вещи?
Я хочу ее?
Это глупость какая-то. Это чушь. Она невеста моего сына, и я даже не могу смотреть в ее сторону. Не могу, но смотрю, не должен касаться, но касаюсь. Столько нельзя и одновременно все можно.
Она не сразу соглашается на мое предложение поужинать в ресторане, но я ей не оставляю другого выбора.
Непонятный порыв поцеловать Майю… Черт! Куколке лучше на самом деле держаться от меня подальше.
В машине мы едем молча. Майя то и дело теребит в руках ремешок своей сумочки, демонстрируя свое недовольство и раздражение.
— Мой сын снял с карточки недавно не сильно, но немалую сумму денег. Ты действительно затопила соседку? — хочу услышать от нее, не наврал ли мой сыночек и действительно ли Майя затопила соседей, а не потребовала денег на что-то конкретно для себя.
— Я все верну ему. Я предупредила его об этом. Но он сам изъявил желание помочь. Я не умоляла.
— Ой-ой. Тише ты. Не заводись.
— Если это все вопросы, может я все же выйду из машины и мы никуда не поедем?
— Мы едем в ресторан и это не подлежит обсуждению, Майя.
— Когда Вы от меня отстанете?! Зачем собираете информацию обо мне?
— Кто знает, может ты мошенница? Я должен подготовиться.
— Очень смешно.
— Что случилось с твоими родителями, Майя?
— Их больше нет в живых. Простите, но я не хочу с вами это обсуждать.
— Ты же понимаешь, что если это не было несчастным случаем, значит, к их гибели кто-то причастен. Кем работал твой отец, Майя?
— Я не хочу с вами обсуждать, я уже все отметила! Остановите машину, откройте эту чертову дверцу и выпустите меня! — она как сумасшедшая начала дергать ручку, но не могла ничего сделать. Она на автоматике.
— Хорошо-хорошо, не будем обсуждать твое прошлое. Ладно. Успокойся только. Прекрати дергать ручку — оторвешь.
После моих слов она немного успокоилась. Немного, потому что истерика наступила через минуту. Пришлось остановиться, чтобы она пришла в себя.
— Вы… вы ничего не понимаете….Я…
Я видел и слышал, как ей было тяжело говорить. Подобные истерики женщин я раньше пресекал одним разом, ведь понимал, что в большинстве случаев это был лишь спектакль. Они искали таким образом возможность воздействовать на меня. У Майи же настоящая, неподдельная. Ее всю трясет, а по щекам катятся слезы.
Отстегнул ремень безопасности, чтобы немного приблизиться к Майе и успокоить, обнять, поцеловать.
Опять это не контролируемое желание.
— Тише — тише, крошка, — шепчу ей в губы, пока ласкаю рукой волосы.
— Не трогайте, не смейте, — вырывается у нее сквозь плач.
— Я тебя не обижу, тебе просто надо успокоиться.
А мне взять себя в руки, потому что единственный способ, которым я могу сейчас успокоить Майю, — это поцелуй с продолжением, а ей этого сейчас не нужно. Ей точно нет.
А мне?
Ласкаю ладонью мокрую от слез щеку, стараясь не касаться этих сладких и таких соблазнительных губ.
Но не могу. Оставляю легонький поцелуй, едва прикасаясь к ее.
А потом обхватываю ее затылок и просто трахаю своим языком этот вкусный секси рот.
Майя
Родителей я потеряла в шестнадцать лет. Да, именно потеряла. Мама отправилась с отцом в археологическую экспедицию и так и не вернулись. Было несколько версий их трагической гибели. Пещеру засыпало камнями и они просто не смогли выбраться. Также еще была одна версия — что они утонули. Две версии — но ни одна из них не была представлена общественности. Вообще об этом случае решили не слишком распространяться в СМИ. Их тела не были найдены, экспертиза не была проведена. И все уверены, что они давно мертвы, только я верю, что они живы. Надеюсь до последнего, что однажды утром проснусь и увижу рядом их — своих счастливых и влюбленных друг в друга родителей. Только этого не происходит уже более четырех лет. А у меня появилась третья версия — их убили. Страны третьего мира очень богаты ценными металлами, алмазами, нефтью. Что если отец узнал то, чего не должен был или же обнаружил?
Я обязательно полечу в Африку, обязательно узнаю правду, но не сейчас. Истерика нахлынула волной, и я не могу остановиться. Почему этот судья решил покопаться в моем прошлом? Зачем? Ах да. Не хочет, чтобы моя репутация была запятнана, ведь она должна быть идеальной, кристально-чистой.
Он меня успокаивает, целует, а я… Я отвечаю на этот поцелуй! Я сошла с ума!
Проклятье! Резко прихожу в себя и отвешиваю Евгению Николаевичу пощечину.
— Совсем сошла с ума? — держится за место удара.
— Это вы сошли с ума. Что вы себе позволяете?
— Приводил тебя в чувство. Это самый действенный способ.
— Залезть в мой рот своим языком?
— Как ты все опошлила, куколка. В народе это называется поцелуем.
— Я вам не куколка. И не смейте больше меня целовать. Мое прошлое, настоящее или будущее вас не касается. Простите, но я не желаю находиться с вами в одной машине, и уж тем более ужинать вместе. Будьте добры — отвезите меня домой или просто откройте дверь.
— Не много ли ты требуешь? — его голос был насквозь пропитан злостью.
— Не много. Ничего особенного. Все в пределах ваших возможностей.
— Тебе нужно выпить.
— Это вы решили? Второй способ борьбы с истерикой, который вы знаете?
— Я знаю и третий. Но он тебе совсем не понравится, — говорит и выжигает во мне дырку своим горящим взглядом.
— Понятия не имею и знать не хочу. Выпустите меня.
— Секс. Самый действенный метод. И успокаивает, и расслабляет одновременно. Два в одном.
Не спешит завершать наш диалог.
Для меня тема секса запретна, и уж тем более я не собираюсь ее обсуждать с Евгением Николаевичем.
— Вот и практикуйтесь на других. На мне не стоит. Я сама знаю, как справиться.
— Что-то я этого не заметил. Сразу слезы, дрожь. Ты принимаешь какие-то препараты?
О. Не хватало что бы он еще зачислил меня в список психически больных.
— Нет, ни психотропных, ни снотворных. В последнее время я хорошо сплю.
Да, я только год назад начала засыпать без лекарств назначенных моим врачом, но судье об этом знать не обязательно.
— Ладно, я тебя услышал. Ужин отменяется, я так понимаю?
— Совершенно верно. Вы умный человек, Евгений Николаевич. Почему до вас это не дошло с первого раза?
— Прекрати со мной так разговаривать! Я тебе не мальчик!
— Вы не мальчик, давненько уже. Только чего пристали к молодой девушке?
— Ты меня сейчас разозлишь! Ты нарываешься,
