склонность загораться и взрываться. Так что я очень надеюсь на вашу рассудительность и здравый смысл.
Бронированный автомобиль выезжает за ворота, и я стягиваю с мокрых волос полотенце. Выжидаю еще некоторое время, и только когда убеждаюсь, что они не вернулись, иду в сторону подземного гаража.
Глава 7
Карина
Поднимаю подъемник на полметра и заглядываю внутрь. Марк мог отправиться в обход по нашему погребу, поэтому я не стала поднимать лифт полностью.
Но Громов сидит, привалившись к опоре, точно в той же позе, в которой я его спускала в гараж. И мне это не нравится.
— Держись, — предупреждаю на всякий случай и поднимаю платформу.
Громов не двигается, и я приседаю возле него на корточки. Голова откинута назад, глаза закрыты.
— Эй, — легонько трясу за плечо, — Марк, ты уснул?
Он с трудом разлепляет глаза, подернутые мутный пеленой, и пробует на мне сфокусироваться. А я даже через ткань слышу, какой он горячий.
Лихорадка. У парня началась лихорадка, и судя по его виду, врачебная помощь ему необходима прямо сейчас.
Я все понимаю. Босс с Лысой Башкой мне тоже очень не понравились. А еще у меня были самые разные мечты, некоторые довольно смелые. Но о том, чтобы Громов скончался у меня на руках в моем гараже, я не мечтала никогда.
Бегу к пикапу, заворачиваю за дом и подъезжаю к подъемнику.
— Марк, тебе надо в больницу. Срочно, — пытаюсь его поднять, но он неожиданно резко отбрасывает мои руки.
— Нет.
— Но у тебя жар, — пробую спорить.
— Дай мне жаропонижающее. Или у тебя дома нет лекарств?
Опять он обижает меня и мою семью недоверием!
— Есть, но проблему это не решает.
— Ты не повезешь меня в больницу, — он даже зубами скрипит от злости, и я сдаюсь.
— Хорошо. В больницу не хочешь, поедем к дяде Андронику.
— Куда?
— Сосед у нас есть. Ну как сосед, он живет в поселке, это недалеко, отсюда всего два километра. Мы весь поселок соседями считаем.
— Он врач?
— Да, но он не практикует.
— Ты уверена, что он будет молчать?
Марк говорит надсадно, с трудом, из его груди вырываются хрипы, а дыхание тяжелое и прерывистое. Похоже, он сам не понимает, насколько все плохо.
Хуже всего то, что дядя Андроник не то чтобы станет молчать. Девяносто процентов вероятности того, что он в принципе не сможет говорить. Тем более в такое время. Явись мы к нему с утра, возможно, у нас бы были шансы. А так все очень призрачно.
— Дядя Андроник любит выпить, — вздыхая, объясняю Марку, — поэтому его с работы выгнали. А доктор он был прекрасный, к нему весь поселок до сих пор ходит. Я к нему кота нашего носила, давно, года три назад. Вылечил.
— Так он ветеринар? — непонимающе переспрашивает Громов.
— Почему ветеринар? Он очень хороший врач, а хороший человеческий врач и кошку, и собаку, и даже козу вылечит. Тете Селене вон вылечил.
Марк непонимающе моргает, обессиленно роняет руку и снова закрывает глаза, а я осознаю, что наши переговоры слишком затянулись. Открываю дверцу, беру Марка под руки и пробую тянуть.
— Надорвешься, — шепчет он с закрытыми глазами, — я сам.
Он упирается здоровой ногой, цепляется руками, и я буквально заталкиваю его в машину. Достаю аптечку, там есть пластинка жаропонижающих. Впихиваю Громову таблетку сквозь зубы и даю запить водой. Завожу двигатель.
— Ты так и не объяснила, почему решила, что этот Андроник будет молчать? — не унимается Марк. Что бы я ни говорила, его выдержка и живучесть меня покоряют.
Или это начало действовать жаропонижающее? Тогда у него сумасшедший метаболизм.
Я ничего не отвечаю не потому, что не хочу разговаривать, а потому что мы уже приехали. Оставляю машину за воротами, вхожу в калитку. Здесь не заперто. И в доме, я уверена, все нараспашку. Но я все равно стучу.
— Дядя Андроник! Дядя Андроник!
И ног не чую от радости, когда слышу за дверью шаркающие шаги. Он не спит!
— Чего тебе, Каро? — дверь распахивается, и на пороге появляется помятая, чуть скособоченная, но громадная фигура дяди Андроника. — Чего голосишь?
Его взгляд мутный, но осознанный, от него пахнет спиртом, значит, снова пил без остановки на сон, а может и во сне прикладывался. Мне крупно повезло, что наш сосед пока держится на ногах.
— Калимера, дядь Андроник! Я собаку сбила, — говорю торопливо, — поможете, кирие?
И честно моргаю изо всех сил. Андроник смотрит на меня, словно переваривая слова, согласно кивает и выдает:
— Пойдем, — он приглашающе машет и разворачивается в сторону коридора, но я хватаю его за рукав.
— Не туда, кирие. В машину.
Он послушно идет за мной. Мы подходим к пикапу и останавливаемся возле Громова, откинувшего голову на сиденье. Некоторое время Андроник рассматривает мужчину, затем поворачивается ко мне.
— И где же собака?
— Там она, — неопределенно взмахиваю рукой, — а это ее хозяин. У него с ногой беда.
Мне стыдно, очень и очень. Прямо до слез жалко доброго Андроника. Но я по опыту знаю, что в таком состоянии как сейчас, он запоминает только начало разговора. А потом действует как зомби.
