Но вот в понедельник утром, ровно в девять, он позвонил.
Я думала, что больше никогда не услышу твой голос.
Я не настолько глуп.
Но ты был так зол.
Да, я разозлился. Но не на тебя.
И все-таки не позвонил. Я начала беспокоиться.
Мне нужно было успокоиться. Да и уик-энд дома прошел с осложнениями. Чарли слег с высокой температурой…
О боже! Ему лучше?
Да. Пришлось вызвать на дом педиатра. В общем, какая-то вирусная инфекция. Но в пятницу мы не спали всю ночь. Потом в субботу, за завтраком, Дороти вдруг расплакалась. Я спросил, в чем дело, но она так и не сказала. Конечно, я знал причину. Но когда я попытался вызвать ее на откровенность, она совсем замкнулась. Тогда я прямо спросил: «Ты хочешь, чтобы я ушел?» И истерика сразу прекратилась. Но злая она была, как черт.
«Для тебя это было бы лучшим вариантом, не так ли?» — сказала она.
«Нет, — ответил я, — ты ошибаешься».
«Не знаю, смогу ли я выдержать все это». С этими словами она бросилась в спальню. Я решил, что лучше оставить ее одну. Вскоре она вышла, одетая, накрашенная, с виду совершенно спокойная. Поцеловала меня, попросила прощения за эту вспышку и сказала, что, раз уж мы вынуждены сидеть дома с Чарли, она сходит в нашу местную закусочную и купит что-нибудь вкусное для ланча. Ее не было около получаса. Когда она вернулась, у нее было такое настроение, как будто ничего и не случилось. Мы сели за стол, поели, у Чарли спала температура, мы посмотрели телевизор… в общем, дружная, счастливая семья. Уик-энд закончился мирно. Сегодня утром я собрал свой чемодан и сказал ей, что уезжаю до вечера четверга. Она поцеловала меня на прощание и весело попросила: «Не забывай звонить». Знаешь, Сара, никогда в жизни я не чувствовал себя таким подлецом.
Тогда давай покончим с этим, Джек.
Ты ведь этого не хочешь, правда?
Конечно нет, — сказала я. — А ты?
Больше всего на свете я хочу быть с тобой. Если бы я не знал, что ты у меня есть, я и дня не смог бы прожить. Извини… я, кажется, становлюсь похожим на сентиментального идиота.
Меня это совершенно не смущает. Продолжай в том же духе.
Сегодня я получил сюрприз от твоего брата.
Что?
Я была потрясена.
Утром, когда я пришел в офис, меня дожидался красивый подарочный пакет с письмом Хочешь послушать, что он написал?
Конечно.
Коротко и мило: «Дорогой Джек, я вел себя, как ребенок. Пьяный ребенок. Мне нет прощения. Иногда мы творим очевидные глупости. Моя выходка была худшей из них. Я знаю, как любит тебя моя сестра. Я никогда не позволю себе обидеть ее намеренно, но знаю, что в пятницу заставил ее страдать, и мне очень стыдно. Мне стыдно и за то, что я отнесся к тебе с таким презрением. Если ты не захочешь простить мне эту выходку, я не буду винить тебя. Всё, что я могу сказать в свое оправдание: я был неправ. И раскаиваюсь в этом».
А еще он добавил постскриптум: «Это та самая бутылка шампанского, которую я собирался распить с тобой в пятницу. Надеюсь, вы с Сарой выпьете ее за ваше счастье». Должен сказать, что я был тронут. И отослал ему ответ: «Спасибо за шипучку. Зла не держу. Джек». Как ты думаешь, этого достаточно?
Думаю, вполне, — ответила я. — Спасибо тебе.
За что?
За то, что умеешь прощать. Иногда это дается так тяжело.
Я люблю тебя, Сара.
Я тебя тоже, Джек. Мы увидимся сегодня?
Ну не пить же мне шампанское в одиночку.
С этого момента между моим братом и Джеком установилось entente cordiale. Хотя они практически не встречались, каждый из них расспрашивал меня, как дела у другого. Джек был преданньм поклонником шоу Марти Маннинга и обязательно посылал Эрику открытку, если ему особенно понравился тот или иной скетч, На очередной день рождения Джека Эрик прислал ему в подарок красивую ручку «паркер».
Конечно, я была счастлива оттого, что Эрик и Джек помирились. Ведь, честно говоря, они были полными противоположностями, с полярными взглядами на мир. Я знала, что на самом деле они недолюбливают друг друга, но после инцидента в «Сент-Моритце» они оба стали избегать при мне острых комментариев в адрес друг друга. Возможно, поняли, что глупо сражаться за мою благосклонность, ведь это мужское соперничество разрушительно. Как бы то ни было, мне вовсе не хотелось выбирать между ними — этот выбор мог бы стать губительным для каждого из нас. Как я сказала Эрику под впечатлением от его извинений, принесенных Джеку:
Пойми, ведь это не конкурс популярности. Ты — мой обожаемый брат. Он — мой обожаемый мужчина. Если бы не я, вы вообще могли никогда не пересечься.
Да уж, — сказал Эрик, — тебя бы стоило призвать к ответу.
Я знаю, знаю. И прекрасно понимаю, почему у вас такие разные взгляды на…
На всё.
Ты прав. Он — до мозга костей республиканец, поклонник Эйзенхауэра, ты — либерал-демократ. Ты — человек шоу-бизнеса, он работает на компанию. Ты атеист, он до сих пор убежденный католик.
Не говоря уже о том, что строгий приверженец седьмой заповеди.
Может, хватит, а? Утомил своими остротами.
Извини.
Прошу тебя, Эрик, не превращай Джека в яблоко раздора; между нами. Это кончится плохо.
Всё, умолкаю.
К его чести надо сказать, что он сдержал слово и больше не прохаживался насчет моральных устоев Джека. Впрочем, и Джек не злословил о моем брате. Да и жена Джека больше не устраивала сцен (или, по крайней мере, мне о них не рассказывали). В лучших традициях пятидесятых, мы все просто закрыли глаза на щекотливую проблему. В те времена старались избегать откровенных дискуссий на потенциально болезненные темы. Не грузить себя чрезмерным анализом. Безопаснее было промолчать — и смиренно принять тот факт, что не все в нашей власти.
В общем, установился некий статус-кво. Я встречалась с братом по выходным. С Джеком мы были вместе на неделе. Его жена никогда не спрашивала обо мне. Я никогда не запрещала Джеку говорить о семье. Все было очень цивилизованно, очень вежливо, очень разумно. И еще я обрела надежного союзника — в лице Мег, сестры Джека.
После сцены в «Сент-Моритце» я очень сомневалась, стоит ли же знакомиться с Мег, опасаясь того, что она может невзлюбить меня с первого взгляда или просто не одобрит моего присутствия в жизни ее брата. У Джека, казалось, тоже не было особого желания признаваться во всем сестре.
Мне нужно выбрать подходящий момент, — сказал он. И я, хотя знала, что кроется за этими словами (я до смерти боюсь ее реакции), заверила его в том, что не стоит торопиться со знакомством.
Поэтому для меня было настоящим сюрпризом, когда однажды, июньским утром, в моей квартире раздался телефонный звонок, и в трубке прозвучал нахальный, резкий голос:
