что ли?
— Как я уже говорил, я родной дядя Ники, и это документально легко подтвердить, а вот твое отцовство документально подтвердить невозможно. Насколько я знаю, ее ты не признал.
— Ты не признал дочь? — в шоке смотрит на него его же жена.
Пока они начинают препираться, возвращаюсь в палату к девочке. Мне очень жаль, что все так вышло и мне пришлось узнать о ее существовании только сейчас. Общение с матерью и сестрой я прекратил давно, больше десяти лет назад. Что одна, что вторая, очень уж стоят друг друга, но когда мать вчера позвонила, не ответить не мог. Все же надо отдать ей должное. По пустякам она никогда не звонила. Если бы звонила, я бы вчера вряд ли ответил и узнал о племяннице.
Как только захожу в палату, девочка смотрит на меня таким же затравленным и испуганным взглядом, как когда я сообщил ей, что заберу ее отсюда и что являюсь ее дядей. Она мне явно верить не спешила, что, наверное, и очень хорошо, но в сложившейся ситуации доставляло проблем, потому что это означало, что придется звонить матери и просить ее приехать. Возможно, Ника доверится бабушке. Жила же она как-то с ней все это время. Это еще один повод для злости, но я не позволяю себе нервничать при ребенке.
Стараюсь улыбаться и быть дружелюбным, но с моей рожей понимаю, что, наверное, произвожу обратное впечатление. Уж слишком давно я не скалился так кому-то.
— Я позвоню твоей бабушке и попрошу ее приехать, ладно? — сдаюсь, когда ни на какие мои уговоры Ника не реагирует.
А вот при упоминании бабушки активно кивает. Судя по всему, папу она тоже не знает, но оно и неудивительно. Он ее не признал, не помогал, насколько я понял.
Достаю телефон, чтобы набрать мать, но в этот момент в палату входит та самая жена непутевого папаши. Решительно так заходит, как на сражение. Бросаю мимолетный взгляд на Нику. При виде женщины она немного расслабляется и даже чуть отодвигается от стены. Может, мужчин только боится? Неожиданная догадка вынуждает сцепить челюсти. Может, ее бил кто-то из сожителей матери или бабушки? Если так, то я не знаю, что с ними сделаю.
— Простите, — тихо говорит женщина. — Я понимаю, что вы вольны не разрешать мне, но я бы хотела убедиться, что родимое пятно такое, каким я его вчера увидела. Понимаете, для меня это очень важно. Ника, она… родилась тогда же, когда и моя дочь, и я не верю в такие совпадения, — она шепчет, видимо, чтобы ее слова услышал только я.
Я мало что смыслю в этих делах, но одинаковые родимые пятна, наверное, не признак генетического родства? Во всяком случае, не понимаю, с чего эта женщина вообще взяла, что ребенок может быть ее? На сумасшедшую не похожа. Разве что совсем чуть-чуть и только в моменты, когда смотрит на Нику. Ей словно… больно смотреть на девочку. А так женщина вполне красивая, в моем вкусе. Познакомься мы при других обстоятельствах, я бы точно обратил на нее внимание.
— Сомневаюсь, что вы сможете убедить Нику показать вам пятно, но если сможете — дерзайте.
Машу рукой в сторону племянницы и поднимаюсь со стула, решая все-таки позвонить матери. Отхожу чуть подальше от кушетки, слушаю длинные гудки и удивляюсь, замечая, как Ника вкладывает свою маленькую ладошку в женскую и поднимается на ноги.
Бросив взгляд на телефон, сбрасываю звонок. Возможно, и не придется просить мать. Может, обойдемся малой кровью? Я договорюсь с женщиной на генетический тест, а она поможет мне с Никой. Только придется куда-то деть недоделанного папашу. Если дочь он, может, и отдаст, ведь все равно ею не интересовался, то вот жену — вряд ли.
— Что, испугалась большого грозного дядьку? — спрашиваю у Ники максимально спокойным тоном.
Девочка нехотя кивает и посматривает в сторону мужчины опасливо. Ее можно понять. Она его не знает, не видела никогда в жизни. А он, мягко скажем, не внушает доверия с первого взгляда. А маленьких детей так и вовсе может повергнуть в шок. Ростом и взглядом как минимум. А еще тон у него такой… у меня от него холодный пот стекает по спине, и отчего-то хочется так же, как и Нике, забиться в угол.
Он ведь даже имени своего не назвал, но за дверь нас с Назаром выставил, решив, что имеет на это полное право.
— А он точно мой дядя? — спрашивает Ника тихо-тихо.
— Я обязательно это выясню, — обещаю ей и протягиваю руку, чтобы отлепить девочку от стены.
Даже в такой классной больнице стены наверняка холодные, а ей теперь к истощению не хватает еще и заболеть. Она вкладывает свою тоненькую ладошку в мою и медленно перебирается на кровать. Помогаю ей. Пристраиваю подушку за ее спиной, укутываю в одеяло.
— Ты ела?
Упрямо мотает головой. Вижу я, что не ела, по нетронутой тарелке с кашей.
Я гоню от себя мысли о том, что ДНК-тест показал отрицательный результат. Потому что на его основании я сейчас должна ненавидеть эту маленькую девочку всеми фибрами души. Но почему-то ненависти нет. А вот желание о ней позаботиться присутствует.
— Не нравится каша?
— Угу.
— Попросить что-то другое?
— А можно? — ее глазки оживают, взгляд загорается надеждой.
— Я узнаю.
— Вы куда? — слышу неожиданный вопрос от мужчины.
Пока мы с Никой разговаривали, он, оказывается, подошел ближе. И судя по тому, как он загораживает мне выход, отпускать из палаты он меня не намерен.
— Узнаю у медсестер, есть ли что-то другое на завтрак. Постарайтесь не загнать ребенка в угол снова.
Его взгляд темнеет, челюсти напрягаются. Жду, что пошлет меня куда подальше, но он неожиданно отходит, позволяя мне выйти.
В коридоре сталкиваюсь с Назаром, нервно расхаживающим туда-сюда.
— Ты все? — тут же идет ко мне.
— Нет, не все.
— Не посмотрела родинку?!
— Нет.
— Мы уходим? — спрашивает с такой надеждой, что я вынужденно останавливаюсь.
— Ты можешь идти. Я тебя не задерживаю.
— А ты?
— А у меня есть дела.
Молчит. Нахожу свободную медсестру. Спрашиваю о завтраке. Оказывается, есть еще сырники и панкейки. Прошу и то, и то, а потому приходится доплатить за дополнительную порцию. Провожу оплату со
