причина.
— Это не так. Почему ты потом улыбнулась?
— У меня был тревожный подростковый момент, когда я подумала: " Эй, может быть, мир был бы лучше без меня". Затем я подняла глаза и попросила знак, чтобы показать мне, что я как-то важна и что мое существование имеет значение. Это могло быть что угодно, лишь бы я это почувствовала. Именно тогда лист упал мне на нос, и по какой-то причине у меня так закружилась голова. Скучно, я знаю. Я разрушила твой образ этого воспоминания”
Себастьян хватает меня за руку и тянет вниз, так что моя голова оказывается на его мускулистом бедре. Он приглушенно вздрагивает, и даже в темноте я могу представить, как глубоко между его бровями залегла морщинка.
Его тонкие пальцы перебирают мои волосы, нежно поглаживая. Мне нужны все силы, чтобы не застонать, и вместо этого я пытаюсь встать, чтобы не причинить ему боль.
Себастьян кладет стальную руку мне на верхнюю часть груди, запрещая двигаться. — Ты ничего не испортила. Ты только усилила его, и знаешь, что это значит? Ты застряла со мной, детка.
Мне снова хочется заплакать, но я шмыгаю носом, чтобы не превратиться в плаксу. Мне нужно сохранить репутацию, черт возьми. — Я все еще не простила тебя.
— Даже когда я умираю?
— Ты не умираешь! — мой голос срывается. — Мы выберемся отсюда.
— Шучу. Я всего лишь пытался сыграть на твоем сочувствии.
— Больше так не делай, — мои пальцы впиваются в его штаны, и я изо всех сил пытаюсь выкинуть из головы образ его умирающего.
Эта мысль душит меня.
Это перехватывает мое дыхание и оставляет меня с запутанными, хаотичными мыслями.
— Я просто играю с тобой, Цундэрэ, — его голос становится тише, и это почти успокаивает, несмотря на оттенок боли. — Я бы не оставил тебя одну после того, как прождал три года.
— Ты… ждал?
— Я думаю, что да.
— Чего ты ждал?
— Я не знаю. Может быть, возможность.
Я усмехаюсь. — Ты мог бы использовать свою собственную возможность, не дожидаясь ставки Рейны.
— В этом-то и проблема. Я не знал, что мне нужно сделать ход, пока этот ублюдок Джош чуть не забрал тебя. Угрозы заставили меня принять меры.
— У Джоша не было бы ни единого шанса. Высокомерные футболисты не в моем вкусе.
— Кроме меня?
— Я никогда этого не говорила.
— Тебе и не нужно, Цундэрэ. Я наблюдал за тобой достаточно долго, чтобы распознать твое горячее и холодное отношение.
Я прикусываю нижнюю губу и глубоко вдыхаю, втягивая в себя его запах, смешанный с кровью и чем-то еще. — Не могу поверить, что ты следил за мной три года, а я ничего не заметила.
— Я весьма хорош. Кроме того, ты, как правило, не замечаешь того, что тебя окружает, особенно когда на тебе наушники.
— Но не ты, — бормочу я. — Видишь ли, я тоже наблюдала за тобой.
— Ты что?
Я киваю на его бедре. — С первого дня, как я пришла в школу. Ты, наверное, этого не помнишь, но я помню. Чётко.
Он замолкает на мгновение, и я слышу только гортанные звуки его дыхания в темной тишине. Это навязчивый и оборванный звук, явный признак того, что он нуждается в помощи, и не важно, насколько сильно мы обманываем себя, веря, что с нами все будет в порядке, скорее всего, это не так.
Я резко втягиваю воздух и решаю оставаться здесь и сейчас, даже если это только временно.
Настоящее — это все, что у нас есть.
— Это было в мой первый день в старшей школе Блэквуд. В очередной раз я разозлилась на то, как мама постоянно переезжала из одного города в другой. Не то чтобы я любила Сан-Франциско, но так долго чувствовала себя там как дома. И ни с того ни с сего мама сказала мне, что купила дом в каком-то городке, полном богатых людей. Мы и раньше жили в маленьких городках, и я ненавидела их все. Люди в тех местах были в основном расистами, узколобыми придурками, но маме, похоже, было все равно.
— Я не поверила ей, когда она сказала, что в этот раз все будет по-другому. Она то и дело напевала разные мелодии о богатстве города, или о том, что уровень преступности в Блэквуде близок к нулю, или о том, что его жители самые добрые. Но она забыла крошечную деталь о том, что я буду переводным студентом в середине последнего года обучения, а они всегда обречены на отказ.
— Я пропустила экскурсию, которую директор специально забронировал для нас с мамой, потому что мы прибыли в город в последнюю секунду. Вдобавок к тому, что я была новым лицом в середине года, я совершенно не знала, как добраться до школы Блэквуд, и, что еще хуже, шел дождь. GPS привел меня на вершину холма, а затем стал таким странным, что я не могла сказать, слева или справа расположена школа. Поэтому я остановила машину на обочине возле футбольного поля и вышла, предполагая, что это школьное поле. Но я не могла найти никого, кто направил бы меня в эту дурацкую школу. Я думала, что мой первый день с самого начала был обречен на провал.
— Но когда я возвращалась к своей машине, кто-то похлопал меня по плечу и указал направо, даже не глядя на меня. Он бежал под проливным дождем, и у него были наушники, поэтому он не услышал меня, когда я поблагодарила его. Он не заметил, что я стояла там, смотрела и думала, что, может быть, этот город будет не таким плохим, как другие, — я сглатываю ком, который образовался у меня в горле. — Этим кем-то был ты. Это было случайным проявлением сострадания, но для новичка в городе, который никого не знал и ничего не знал, это значило гораздо больше, чем ты думаешь.
Он молчит секунду, и если бы не неровный ритм его дыхания, я бы подумала, что он заснул или что-то в этом роде.
— Ты, наверное, даже не помнишь тот момент, — выпаливаю я. — Но… ты знаешь, почему ты это сделал?
— Сделал что?
— Указал незнакомцу правильное направление. Тебе не хватает сочувствия, поэтому ты не должен был останавливаться, чтобы помочь.
— Я не остановился, чтобы помочь.
— Ты похлопал меня по плечу и помог.
— Наверное, я что-то в тебе разглядел.
— Например, что?
— Я не знаю. Точно так же, как я не знаю, почему я остановился и уставился на тебя в тот день. Может быть, все это привело к
