коробку, налюбовавшись вдосталь делом своих обветренных рук. На столе разрывается телефон.
– Венера, зайди ко мне, – голос Вазгена меня бесит сегодня даже больше чем вчера. – Срочно.
– Я за кофе собиралась. У меня еще три пациента по записи, две кожных пробы и обеденный перерыв. Потом загляну. Я не соскучилась.
– Я сказал, что это срочно, – рычит женишок. Да что он там возомнил себе? Думал, купил меня подарками, и я спелой грушей к его копытам свалюсь? Ну ладно, срочно, так срочно. Сам напросился.
– Может не надо? – бедная Наташа. У нее все в жизни размерено и спокойно: дом, семья, работа. Она не просыпается голой в кровати с пациентом венеролога, не застает жениха в кровати со шлюшкой, не лазит по пожарным лестницам. Ей скучно. И я ей до чертиков завидую.
До кабинета зав. отделения всего пол коридора. Но это расстояние кажется мне «Зеленой милей». Пустой живот урчит зло, как голодный цепной пес, его не обманула чашка кофе. Да я и сама скоро начну бросаться на людей. Вот почему так? Почему именно мне всегда попадаются подонки и мудаки? Почему все мои подруги давно перестали мне быть подругами. У нас нет с ними общих тем, точек соприкосновения. Все их разговоры вертятся вокруг того, как покакал их малыш, и как «обкакался» в очередной раз их муж, подарив не сумку от Луи Вуитон на восьмое марта, а соковыжималку. Муж. У них он хотя бы есть. И я, черт возьми себя жалею сейчас. Потому что мне всего этого не светит, ни в ближайшей перспективе, ни в долгосрочной.
Толкаю знакомую дверь, не постучав.
– Вызывали? – Вазген поднимается мне навстречу. Как всегда, брутален и собран. – Только быстро, Вазген Арменакович. Если вы по поводу вчерашнего, то мне плевать.
– Венера Карловна… – ого, какой официоз. Надо же. Только глаза у него странно бегают. И щека дергается. А я ничего вокруг не вижу, кроме его блудливой морды. И даже не злость во мне кипит, а лава из ярости и обиды. – Наши с вами личные взаимоотношения мы выясним вне стен лечебного учреждения.
– Правда? И ты поэтому мне сегодня приволок веник и вонючку в кабинет? Не пришел сам, не извинился. Не умолял меня простить. А просто решил откупиться. Козел ты, Вася…
– Венера, угомонись, – рычит начальник. Куда там, меня несет по кочкам, как горячую абиссинскую кобылу цвета «изабелла». – На тебя жалоба поступила. Я тебя вызвал.
– Ах ты… Мстишь? Мелко так? За свой косяк? Знаешь на чем я вертела жалобу какого то хмыря с капелью и тебя?
– Ты… Ах ты. Ты понимаешь, что я тебя… по статье… Пробкой, – довела таки красавца. Только дым не идет у него из ноздрей. Господи, я чуть было не согласилась выйти за него замуж.
– Руки, – рычу я, коробка в руках становится неподъемной. Выворачиваюсь из захвата сильных рук и со всей силы бросаю чертов «романтик» в голову этого наглого бабуина.
– Браво. Вот это я понимаю. Теплые дружеские отношения в коллективе, – слышу я насмешливый голос несущийся из недр кабинета зав. отделения, куда я даже не посмотрела, увлекшись местью. Голос и злопки. Он рукоплещет, что ли? Милосский, какого… – Класс. Не зря я приехал. Так жэто ваш жених, Венера Карловна? Вы рассказали ему уже, что сегодня ночью…
– Ты… Ты… – аж задыхаюсь от ярости. Жаль, что большую часть я выплеснула на Вазгена, который вертится на месте сейчас, по новой традиции, трет глаза. Черт, духи… Похож мой женишок теперь на купидона, весь в подвявших розовых лепестках, в шевелюре осколок флакона, балахон белый, как крылья развевается. Лук бы ему в лапу, и сходство было бы полным.
– Да, тот самый хмырь. На чем ты меня вертела, кстати? Я же обещал, что накатаю телегу, – хмыкает чертов мерзавец., глядя мне прямо в глаза. – И еще, я не люблю, когда меня заставляют ждать. Я сидел у подъезда сорок минут. Потом имел разговор с бабкой. Которая сказала, что вы ведьма и улетели на «пулесосе». Жаль я не видел.
