– Это же весело! – смеясь, кричу в ответ, а в следующее мгновение птичкой слетаю в его руки.
– Весело, значит, – выдыхает Кирилл мне в губы. Адреналин зашкаливает, перемешивается рваное дыхание и я понимаю, что Агата в пролёте. – Дикая! – прижав меня к тому самому парапету, он касается моих губ обжигающим поцелуем и страсть огнём проходит по моими венам.
Контраст горячего мужского тела и холодных брызг вырывается стоном удовольствия, и Кирилл заглушает его очередным поцелуем, стремясь стать глубже, ближе.
– Поехали ко мне, – шепчет он, прикусывая мочку моего уха.
Одна его рука уже под юбкой, пальцы задевают край кружевного белья, заставляя меня выгнуться над пропастью. Попадись мы патрулю и закончили бы ночь в обезьяннике, но нам везло, а редким прохожим, таким же пьяным и отвязным, было глубоко плевать на целующуюся парочку.
– Чёрта с два, – улыбка не сходит с моих губ, и я отталкиваю Кирилла, – я не уезжаю из клуба с незнакомцами.
– Тогда завтра, – он снова подходит вплотную, крепко прижимая меня за талию и упираясь значительным аргументом своей заинтересованности, – в шесть вечера.
– Опять кино? – насмешка была ложью, сейчас я согласилась бы и на парк.
– Ресторан, Кира, – особое удовольствие видеть с каким желанием на тебя смотрит симпатичный мужчина. А уж когда он проводит по моей нижней губе большим пальцем… Возможно, и стоило нарушить собственные принципы, в виде исключения, – своих девушек я не вожу по дешёвым забегаловкам…
Громкий пронзительный звонок разрывает ночную тишину пустой квартиры, заставляет вздрогнуть и, чертыхнувшись, я срываюсь к сумке. Забыла сбавить звук!
– Да! – рявкаю негромко.
– Как обустроилась, любимая?
– Кирилл?!
Глава 11
Стоит смотреть кто звонит перед тем как отвечать.
– Как Сашка? – Кирилл знает, что спросить и, скрипя зубами, я иду на кухню.
Восемь квадратных метров не освещаются даже фонарём – как часто бывает, у него не хватает главного – лампы.
– Хорошо, насмотрелся мультиков и уснул, – я с ногами устраиваюсь на широком подоконнике.
Ещё пару лет назад он был заставлен цветами – в то время, когда мама была жива. На другом конце трубки тишина.
– Я люблю тебя! – ему не нравится моя откровенно издевательская усмешка.
– Перешёл к тяжёлой артиллерии? – перед подъездом паркуется чёрный Крузер, не новый, но даже отсюда видно, что ухоженный.
Кирилл раздражённо выдыхает. Удивительно, как мы срослись за это время – я знаю всё, что он сделает и что скажет. Даже представляю выражение его лица.
– Перестань быть такой острой! – острая, дикая, колючая и даже грубая. Всё это про меня и именно это и привлекло его в тот вечер. – Отзови иск.
– Нет.
– Кира, – бьюсь об заклад, он собирается сказать что-то насчёт моей глупости и упёртости, но вовремя затыкается. Меня Кирилл изучил не хуже, чем я его. – Я буду настаивать на сохранении брака, – наконец, сообщает он. Ничего другого я и не ожидала, – ты не отделаешься одним заседанием!
– Кирилл Самсонов в своём репертуаре! – заговорившись, я пропускаю кто вышел из машины и куда пошёл. – На что ты надеешься? Я не изменю намерений.
– Горячка – твой бич! – с той стороны слышится стеклянный дзынь.
Уверена, он сидит сейчас на балконе, с любимым коньяком в пузатом бокале, в одних потёртых джинсах и с устремлённым в никуда взглядом. Пронзительный укол в сердце и я откидываю голову на стену, не позволяя слезам скатиться по щекам. Мы часто сидели так вместе – каждый в своём кресле или я на его коленях – и говорили, говорили, говорили… Всё начало рушиться ещё до Сашкиного рождения.
– Ты всегда была такой, – меньше всего мне нужна ностальгическая хрипотца в тихом голосе, – резкой и неуправляемой, но я вовремя тормозил твои порывы, – слёзы всё-таки прочерчивают две влажные дорожки по щекам, голосу я не доверяю. – Ты же моя пантера, Кир! Вся, от светлой макушки до ямки на ногте среднего пальца левой ноги!