– Чего тебе от меня надо?
– Справедливости. Ты мне должна. Я очень не люблю, когда меня кидают, – морщится мой чертов пациент. Кривит свои чертовы губы. Смотрит своими чертовыми глазами. Ненавижу. Я его ненавижу. А еще у меня от чего-то слабнут ноги. Наверное, похмелье все еще ломает организм. А этот хмырь свеж и похож на модель из журнала. – А из-за тебя я опоздал на важную сделку.
– Мы все еще на вы, – хриплю я.
– Правда? Об этом ты ночью не вспоминала, – ухмыляется он и идет к выходу. – Глаза промой жениху, коновалша. Ты же его очень любишь. И вас ждет семейный ужин. Хотя, наверное, лучше ослепнуть, чем жить с тобой, Ведьмера. Рычт он конечно, страшно. Если в койке так же, сочувствую. Хотя, вы стоите друг друга.
– Да пошел ты, чтоб я тебя не видела больше никогда. Провались пропадом, – выдыхаю я в захлопнувшуюся дверь.
Матвей Милосский
Ну, вообще-то я не телегу на Ведьмеру катать приехал в больничку. Цветы купил, как полный придурок. Дурацкие ромашки, хотя розы хотел. Но в магазинах этого чертова города розы были только бордовые. Траурные. Ей совсем не подходящие. Хотя, ей и ромашки то так-себе. Этой ведьме чертополох был бы идеальным подношением. А потом увидел, как в кабинет входит чертов горбоносый хмырь с букетом и пакетом подарочным в руке. И слетел с катушек. Точнее, с катушек я слетел раньше, когда согласился пить коньяк с бешеной венерологшей. А сейчас я просто бросил мерзкие белые гадательные цветы в урну, не понимая, что меня так сжирает изнутри, и снова стал собой. Какого хера я вообще делаю в этой богадельне? Меня ждет контракт, после которого я вольным соколом вернусь домой, к привычной жизни, к силиконовой постельной грелке Динке, к роскошной ресторанной жратве, к чертовому одиночеству в компании «друзей», которые испарятся сразу, случись со мной что-то неприятное. Но это мой мир, я сам его таким создал, потому что мне не нужны привязанности и вообще, мне не нужен никто.
– Эй, а ну постой, – слышу я дрожащий голос чертовой бабы, который бьет меня в спину так, что дух вышибает.
– Эй? Это ты мне? На эй, зовут лошадей, вообще-то, – ухмыляясь поворачиваюсь к источнику звука. Она о вправду что ли на метле летает? Стоит прямо напротив меня, мечет глазами молнии, задрав голову. Мелкий боевой воробей. – Слушай, а ты правда своего жениха любишь?
– Я не очень то и ошиблась, значит. Ты то конь. И тебя не касается моя любовь к суженому, – шипит Венера, сжав крошечные кулачки. Ноздри раздувает, так, что вот-вот они у нее лопнут от злости. Зря я остановился. Надо было не оглядываясь уносить ноги.
– Это точно. Но. Позволю себе заметить, что так не просят прощения у любимых. Кстати, розы он тебе принес поганые. Протокольные розы.
– Духи тоже фаршмак, – хмыкает это исчадье. – Кстати, меня уволили, благодаря твоей телеге. Можешь радоваться, великий и ужасный «ах такой человек». Ты же приехал сюда. Чтобы меня унизить? У тебя отлично вышло.
– Я приехал сюда, чтобы… – замолкаю на полуслове. А что сказать? Что я приехал, чтобы посмотреть на придурка, который изменил самой невообразимой на свете бабе? И что ромашки дешманские приволок, как додик дискотечный, которые теперь валяются в мусорке все измятые. Что я должен был ей сказать? Что я чуть не скончался от восторга, когда она уделала своего любимого? Что? Я сам не знаю даже.
– Ты знаешь мой тебе посыл. Иди ты на хер, – она молча разворачивается, а я смотрю ей вслед и думаю, что торт из Парижу и астры, скорее всего отправятся следом за чертовыми ромашками. А я снова отвалю годовой бюджет какого-нибудь мелкого африканского государства, своему психологу и навсегда забуду как страшный сон эти два дня и ночь. Но сначала… Финальный аккорд, потом подписание