– А Меркулова тогда кто? – шёпот маскирует слёзы. – Мне не нужны твои признания, знаю и так, что она не первая твоя подстилка, – вспомнив сцену в номере, я повышаю голос. – Но кто стал первой? Твоя Инночка подсуетилась, пока я полгода дохла от токсикоза и ещё три на сохранении? Или ты нашёл себе кого попроще? – я догадливо ахаю. – А может всё началось ещё тогда, со смазливой дочки Ивана Аркадьевича?
– Бред твоего воспалённого сознания! – жёстко отзывается он, но я словно сижу рядом и вижу как нервно Кирилл глотает коньяк, и как дёргается рука за пачкой сигарет, которой не было уже как три года.
– Значит, всё-таки дочка, – лучше бы я встретила Хоффмана на пару лет раньше. Розовые очки разбились, но раны от осколков ещё долго будут отравлять мне жизнь.
– Как ты узнала про Ли… Меркулову?
– Мир не без добрых людей, – оговорка впилась очередной длинной иглой в сердце. Самое время стравить Кирилла и Хоффмана, но я молчу, не в силах объяснить это даже себе.
– Тот сопляк… – с особым удовлетворением протягивает он, – побочная Ипатьевская ветвь, – и столько презрения в голосе, что я не могу удержаться.
– О чём ты?
– Так ты не в курсе с кем спишь? – тихий издевательский смешок действует не хуже пощёчины. – Хоффман – фамилия матери, по отцу щенок – Ипатьев.
– Ему двадцать восемь, – напоминаю я, забыв про слёзы.
Ипатьев… Что-то такое мелькает на границе сознания, но мысль не даётся в руки. Где же я это слышала?
– Спроси у любовничка, – Кирилл ловит волну, возвращая разговору нужный тон. – Под ним ты стонешь также громко, а, Кира?
– Самсонов, – я возвращаюсь в реальность, – ты предал меня! – в трубке стало тихо. – Выбросил на помойку моё достоинство и будущее нашей семьи. Наплевал на всё, что между нами было! – перед глазами экстаз Меркуловой и горечь в моих словах становится вязкой, ощутимой даже на том конце провода. – А я ведь хотела родить тебе ребёнка… – его судорожный вздох и мой жалящий ответ. – Как хорошо, Самсонов, что таблетки закончатся только завтра! Я скуплю все пачки в городе и больше не позволю никому залезть ко мне в душу! Спасибо, ты многому меня научил!
– Кира, – я словно наяву вижу, как он потерянно запускает руку в волосы, – прости меня, родная! – всего лишь шёпот, но я срываюсь и он слышит судорожный вздох. – Любимая, единственная моя, скажи, что ты хочешь и я всё сделаю! Переверну мир только бы ты меня простила! Жизнью клянусь, Кирёнок! Кир! Кира, ты плачешь?! – он видел мои слёзы лишь раз – когда умерла мама, и мне бы съязвить, уколоть больнее, но горло сдавливает спазмом и всё, что я могу – делать глубокие вдохи в попытках взять себя в руки. – Я сейчас приеду, слышишь, Кира? Умоляю, не плачь! Родная, я сдохну, но сделаю всё, чтобы ты была счастлива! Пожалуйста, потерпи всего пятнадцать минут! – его Вольво мог преодолеть ночной город за это время, но Кирилл ошибается.
Уже двое суток как он перестал быть частью моей жизни.
– Иди к демонам, Самсонов! – отчётливо выговариваю я и бросаю сотовый на стол, но предаться унынию просто не успеваю – трель непрекращающегося вызова ввинчивается в мозг.
Режим «Не беспокоить» оказывается очень кстати.
И я без сил сползаю по стене между стулом и батареей. Господи, когда это закончится? Когда воспоминания перестанут рвать душу? Я же выморозила их все. Разбила ледяные картины возможного счастья, безжалостно разодрав и выкинув из памяти портрет светловолосой девочки с серыми, как у папы, глазами. Дочери, которой у меня не будет.
Экран сотового продолжает светиться – Кирилл серьёзно надеется, что я возьму трубку? Сюда он не поедет. Ключей у него нет, дверь я не открою, а мучить дверной звонок он не станет, боясь разбудить сына. Но ничто не мешает ему встретить меня у института или ещё где-то, где я бываю регулярно по одним и тем же дням. Его секретарше прекрасно известно моё расписание. А, значит, все поездки сводятся к посещению Михаила Германовича и учёбы.
